Часть 5 (1/1)

Холод тонких простыней и слабый треск задувающего ветра сопровождали его на протяжение последних часов. Как быстро приятный морозец и тихий шорох утреннего ветерка превратились во что-то пугающее и отталкивающее. Никогда чувство одиночества и отстраненности от окружающего мира не чувствовалось так сильно, как сейчас. Не было ни сил, ни желания для какого-либо рода физической активности, а мысль о любом социальном взаимодействии наводила на него парализующий ужас. Складывалось ощущение, будто кто-то продолжает удерживать впивающиеся в кожу пальцы прямо над гортанью, не давая возможности сделать полноценный вдох.Тайн чувствовал, как медленно, но верно задыхается. И, может быть, отчаяние не ощущалось бы так остро, находясь он в кругу друзей; вот только каждый раз, когда в голове мелькала мысль о том, чтобы окружить себя любящими людьми, по коже проходилась нервная дрожь. Как он может быть теперь уверен в том, что им не плевать на него?Как, не чувствуя вины, он может просить их присутствия без каких-либо объяснений? Как, видя непонимающие и растерянные взгляды, он должен не ощущать себя эгоистом и лжецом?Прокручивая в голове одни и те же вопросы, Тайн не мог отделаться от чувства, что блуждает кругами. Так, словно в попытке одернуть самого себя, он невольно тянет за ткань футболки на своей же спине, и, не в силах заставить себя остановиться, наблюдает за тем, как его тело с каждым разом все сильнее ударяется о землю. Потому что, несмотря на тоску, сковавшую все его существо, чужое присутствие, способное вытащить его из бредовых мыслей, казалось гораздо страшнее всепоглощающего одиночества. Потому что одиночество, забиравшее остатки его сил, не задавало лишних вопросов и, может быть, именно в этом заключалась вся его прелесть. Цена, которую он отдавал за полную тишину, казалась грошами в сравнении с тем непомерным долгом в лице чужих растерянных взглядов, который пришлось бы выплачивать долгие месяцы.В этом отношении, он был бедняком, не имевшим ни копейки за плечами.Но самое отвратительное во всей этой ситуации было даже не то, что он предпочел отстраненность своим друзьям, а то, что те люди, которые стали чуть ли не братьями в его глазах, даже не входили в число тех, чье тепло хотелось бы ощутить под боком. На самом деле, те люди, в кругу которых он ощущал полную безопасность, хотелось видеть меньше всего. Он попросту не мог сбросить свое бремя на других, зная, как невыносимо нести его в одиночку.И, может быть, именно в желании уберечь близких от своих проблем скрывалась главная причина его потребности увидеть того самого мальчишку, показавшего ему все те вещи, которые он усердно старался не замечать. Тайн не знал, что именно руководило его мотивами. Он не имел ни малейшего понятия, заключалась ли главная причина его безумного желания в попытке защитить своих друзей от самого себя, или же все было гораздо проще и сводилось к его нездоровой необходимости узнать правду. Потому что, несмотря на все его благодетельные побуждения, Дэй был тем самым одиночеством, которое позволило ему раскрыть глаза и увидеть картину полностью. И та цена, которую он заплатил, уже не казалась непомерно высокой для него.Тайн устало трет глаза все еще грязными руками, слабо ощущая запах земли и свежей травы от своих пальцев. И, даже видя темные пятна на оцарапанных корой сухого дерева ладонях, он не думает о том, чтобы сделать пару лишних движений и, дотянувшись до стоящего в паре сантиметров от его головы антисептика, обеззаразить разодранную кожу. Обессиленное тело, еле-еле дошедшее поздним вечером до своей комнаты, смогло лишь стянуть с себя заляпанный свитер, закинув его под кровать, и тонкой тканью пододеяльника содрать с кожи своего лица засохшие разводы. И, несмотря на всю ту грязь, что Тайн чувствовал на протяжении всего процесса раздражения своей кожи, сил на то, чтобы элементарно умыться, попросту не было.Все казалось таким безликим и неважным на фоне той истины, разрушившей все его жизненные аксиомы, что страх подцепить сепсис явно перекрывался всем тем ужасом чужого лицемерия и лжи, сопровождавшим его последние годы.