Дэй (1/1)

Моё первое утро с братом после восьми месяцев, которые я провёл в США, было до ужаса неловким. В воздухе искрило от напряжения, и шумное дыхание Саравата жгло кожу. Если бы не родители, которые всё время шептались в гостиной, я бы ещё на рассвете сбежал из дома, который когда-то был и моим.После моего появления на вечеринке я мало что помнил из событий того вечера. Всё размылось, стерлось в горстку пепла, и только лицо моего брата горело в сумраке гостиной. Гости разошлись практически сразу, по большому счету благодаря Тайну, который вежливо выставил их за дверь. Только Тайн Типакорн мог выгнать человека максимально сдержанно и тактично. Перепуганные родители так и не смогли уснуть в ту ночь. Кажется, я до сих пор слышу мамин плач во снах, вижу суровое лицо отца, у которого буквально земля ушла из-под ног, когда он увидел меня в гостиной.Ни я, ни Ват не сомкнули глаз, пока не наступило то чёртово утро. Пока мама не приготовила для нас овсянку с сухофруктами и черный чай. В детстве она часто баловала нас сладостями, чтобы мы с братом не отходили от неё ни на шаг. Но мы уже не были детьми. Двадцать пятого мая мы проснулись совершеннолетними.—?Может, перестанешь уже на меня пялиться? —?я неохотно пережевывал кашу, и от её сладости у меня сводило зубы. Может, виной тому была вовсе не овсянка, а сверлящий взгляд напротив.Будто ты сидишь перед зеркалом, а твоё отражение живёт отдельной жизнью и не подчиняется тебе. Наблюдает за тобой, двигается, пытается отдавать приказы. Оно готово в любую секунду выпрыгнуть и напасть на тебя. Вцепиться зубами в шею и разорвать кожу, словно голодный зверь.Но это был не зверь. Напротив меня сидел мой брат, который так и не притронулся к завтраку с тех пор, как переступил порог кухни. Он выглядел точно так же, как я. Усталый, поникший, сбитый с толку. Мы оба проснулись в тот день другими людьми. По-своему холодными и одинаково задумчивыми.—?Гэвин, я не видел тебя восемь месяцев,?— Сарават буквально заглядывал мне в рот. Он никогда так пристально на меня не смотрел.—?Мы несколько раз созванивались в скайпе,?— я бурчал, притворившись сонным и злым. И если спать мне, в самом деле, хотелось до крика, то злиться причин у меня не было. Мой брат не заслуживал ненависти в тот день, в то утро, в то мгновение.Он был таким беззащитным. Рассматривал меня, как призрака, и судорожно сжимал пальцы. Казалось, пройдет несколько секунд, и я услышу хруст. Громкий, противный хруст. Будто ломается не кость, а душа. То, что жило внутри Вата, было его душой. И тогда я ещё не знал, насколько сильно она умеет любить.—?Это не считается,?— Сарават откинулся на спинку стула, пропустив сквозь пальцы темные пряди волос.Прическа. Это была единственная отличительная черта во внешности, которая моментально бросалась в глаза. У меня челка почти полностью закрывала глаза, а у Вата?— была аккуратно уложена назад. Он не хотел быть похожим на других, и в то утро я радовался, что хоть чуточку отличался от него. Маленькая деталь была первым неуверенным шагом к спасению.Только вот спасать нужно было кое-кого другого, не меня.—?И не называй меня Гэвином,?— я так резко стукнул ложкой по тарелке, что несколько комков попало брату на лицо. —?Это имя чужое для меня, как и моя семья.—?Что ты несёшь? —?Сарават стряхнул кашу со щеки и наклонился над моим лицом. Я увидел, как по его радужках мазнули кровавые языки пламени. —?Ты?— мой брат.Я не сдержал ехидного смешка. Раньше для Вата было сродни наказанию иметь такого брата, как я. Похожего на него, отбирающего внимание, которое должно быть приковано только к нему. Вначале я пытался противиться, даже проучить его намеревался, но у меня ничего не вышло. Я снова и снова подставлял свою грудь под удары, чтобы защитить его. Только вот защитить меня было некому.Все были поглощены слепой любовью к Саравату, а Мэн больше всех…Ват так искренне возмутился, когда услышал мои слова, что я на секунду замешкался. Практически поверил в то, что он скучал по мне и жалел о том, что наша связь разорвалась.Ложь. Всё было наглой ложью.—?Надо же, ты, наконец, вспомнил об этом,?— я рассмеялся Саравату в лицо, и его щеки вспыхнули пунцовым. —?Мне пришлось всего лишь уехать из страны и исчезнуть из твоей жизни на восемь месяцев, чтобы ты это понял.Он притих на несколько секунд, будто собирался с мыслями. Нечасто твой родной брат выплевывает тебе в лицо столько обвинений за один раз. Но Ват не удивился. Ни одна жилка на его лице не дрогнула, когда я произнёс те слова.Сарават прекрасно знал, что отнял у меня слишком много.—?Держи,?— неожиданно он вытянул свою руку, и под согнутыми пальцами заблестело что-то, похожее на цепочку. Холодный металл полоснул по моей ладони, и я удивленно распахнул глаза.—?Что это?На своей раскрытой ладони я увидел серебряный браслет, с гравировкой. Вырезьбленное округлым почерком ?Гэвин? вспрыснуло в глазах кислотой, и я крепко зажмурился. Никогда не любил, когда меня называли этим проклятым именем, которое когда-то выбрали родители. Почему они просто не назвали меня Дэем?Грызучее ?Гэвин? будто заранее поставило крест на моей судьбе.—?Подарок,?— Сарават упрямо пытался выдавить улыбку, но его лицо точила боль, которую я не хотел замечать. —?Родители подарили мне такой же.Он рефлекторно коснулся своего запястья, и я увидел на левой руке похожий браслет. Только мне показалось, будто что-то в нём было иное. Одна незначительная деталь, которую я хотел отыскать. Чем дольше я на него смотрел, тем большей силы звон поднимался в ушах. Лязг металла, рваное дыхание Вата и скрип стула, на котором он качался. Эта дурацкая привычка преследовала моего брата ещё со школы, и она доводила до белого каления.От густоты звуков у меня закружилась голова.—?Почему мне даёшь его ты? —?я бросил взгляд на гостиную, и родители внезапно затихли.Сквозь приоткрытую дверь я видел каждое их движение. Мама схватилась рукой за спинку дивана, и папа сжал её ладонь. Они слушали наш разговор с самого начала. Ждали подходящего момента, когда можно будет покинуть убежище и встретиться со мной лицом к лицу.Я знал, что они не смогут.—?Они ещё не готовы, Дэй,?— Сарават торопливо потянулся к моей руке, но я спрятал её под столом. Он мог одним прикосновением подстроить всё под себя, но в тот раз я ему не позволил.Был ли Ват разочарован? Нет, он лишь вжал голову в плечи, попытавшись спрятаться.Сарават болезненно скривился и опустил глаза. Весеннее солнце, пробивающееся сквозь окно, упиралось ему в лицо, и я мог рассмотреть тончайшие оттенки эмоций на его лице. Страх, горечь, непонимание. Две капли в уголках его глаз напоминали слезы. Горячие, соленые, невесомые. Я встряхнул головой в попытке отогнать наваждение.Всё это не могло быть правдой, и я не хотел видеть Саравата таким. Такой он был чужим для меня.Я хотел рассказать ему всё, что произошло в штатах. Хотел рассказать, почему вернулся в наш день рождения. Хотел его обнять по-мужски крепко и почувствовать силу, которой могут делиться братья. Но я не смог и лишь потупил глаза в пол, будто проглотил пузырек с ядом и ждал, пока тот подействует. Может, страх взял верх. Может, я не решался снова ему довериться. Причин было много, но в городе у меня не оставалось никого ближе его.—?Передай им, что могут не волноваться,?— я отрезал сухо и жестко, с трудом выталкивая слова сквозь зубы. —?Я перееду отсюда, как только найду работу.Я правда хотел уехать из этого дома, и тот ужас, который я увидел в глазах моего брата, заставил меня остановиться. Всего на несколько секунд. Окинуть его настороженным взглядом, придержав рукой дверь, и выйти из кухни. Взбежать вверх по лестнице, отвернувшись от родителей.Я должен быть покинуть дом, в котором каждый сантиметр был пропитан любовью к моему брату и немым сожалением ко мне.—?Я была права,?— мама не сдерживала слёз, и она, похоже, чувствовала вину. —?Мы сами должны были вручить ему подарок.Их подарки мне и даром были не нужны. Я хотел семью, в которой бы меня любили наравне с моим братом. Но быть на втором месте вошло в привычку, и отрывать пластырь со старой раны не было смысла. Я не хотел повторять своих ошибок.—?И что бы ты ему сказала? —?отец перевёл взгляд на лестницу, как будто ждал, что я спущусь к ним и загляну в глаза. Скажу что-нибудь или молча обниму, как детстве. Им бы это помогло, а мне нет. —?