Он был так слеп, так зациклен на самом себе, что ничего больше не имело значения. Даже тихий скрип открывающейся двери, сопровождающийся шорохом целлофана, был им проигнорирован. И, может быть, если бы не уверенное касание ладони, то он так и не заметил бы чужого присутствия.- Эй, - голос за спиной звучит неуверенно и отрешенно, и это именно то, что Тайн изо всех сил желал избежать, - Тайн?Он сдавленно выдыхает, стараясь уйти от чужих прикосновений, и чуть сдвигается в сторону, отстраняясь от тяжелой руки.Сарават, замечая, как тот сторонится его касаний, обиженно щурится и ставит тяжелый пакет рядом с кроватью. Что же, видимо, эта девушка действительно сильно задела его, думает Сарават и неуверенно мнется на месте, думая, что сказать, чтобы не сделать все еще хуже.Вот только ничего не идет ему в голову, кроме эгоистичных мыслей, вроде ?мне тоже нелегко? или ?в мире существуют проблемы и посерьезнее?. Он точно понимал, скажи он хоть что-то из этого, доверие будет разрушено, и он ни за что не сможет докопаться до сути. - Все было действительно так плохо?Не надеясь услышать ответ на вопрос, Сарават удивленно наблюдает за встрепенувшимся Тайном, резко дернувшим голову в его направлении. Он на подсознательном уровне замечает нездорово бледные щеки и растрепанный вид.- Он рассказал тебе?Сарават продолжает пораженно наблюдать за болезненным видом юноши, с удивлением отмечая дикий взгляд покрасневших глаз, бегающий по его лицу, и хриплый голос, режущий слух.Становилось откровенно некомфортно.- В общих чертах, - неопределенно пожимая плечами, говорит Сарават и неловко кашляет под тяжелым взглядом.Тайн, зависнув в неудобной позе, выглядит устрашающе и напугано одновременно, и Сарават не имеет ни малейшего понятия, как тому это удается. - И что ты думаешь об этом? - Что я думаю? – Тайн неуверенно кивает, напрягая сухожилия на шее сильнее.Под испытывающим взглядом Сарават неудобно потирает затылок, обдумывая, как правильно выразить свои мысли. Разумеется, он считал, что отказ очередной девушки не заслуживает того, чтобы доводить Тайна до такого состояния. На самом деле, в глубине души он отчетливо понимал, что ничего, не касающееся непосредственно его самого, не должно так сильно ранить чувства этого парня.Эта мысль была чертовски нездоровой, но он хотел быть единственным, кто мог бы доводить Тайна до такого состояния, чтобы тот был полностью разбит. И понимание того, что существует кто-то еще, кроме него самого, кто был способен ранить юношу также сильно, вызывало в нем гнев и необоснованную ревность.- Не думаю, что это стоит таких переживаний.Взгляд Тайна будто гаснет, и вся та опасность, поблескивающая в его глазах, исчезает, оставляя после себя полное безразличие, заставляющее Саравата всерьез заволноваться. Тайн вновь отворачивается от него, и это будто физическое олицетворение окончания их недолгого разговора, та самая точка, которой он подвел итоги. - Я имел в виду, что все не может быть так серьезно, чтобы тебе было так плохо. – Говорит Сарават впопыхах, стараясь оттянуть тот момент, когда его насильно выставят за дверь. – Черт, ты не должен так драматизировать из-за какого-то отказа!Он отчаянно пытается вывести лежащего юношу хоть на какие-нибудь эмоции, хоть что-то, что могло бы разрушить стену безразличия, вот только тот продолжает упорно молчать, вслушиваясь во все то, что разрушает былую тишину.Сарават злится, видя, как его слова не вызывает какой-либо реакции, и уже тянет руку, чтобы дернуть за чужое плечо и взглянуть в опустошенное лицо. Вот только протянутая ладонь замирает в паре сантиметров от одеяла и не может грубо одернуть чужое предплечье.