С Днём рождения, сынок. Прости, что мы выгнали тебя из дома и разрушили твою жизнь. Так что ли?Мама всхлипывала ещё громче, и Сарават не решался выйти из кухни.—?Мы его не выгоняли,?— папа прижал маму к себе, обняв её за плечи, но она не могла больше сдерживать слёзы.—?Он не мог здесь оставаться, потому что чувствовал себя виноватым,?— отец сдавленно шептал, и единственным человеком, который слышал его слова, кроме мамы, был мой брат. —?Мы сделали его виноватым.Ват стёр ладонью горячую дорожку со щеки и захлопнул дверь. Мой брат впервые почувствовал себя виноватым в том, что случилось три года назад.Три года назадДежурная медсестра разносила по палатам таблетки, а я устало смотрел в потолок. В глазах резало от тусклого света и грязно-белых стен вокруг. Кажется, на часах было за полночь, и я всё удивлялся, какие лекарства принимают так поздно. Медсестра смотрела на меня с укором, будто обвиняла в чем-то. В ту ночь я и вправду чувствовал себя виноватым. До появления родителей внутри что-то тоскливо ныло, отдаваясь жжением в висках, и я думал только о том, чтобы он был в порядке.Родители приехали через десять минут, и я не успел придумать адекватное объяснение. Тому, что случилось с братом. Тому, какой была моя участь в этой истории. Тому, почему я не успел ничего сделать. В голове роилось так много предложений, и я за каждое хватался из последних сил. Ни одно из них не спасло бы меня.—?Где он? —?мамины глаза блестели от слёз, и она всё время оглядывалась по сторонам.Она, как и я, надеялась увидеть его невредимым. Услышать его смех и парочку едких комментариев о том, что он допустил очередную ошибку. Каждая история Вата о его ночных похождениях начиналась с одной фразы: ?Мам, я облажался?. Потом из-за его спины появлялся верный защитник, который брал вину на себя, и Саравату сходило с рук всё, что бы он не натворил.Я не позволял ему упасть в глазах родителей, потому что мне падать ещё ниже было не страшно.—?В реанимации,?— у меня дрожали губы, и соленый вкус крови въедался в десны. —?У него перелом левой голени и многочисленные ушибы.Мама не выдержала и бросилась на меня.—?Почему ты его не остановил? —?она так сильно встряхнула меня, что мне на секунду почудилось, будто мои ноги оторвались от земли. Я никогда не видел её такой сердитой.—?Было темно, и мы не увидели ту машину,?— я вжался лопатками в холодную стену, боясь отвести глаза.Мама распяла бы меня взглядом, если бы могла. В тот момент я и вправду чувствовал себя полумертвым, будто часть меня оторвали и сожгли у меня на глазах. Я только рывками хватал воздух и смазывал ладонью кровь с виска. Тогда я даже не ощущал, насколько сильно ударился головой. В той аварии мой брат был не единственным пострадавшим. Мне казалось, будто маму расстроило то, что я не лежал на больничной койке вместо Саравата, а стоял живой перед ней.—?Как ты мог позволить ему сесть пьяным за руль? —?мама почти кричала, и папа, появившийся у неё за спиной, пытался оттащить её от меня, чтобы она не причинила мне вреда. На самом деле отец сам хотел добавить, ударить побольнее.Не кулаком, нет. Папа хотел ужалить так, чтобы я исчез, выгорел, превратился в облако воздуха.—?Мам, мы ничего не пили,?— я хотел рассказать правду, но никто меня не слушал. —?Ты же знаешь, я бы никогда…—?Я не хочу больше ничего слушать,?— мама дернулась в мою сторону, будто пыталась отвесить пощёчину. Её глаза люто сверкнули, и я сполз по стене на скамью. —?Это ты виноват! Ты! Уходи отсюда, я не хочу тебя видеть!Она почти упала отцу на плечо, и я вздрагивал от каждого её всхлипа. Её разочарованный взгляд сёк по лицу свинцом, и мне было всё больнее. Липкий страх заполнил всё внутри, и я будто захлебывался им. Мне просто хотелось умереть после маминых слов.—?Мам, прости, я не хотел… —?я надрывно шептал и, кажется, плакал. Плохо помню, что говорил и делал, когда услышал те слова. Я готов был упасть перед мамой на колени, лишь бы она забрала их обратно. Лишь бы отодрать их горький привкус и стереть из памяти навсегда.Но то, что я услышал потом, меня уничтожило.—?Ты плохо слышишь? —?отец оттолкнул меня к стене, и я больно ударился затылком. Перед глазами всё поплыло разноцветными разводами. —?Убирайся! Ты только всё портишь!Я ничего не ответил и поплёлся к лестнице. У меня кружилась голова, и казалось, будто внутренности вывернет наизнанку. Я почти не чувствовал физической боли, только ребра сдавливало огнем. Сердце билось натужно, тихо, и я не помнил, в какой момент потерял сознание.Следующим утром в комнате меня встретила душная тишина и Мэн, который почему-то держал меня за руку. Он тоже был со мной в больнице, когда Вата привезла скорая, но от него я не услышал ни единого упрёка.Мэн ничего не говорил, но я чувствовал, что он возненавидел меня в ту ночь. Как и вся моя семья.* * *Я не выходил из своей комнаты до обеда. Меня поразило то, что родители сохранили её для меня. Всё в моей спальне выглядело так, будто восемь месяцев я жил не в США, а здесь. Нетронутая мебель, форменный беспорядок в шкафу. Все вещи остались на своих местах. Наша с братом фотография в серебристой рамке на комоде. Мы дурачились в бассейне несколько часов, но маме удалось ухватить пару кадров. Мой старый фотоаппарат, на котором запечатлена большая часть моей жизни. Черная футболка, в которой я впервые выступал на сцене.Никто, кроме Саравата, не знал о моих увлечениях, но родители ничего не выбрасывали. Не потому, что дорожили воспоминаниями обо мне. Они просто боялись переступать порог комнаты, в которой каждый уголок напоминал о сыне, которого они не хотели знать.Я никогда не был нужен им, и мне хотелось поскорее покинуть этот дом. Но история сменила своё течение, когда я встретил Тайна Типакорна, уже во второй раз.—?Ват, я уже вызвал такси,?— Тайн нерешительно ступал вперед, поправив всклокоченную чёлку. Тогда я ещё его не знал, и возможно, он ощутил присутствие чужого в доме. —?Можем ехать за подарками. Гэвин?Его лицо вытянулось от удивления, но смущенная улыбка одним махом смыла все негативные эмоции. Тайн сразу понял, кто стоит перед ним. И дело было даже не в прическе, по которой нас запросто можно было различить. Наверное, всему виной был мой взгляд. Изучающий, цепкий, спокойный. Мой брат обычно смотрел на Типакорна, как на кусок мяса. Мне всего лишь было интересно познакомиться с человеком, который был близок с моим братом.—?Я не люблю, когда меня так называют,?— я всё колебался, поприветствовать его или ответить коротким кивком головы. Статус незнакомца в его глазах с меня ещё не был снят.—?Дэй,?— он четко выговорил моё имя по буквам, словно выискивал в нём скрытый смысл.Ват и Дэй. Имена совсем не похожи, как и наши с братом характеры. Но Тайн хотел увидеть меня настоящего. Меня, а не дешевую копию моего брата.—?Если ты знаешь, как меня зовут, значит, ты знаком с моим братом,?— я подошёл на шаг ближе, но Типакорн угрозы не почувствовал.Он хлопал своими пушистыми ресницами и открыто меня рассматривал. Кто его знает, сколько бы он смог так простоять, если бы я не указал рукой на диван в гостиной. И я не винил Тайна за это, потому что такое поведение было для меня привычным. Люди жаждали рассмотреть и сравнить, кто из братьев Гунтитанонов лучше. Выбор никогда не останавливался на мне.—?Я его… друг,?— Тайн вдруг опустил глаза и отодвинулся к краю дивана. У меня не осталось сомнений, что их связывало нечто большее, чем дружба.—?А имя у друга есть? —?мой напор мог напугать любого, кто знал прежнего Дэя. В прошлом я был абсолютной противоположностью моего брата, и я никогда не влезал в чужую личную жизнь. Но общение с Типакорном было выгодным для меня.Для Тайна я, Гэвин Дэй Гунтитанон, был чистой книгой. И я мог заполнить белые листы в его сознании той информацией, которая создала бы нового меня. Прямого, а не сдержанного. Жесткого, а не заботливого. Раскрепощенного, а не замкнутого в себе. Я всегда мечтал стать другим, и у меня появился шанс всё исправить.Тогда я ещё не знал, как непросто вытесывать другого себя для человека, который видит тебя насквозь и принимает любым.—?Да, прости,?— он сложил ладони, приветствуя меня, и я заметно напрягся. —?Тайн Типакорн.—?Приятно познакомиться, Тайн,?— я поклонился и сжато улыбнулся. Мне запрещено было вызывать подозрения у человека, который был особо близок с моим братом.