Сарават тяжело выдыхает и склоняет голову, будто извиняясь за резкий порыв, который он выплеснул на Тайна. - Черт, Тайн. – Не в силах устоять на ногах, он опускается и, опираясь о колени, укладывает щеку поверх одеяла, всматриваясь в чужую спину. – Просто скажи мне, что не так. И если до этого он испытывал злость из-за чужого безразличия и холода, то теперь складывалось впечатление, будто тот страх и отчужденность Тайна медленно, но верно, передавались ему. Та ревность, что заслонила все его мысли, сменилась всепоглощающей болью из-за укутанного тонким одеялом юноши, мелко подрагивающим в меньше метре от него. Что он мог сделать с разбитым сердцем того, кто постоянно разбивал его собственное? Как мог утешить, когда сам нуждался в утешении? Это был чертов замкнутый круг, по которому он продолжал отчаянно носиться, стараясь догнать юношу. Вот только с каждым рывком, с каждым малейшим шагом расстояние, разделяющие их, становилось все больше. Любая попытка сблизиться откидывала его на пару метров назад, размывая далекое очертание чужого тела все сильнее. И даже если Сарават собственными глазами мог наблюдать чужую подрагивающую спину прямо под носом, он отчетливо понимал, что не было ни малейшего шанса на то, чтобы когда-нибудь ощутить тепло его кожи своей; потому что, несмотря на то малое расстояние, разделявшее их физически, Тайн ни за что не позволит приблизиться ему ближе, чем на пару десятков метров, негласно отдавая все свое существо в чужие руки.Сарават хотел владеть им, и, может быть, именно эта больная одержимость отталкивала от него юношу все дальше. Тайн никак не мог дать ему то, в чем тот так сильно нуждался, а Сарават никак не мог отпустить то, что никогда не было его собственностью. - Я хочу побыть один.И если до этого был хоть какой-то маловероятный шанс того, что Тайн откроется ему, то теперь, услышав тихий голос, Сарават ясно понял, что любое его действие лишь усугубит ситуацию. Он отрывает потяжелевшую голову от чужой кровати и, пошатываясь, встает, болезненно смотря на скрючившуюся фигуру, еле слышно стонущую в подушку. Чужие всхлипывания так сильно резали его сердце, что влага, заслоняющая собственные слизистые, полностью размывала вид дрожащего тела. Ему было так невыносимо больно видеть разбитого Тайна, что он не мог сдержать собственных слез от того, что он, не имея каких-либо прав на него, не может утешить того, кто был ему так дорог. Невзирая на сильнейшее желание коснуться и обнять подрагивающее тело, Сарават отходит к двери, слыша, как усиливается чужой скулеж, перерастающий в полноценные всхлипывания.Не в силах больше смотреть на дрожащей комок одеяла, он выбегает за дверь, впопыхах стирая пальцами дорожки слез на щеках. Он знал, черт возьми. Он с самого начала знал, что не должен был приходить к нему. Зачем он вообще повелся на просьбу Ома занести тот чертов мешок?!Сарават чувствует, как сильно колотится его сердце, пока он бегом спускается с лестницы, направляясь в сторону туалета. Его лицо горит, а руки чертовски трясутся. Ему необходимо умыться прямо сейчас, ощутить хоть что-то холодное, что могло бы остудить все то, что разгорелось в нем после не утешающей встречи. Вот только, наконец окунув лицо в освежающую прохладу, он отчаянно понимает, что единственная польза от ледяной воды, стекающей по его лицу, заключается лишь в уменьшении силы трения, препятствующей непосредственному скольжению слез по щекам.Бессмысленно простояв так еще пару минут, Сарават поднимается и отчужденно смотрит на свое бледное отражение, со злой усмешкой вспоминая свое чертово желание быть единственным человеком, способным довести Тайна до полного краха.Чертов идиот, думает Сарават и сдерживается от того, чтобы приложиться своим кулаком о глупое выражение лица, смотрящее на него из зеркала. Его чертовски пугало то, какую власть Тайн имел над ним. Сарават в последний раз кидает взгляд на свое отражение и, не в силах больше видеть свой жалкий вид, уходит, стараясь выкинуть из мыслей сдерживающего рыдания парня. ***Единственная польза от непрошенного визита Саравата заключалась в исчезновении больного желания увидеть его брата. Тайн, отчетливо чувствовавший неконтролируемую дрожь по всему телу лишь из-за знакомого лица, ясно осознавал, что, несмотря на свою навязчивую идею, он определенно не был готов увидеть того, кто смог бы удовлетворить его болезненные желания.И если прежде полное отсутствие каких-либо эмоций казалось ему невыносимой ношей, то теперь он отдал бы все, что когда-либо имел, чтобы ничего не чувствовать. Он просто хотел остаться в одиночестве, в полной изоляции от всего, что его когда-либо окружало.