Я не сразу заметил Саравата возле лестницы. Наверное, он бесшумно спустился вниз, когда мой взгляд был сосредоточен на Тайне. Типакорн на самом деле был привлекательным, но мне не хотелось раскрывать карты раньше времени. Никто в Бангкоке, кроме одного человека, не знал о том, что мне никогда не нравились представительницы противоположного пола. К своему полу меня тянуло ещё лет с четырнадцати, но из-за той аварии я сохранил всё в секрете.—?Я готов,?— Ват бросил на меня острый взгляд и поспешил к Тайну. Он боялся, что я украду у него Типакорна в первый же день знакомства. Это было так смешно. —?Вы уже познакомились?—?Ты чрезвычайно наблюдателен,?— я с язвительной ухмылкой хлопнул его по плечу и направился к лестнице. —?Не беспокойся, твоей репутации ничего не угрожает. Я ничего не рассказывал твоему другу.Мне показалось, что я услышал звериный рык. Сарават не привык делиться своими друзьями, и он не остался бы в стороне после этого разговора. Но Тайн никогда не был его другом, и этот факт только сильнее распалял вражду между нами. Я не собирался отступать ни при каких обстоятельствах.Кто-то назовет мой план жестокой местью, кто-то обзовет жалкой попыткой свести счеты. Но у меня всегда было одно определение: ?Всё твоё, Ват, твоё только наполовину?.* * *В Бангкоке по-прежнему оставался один человек, для которого мое возвращение не было неожиданностью и пустым звуком. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Благодаря ему я мог поддерживать хоть какую-то связь с тем местом, где родился и вырос, где жила моя семья и парочка ?почти друзей?. Когда-то я считал его семьёй, но я наивно видел близкого человека в каждом, кто выражал по отношению ко мне тепло и заботу.Я рисковал обжечься, и в этом не было ничего постыдного, потому что из боли и разочарования строился мой образ жизни.До сих пор помню тот день, как будто это было вчера. Я гулял по городу, собирая ладонями палящие лучи солнца. Толстый ковер цветов пестрел в центральной зоне парка. Я любовался прозрачно-чистым небом над головой. Только руки малость замерзли, но день был светлым. Ладони всегда мёрзли, когда я нервничал.Я разглядывал вывески ресторанов и кафе, иногда задерживая взгляд на лицах посетителей. Они были такими же искусственными, как и весь город. Фальшивое ощущение счастья в глазах прохожих. Противные попсовые песни на каждой радиостанции. Бангкок прогнил до нитки и напоминал подделку в красочной обертке. Красивый снаружи и пустой внутри. Почти как дом, который был когда-то и моим домом тоже.Я был здесь чужим, и жуткое предчувствие скребло под ложечкой.—?Что ты здесь делаешь?Мэн был последним человеком в городе, в чьих глазах я хотел увидеть ледяной страх. Его рука замерла в воздухе, в нескольких сантиметрах от кофемашины, и его лицо вмиг побледнело. Будто время остановилось, погрузив кафе в темное подземелье. Ни одного посетителя в зале и на террасе. Только я, Мэн и стылая тишина.Я глубоко вздохнул, расстёгивая верхнюю пуговицу на рубашке. Внутри было ещё жарче, чем на улице, и температура в кафе здесь была ни при чем.Мэну было неприятно меня видеть.—?Мне нужна работа,?— я облокотился на барную стойку, чтобы не потерять равновесие. Начал растирать окоченелые ладони, рассматривая из-под опущенных ресниц лицо Мэна.Он смутился, и я почему-то испугался. Никогда не видел его таким серьёзным, подавленным, злым. В его взгляде мешалось столько разных эмоций, что сразу невозможно было разобрать. Мэну было неловко от моего присутствия, и скованность читалась в каждом его движении.Как я мог забыть, кого я ему напоминал…—?Поздравляю,?— съязвил он, и кофемашина снова зашумела.—?Ты сам говорил, что в кафе твоего отца не хватает официантов,?— я не собирался так просто сдаться, и Мэна удивил мой настрой. Он, как и все, знал другого Дэя. Того, который мог пойти на всё ради своего брата. Который довольствовался тем счастьем, которое ему давали, не требуя большего.Тот Дэй был удобным в пользовании. Нового меня нужно было разгадывать, и Мэну не сильно хотелось искать новые рычаги управления. Он не подчинял меня, не подстраивал под себя. Он никогда не позволял себе обходиться со мной, как с игрушкой.