И, может быть, судьба и правда была благосклонна к нему, предоставив его самому себе на следующие пару часов, вот только, познав всю жестокость реальности на собственном опыте, Тайн отчетливо понимал, что та отстраненность, которая последовала за неконтролируемой истерикой, была больше похожа на затишье перед бурей, чем на щедрый подарок. Вероятно, именно то смирение перед чем-то неизбежным, все сильнее нараставшее в его груди, заглушило какие-либо эмоции, когда оставленная незапертой дверь, после ухода Саравата, вновь, поскрипывая, открылась. И как бы Тайн не надеялся на то, что поздними посетителями являются его друзья, которых он грубо проигнорировал утром, или, на крайний случай, вновь отчаявшийся Сарават, дрожь, табуном прошедшаяся по всему его телу, явно давала понять, что все его предположения ошибочны.Лежа спиной к двери и слыша тихие осторожные шаги, Тайн отчетливо чувствовал себя добычей, которая, отчаявшись, перестала бороться и полностью отдала себя в лапы изголодавшегося хищника.Тайн жмурится, изо всех сил сдерживая желание укрыть одеялом лицо. И даже если в его голове сначала и мелькали мысли о том, что тонкая ткань спасет от неизбежного, то они полностью пропали, стоило ему почувствовать, как прогнулся матрас под весом чужого тела.Страх, сковывающий все его существо, не позволяет ему расслабить напряженные веки и похолодевшие руки, вцепившиеся в края одеяла.Тайн непроизвольно задерживает дыхание, вызывая слабый смешок.Тонкие пальцы касаются его щек, вызывая недавние воспоминания, и Тайн резко открывает глаза, видя довольное лицо напротив. Дэй удовлетворенно усмехается, когда хватается за чужие щеки, притягивая ближе, и горячо выдыхает в его губы.- Извини, что так поздно.Он отпускает мягкую кожу щек из жесткого захвата и падает головой на рядом лежащую подушку, закладывая руки за голову.Тайн, все это время неспособный хоть как-то пошевелиться, неотрывно смотрит на чужую шею, боясь перевести взгляд выше.- Такой тихий, - Дэй посмеивается, и Тайн невольно следит за подрагивающим кадыком, подсознательно отмечая, как сильно тот выступает через тонкую кожу. – Куда же делся твой острый язычок?Дэй приподнимается на локтях, смотря на зависшего на одной точке парня, и, склоняя голову к плечу, любуется отстраненным выражением лица. Тайн не казался ему красивым, объективно, он даже не считал его милым, но, наблюдая за тем, как сильно тот был отдален от него, от всего, что было прямо перед ним, Дэй невольно сравнивал его со статуями, столетиями назад созданными руками великих скульпторов.Смотря на Тайна, он ощущал себя творцом, дробящим хрупкий мрамор.- Эй, - Дэй укладывает ладонь на его щеку, победно отмечая, как быстро похолодела чужая кожа всего за пару минут его присутствия.Тайн никак не реагирует ни на тихий шепот, ни на аккуратное касание, продолжая бессмысленно смотреть перед собой.- Знаешь, если бы я хотел полежать в тишине, то точно не пришел бы сюда, - Дэй с детским интересом отодвигает край одеяла и, просовывая руку под ткань, укладывает ее на чужой живот.Тайн, ощутив поглаживающие пальцы, вздрагивает, впервые смотря на чужое лицо. Из-за тусклого освещения темные глаза, несомненно напряженно на него смотрящие, практически исчезают в темных провалах, а извечная ухмылка из-за грубой игры теней искажается в издевательский оскал. Не будь Тайн так истощен, то точно свалился бы с кровати, разбудив криком всех соседей.Вот только он ничего не чувствует. Так, словно все его эмоции были обострены в течение долгого времени, и теперь остались лишь неприятный осадок и переутомление истощенного организма. Тайн безразлично смотрит на чужое лицо, и Дэй непонимающе хмурится, надавливая на нежную кожу сильнее.- Так быстро привык к моим прикосновениям? – Недоумение на лице сменяется заинтересованностью, и он небрежно вынимает руку, укладывая ее около чужого лица, - Любопытно.И чем безразличнее становился Тайн, тем сильнее возрастал интерес Дэя. - Сарават приходил сегодня? – И то, что должно было звучать как вопрос, из-за уверенной интонации юноши, явно им не являлось. Смотря на разбитое и потерянное лицо, он ни на секунды не сомневался в том, что его брат нанес визит. Слишком очевидно выглядели воспаленный взгляд и потрескавшиеся губы.