Всё происходило неосознанно. Он искал во мне его, моего брата. Только вот разница была в том, что в новом Дэе не было и частицы Вата. Одно лицо, схожее телосложение и только. На этом точки соприкосновения заканчивались.—?Мне хватает и одного Гунтитанона,?— Мэн заявил с едва ощутимым отчаяньем, и я отшатнулся в сторону. Я напоминал ему того человека, который разрушил его жизнь. Кто мог дать гарантии, что я не поступил бы так же?Я крепко схватил его за запястье, и Мэн в одно мгновение побледнел. Даже вырываться не стал, только посмотрел сверху вниз, будто видел меня впервые. По его шее расползались розоватые пятна, а кожа под моими пальцами пульсировала так, будто по венам пустили жидкий ток. У меня занемела ладонь, и я отдернул руку. Мэн зыркнул на меня почти с благодарностью.Он так сильно ненавидел меня? Я спрашивал себя об этом не раз. И ответ приходил всегда один: Мэн ненавидел во мне всё, что напоминало ему о Саравате.Невозможно притвориться, что видишь другого человека, когда перед тобой копия того, кто выломал тебя изнутри.—?Я смогу работать полный день, в отличие от моего брата,?— Мэну куда интереснее было следить за кофемашиной, чем выслушивать мои обещания. От него веяло одиночеством и гнетущей тоской, и я неосознанно впитывал её уже тогда, в первый день после возвращения в Бангкок. —?И ты прекрасно знаешь, что Ват больше не сможет работать на тебя. Его ещё две недели назад приняли на стажировку.О стажировке Саравата я узнал от Мэна, и в тот момент он сотню раз пожалел о том, что связался со мной. Какими бы разными не были характеры у нас с Ватом, мы оставались братьями, и рассказывать мне о чём-то было равносильно тому, что нашептывать моему брату в ухо. Так привыкли думать о братьях, ещё и близнецах. Но мы никогда не были настолько близки.Я бы никогда не предал Мэна.—?Чего ты хочешь на самом деле? —?я почему-то не заметил, как Мэн вынырнул из-за барной стойки.Он остановился напротив меня, поднял глаза, и у меня внутри всё замерло. Мнимая решимость и напор скатились вниз по линии хребта каплей ледяного пота, и хлесткий голос Мэна словно оглушил меня. Я не мог пошевелиться и выдавить из себя и слова. Стоял истуканом и плавился под его взглядом, как влюбленный подросток.Между нами было много секретов, но мы никогда не были друзьями. Я не испытывал к нему дружеской симпатии или любви. Потому что в тот момент я был убежден, что не смогу полюбить по-настоящему.—?Мне просто нужно заработать денег, чтобы свалить из дома,?— я не отводил взгляда от его лица, и говорить было ещё труднее. Мы стояли так близко, что я улавливал каждый его вдох и выдох. Мне казалось, будто я могу влезть ему в голову, прочитать мысли и подстроить их под себя. Прямо как мой брат.Мне хватило силы только прикрыть глаза, чтобы перевести дыхание.—?Почему ты вернулся? —?Мэн подошёл ещё ближе, и запах его парфюма забил нос сладкой волной.Этот запах был так знаком, и воспоминания, ожившие вместе с ним, врезали по больному. Картинки, как в замедленной съемке, всплывали перед глазами, и я раздраженно встряхнул головой. Мой план создать нового Дэя с грохотом разваливался, и у меня не оставалось сил дойти до конца.Я скривил губы в ухмылке и ткнул указательным пальцем Мэну в плечо. Если бы я не попытался его запутать в тот день, всё закончилось бы на этом разговоре. Причина, по которой я вернулся в Бангкок, и вовсе могла утратить свой смысл.—?Надеюсь, ты не думаешь, что из-за тебя? —?весёлость в моём голове то угасала, то разгоралась, как костер на ветру. Я так боялся, что Мэн мне не поверит. —?Мэн, ты издеваешься?Он отступил назад и шумно вздохнул. Наверное, он сдерживал себя, чтобы не заехать мне по роже и завопить во всё горло: ?Гунтитанон, гори в аду!? Я бы простил ему самые жестокие ругательства, потому что заслуживал страшнейшей расплаты за свою ложь. За то, что предал единственного человека, который понимал меня.Чёрт, я спорил сам с собой, и мне было так страшно.Синие круги под глазами Мэна будто почернели, и фартук сполз набок. Он никак не мог избавиться от моего пронизывающего взгляда, и расстояние между нами росло. Затягивалось толстенным узлом на шее так, что дышать было невыносимо. Я и не дышал почти, пока он возвращался к барной стойке. Шаг за шагом, всё дальше и дальше. Было больно смотреть на него, потому что тот Мэн, которого я знал раньше, не был счастливым.