- Представь, каким злым он будет, когда узнает, чем ты занимался с его маленьким братиком, - Дэй, будто стараясь добить его сильнее, укладывает свободную руку на чужую талию поверх одеяла, притягивая ближе. До Тайна не сразу доходит смысл сказанных слов, но, как только пальцы, лежащие поверх тонкой ткани, сжимают его мышцы сильнее, то он чувствует, будто на него выливают ведро с ледяной водой. - Он не знал? – Тайн резко сбрасывает чужую руку, будто впервые ее видя. Дэй с удивлением смотрит на него, не понимая, что так сильно поразило юношу.- А были основания полагать, что это не так? Видя, как сильно поменялся настрой Тайна, Дэй с опаской поглядывает на напряженное тело, настойчиво подрывающееся подняться. - Ты ведь понимаешь, что бежать к нему сейчас нет смысла, м? – Наконец выбрав дальнейший вариант исхода, Дэй нервно поднимается сам, задевая ногой оставленный еще Сараватом пакет.Он наклоняется, вытягивая из-под кровати небрежно брошенный свитер, и кидает его Тайну, ненароком попадая в лицо.- Думаешь, он такой же жалкий, как ты? – Дэй смеется, будто отвечая на собственный же вопрос. – Думаешь, он не нашел тебе замену?Нервозность в его голосе становится все меньше с каждым произнесенным словом. Все это выглядит так, будто он пытается убедить самого себя, нежели заставить поверить своим словам самого Тайна. Тот продолжает неуверенно поглядывать на него, ожидая окончания чужого монолога. Может, Сарават действительно нашел ему замену, а, может, уже обсуждает то, насколько он жалкий вместе с друзьями. Вот только это так сильно отличалось от поведения того Саравата, которого он знал, что все эти варианты казались настолько маловероятными, что даже Тайн, который, определенно был плох в математике, с уверенностью мог сказать, что попытки Дэя оттолкнуть его от Саравата были чертовски плохим примером.- Знаешь, я пытался уберечь тебя, но раз тебе так сильно хочется вновь полюбоваться девушкой моего брата, то вперед, - Дэй хмыкает, направляясь в сторону двери. – Если тебя так возбуждает подглядывать за другими людьми, то ты так и скажи.Входная дверь хлопает, оставляя Тайна в растерянном состоянии.Девушка?Потеряв былой запал, Тайн поднимается, усаживаясь поверх одеяла.Может быть, он действительно не знал настоящего Саравата. Вот только это явно не должно было влиять на его решение. В конце концов, сам факт наличия у того девушки, никак не оправдывал его грубое отношение к Саравату утром. Посмотрев вниз и увидев разваливающийся пакет продуктов, он отчаянно трет глаза, силясь не приложиться головой о стену.Черт возьми, думает Тайн, он принес все это дерьмо, хотя я даже не просил его.И если до этого в его голове таились сомнения, не пускавшие его выйти из комнаты, то теперь, морально готовый увидеть девушку Саравата и мерзко смеющегося Дэя, Тайн натягивает лежащую неподалеку рубашку.Чертов пакет вселил в него столько уверенности, что Тайну хотелось истерически рассмеяться, обнимая потрепанный мешок всем телом.И, может, именно так он и сделает, когда вернется обратно, однако, основной задачей сейчас явно был Сарават, извинения которому он задолжал.- Соберись, - Тайн хлопает себя по щекам и, натягивая сверху легкую куртку, движется в сторону выхода.Нервно спускаясь по лестнице, он старается продумать в голове чуть ли не целую речь, хотя почему-то ему кажется, что Сарават примет и еле слышное ?извини? от него; однако, стараясь успокоить волнение перед встречей, Тайн пытается отвлечься на что угодно, лишь бы не думать об утреннем настроении юноши.Вот только, как бы хорошо он не изолировался от утренних воспоминаний, тихий хриплый кашель, раздавшийся в паре метров от него, заставил его остановиться, настороженно вглядываясь в узкий переулок пустой улицы. Каждый новый болезненный стон проходил сквозь все его тело, вынуждая сжимать кулаки, будто в предвестии очередной борьбы. Вот только, заметив знакомую белоснежную рубашку, Тайн с отчаянием осознает, что эту битву ему не выиграть.