Разве я пытался сделать его счастливым? Нет, я думал только о себе. Впервые за долгие годы.—?Прости, ничем не смогу тебе помочь,?— Мэн отрезал сурово и отошёл куда-то к холодильнику за его спиной. Он даже не пытался скрыть свою обиду.—?Козёл,?— буркнул я, закрыв за собой дверь.Мэн никогда не был козлом. В тот момент, когда я вышел из кафе, им ощутил себя я. Бессердечным подонком, который в очередной раз доказал, что с братьями Гунтитанонами связываться не стоит. Они бьют оглушительно точно, не жалея силы и злости, которая ядом скопилась внутри. Они не способны сделать счастливыми тех, кого любят.Я ошибался только в одном. Гунтитаноны держатся за любовь крепко, до последнего. Ради неё они готовы пойти против себя, против законов, против всего мира, если потребуется. Всё ради человека, который тебе близок.Любовь изменила не только моего брата, но и меня.* * *Я жалел, что не нарушил нашу семейную традицию в тот вечер. Каждый год двадцать пятого мая мы собирались всей семьёй за столом, чтобы отпраздновать наш с Ватом день рождения. Мы делали это на следующий день после вечеринки, и дух праздника ещё долго витал в нашем доме. Проблема заключалась только в том, что последние три года я не ощущал себя частью семьи. Праздника для меня и вовсе не существовало.Возможно, тогда, когда я только вернулся из США, я надеялся, что спустя восемь месяцев моего отсутствия что-то изменилось. Отношение родителей, поведение брата и его друзей. Хоть что-то, что могло вернуть меня к жизни.В тот вечер всё было по-другому, и дело было даже не в том, что за столом рядом с Сараватом сидел Тайн.—?Тайн, как тебе ягненок? —?мама неустанно накладывала Типакорну на тарелку все салаты, которые стояли у неё под рукой. В своей пустой тарелке я видел только угрюмое отражение.Я наблюдал за движениями мамы, как за театральной постановкой. Легкие взмахи рукой, цокот тарелок и улыбка, затмевающая дрожащий в её глазах страх. Но я был не просто зрителем спектакля образцовой семьи, а его участником. Пристальный взгляд отца сводил меня с ума, но я не скрывал гримасы отвращения. Пи?Клахан не произнёс ни слова за весь вечер, только искоса смотрел на меня и оценивал. Я знал, что ему не хватит смелости упрекнуть меня, но притворяться не намеревался.—?Очень вкусно,?— Тайн с благодарной улыбкой пережевывал мясо, и время от времени я ловил на себе его неловкие взгляды.Он волновался за Вата.—?Может, перейдём к вручению подарков? —?Сарават, пораженный моим острым взглядом, поднял глаза. Я смотрел на него весь вечер и почти не чувствовал, как жгли глазницы. Игра закончилась, когда ладонь Тайна накрыла его руку.Отец деловито кашлянул в кулак, вернувшись к своей тарелке. Мы оба практически не ели за ужином, как будто испытывали друг друга. Кто выстоит в кровавой битве взглядов и одержит победу. Только для меня это было совсем не соревнование. Проверка нервной системы на прочность. Я так часто сдавался, что готов был выдержать любые пытки.Провести ужин за столом с людьми, которые меня боялись, было непосильным испытанием. Да, в тот вечер они все меня боялись. За исключением Типакорна, который только молча приглядывался.—?День рождения у тебя, вернее у тебя и у Гэвина, был вчера,?— отец судорожно сглотнул и покосился на меня. Я ненавидел своё полное имя. —?А ты до сих пор угомониться не можешь.—?Восемнадцать не каждый год исполняется,?— Сарават посмотрел на меня с надеждой, и я был готов его поддержать. —?И это традиция?— встречать день рождения в кругу семьи.У меня в голове будто тикала бомба, и я никак не мог рассчитать время взрыва. Я мысленно готовился к неминуемой погибели и пытался найти виноватых. Тех, кто поставил под угрозу моё счастье, мою судьбу. Тех, кто уничтожил всё, что я любил в своей жизни.—?А почему Мэн не пришёл? —?когда мама вдруг его вспомнила, мне стало не по себе.Меня бросило в жар, и я, наверное, покраснел. Обеспокоенный взгляд Вата, целившийся точно в меня, мне абсолютно не понравился. Я перестал узнавать своего брата и утратил контроль над ситуацией. Когда я возвращался в Бангкок, у меня в голове был разработан четкий план. Я должен был следовать ему шаг за шагом, чтобы добиться успеха.Я мог потерять всё, если бы поверил брату.—?У него сегодня ночная смена,?— Сарават сухо ответил и продолжил ковыряться вилкой в салате. Ему будто кусок в горло не лез из-за меня. Он боялся того, что я могу предпринять или сделать. Он боялся, что я отниму у него самое дороге.То самое дорогое не отпускало его руки, как только заметило его тревожность. Тайн любил моего брата уже давно, и я видел его насквозь.—?Ему уже лучше? —?мама незаметно положила мне на тарелку мясо. Я ничего не видел?— лишь слушал про того, кто почему-то был важен для меня. —?Он стал редко к тебе заходить.—?Всё по-старому,?— Ват заглянул мне в глаза, и я опустил голову.В тот момент я остро ощутил, что не должен быть здесь, в этом доме. Пышный стол, семейный уют, мимолётные улыбки. Как отдельные детали пазла, которые должны были создавать иллюзию праздника. И если мой брат, наши родители и Тайн верили в неё, то я чувствовал себя ужом, прыгающим на раскаленной сковородке.Я резко поднялся из-за стола и бросился к входной двери.—?Дэй, ты куда? —?мама вскочила вслед за мной, но отец остановил её. У меня перед глазами до сих пор качаются его пальцы, крепко вцепившиеся в ладонь Пи?Мали. Он снова позволил мне уйти.—?Не хочу разрушать вашу семейную идиллию,?— я прошипел, сдерживая горечь в груди.Мне хотелось закричать так громко, чтобы стены в доме рухнули. Чтобы завалами накрыло всех, кто когда-то был моей семьей. Во мне кипела ярость, которая нашла выход. Шкварчащая лава заливала всё вокруг, и я бежал из последних сил. Я всегда бежал от людей, которых любил и которые не любили меня в ответ.Тогда я многого не знал.Мама заплакала, и в этом был виноват только я. В моих поступках было мало здравого рассудка и мужества. Когда я вернулся в Бангкок, я изменился. Перемены во мне не все были готовы принять.—?Мам, не переживай,?— Ват сжал мамину руку в своей ладони. —?Я поговорю с ним, обещаю.Сарават не мог ей этого обещать, но он всё ещё верил в то, что сможет наладить контакт. Раньше ему безошибочно это удавалось, и я был у него на коротком поводке. В прошлом я был другим, мы оба были другими и до конца не понимали, насколько сильно изменились.—?Гэвин никогда нас не простит,?— Пи?Мали вытирала глаза салфеткой и боялась посмотреть на отца. Он оставался нерушимо спокойным, и его равнодушие ломало маму ещё больше.—?Если мы срочно что-то не придумаем, он уедет,?— Ват вздохнул и отодвинул тарелку в сторону. Мой брат впервые выглядел таким разбитым из-за меня, а меня не было рядом. Уже не впервые, но слишком болезненно.—?Снова? —?отец возмутился. —?Куда на этот раз?—?Дэй хочет устроиться на работу и найти квартиру.Мама закрыла лицо ладонями, едва сдерживая рыдания. Она никогда не плакала перед отцом, потому что его раздражали женские слезы. Но этот вечер разорвал жизнь моей семьи на две части: со мной и без меня. Вторая каменным градом обрушилась на голову.Сарават почти сразу скрылся за дверью, и Тайн бросился за ним. Я испортил ужин своей семье, потому что больше не считал её семьей. Она разрушилась три года назад, и я больше не верил, что её можно спасти.Я почти поставил точку.* * *Я заранее знал, куда пойду. Холодный страх сдавливал за горло, и я собирался забронировать номер в гостинице. У меня было не так много денег, но проще было потратить всё, что осталось, чем ночевать в том доме. Под одной крышей с семьей, для которой я был только обузой. Я ушел, чтобы им стало легче. Чтобы боль отступила хотя бы на время.В кафе горел свет, и я боязливо зашел внутрь.—?Помощь нужна? —?голос сипел от ночного ветра, и я едва шевелил губами.Мэн только слабо улыбнулся и кивнул. Он выглядел намного бодрее, чем днём, и бледность полностью сошла с его лица. Только поблескивающая в глазах усталость пряталась под взъерошенной челкой. Не каждый мог выстоять целую смену на ногах, не отходя от кофемашины. Теперь он ещё и без официантов остался на ночь.Я радовался, как ребенок, тому, что в кафе мы были только вдвоём. Почему мне казалось, что он больше не видел во мне Саравата?