токсины — (vasco/cheetah), pg-13 (1/1)

цвет: фиолетовый.трек: сity and сolour — as much as i ever couldу ынен волосы стремительно лезут, и с их молниеносным ростом, кажется, теряется вся уверенность в себе — напускная и хроническая, поэтому перед зеркалом все валится из рук. фен летит в ебеня, об ковер можно запросто запнуться пяткой или пропахать подбородком по стене, ударившись об косяк локтем, и во всем вина обязательно ляжет на волосы после, иначе с чего в два часа ночи ей вставать и тянуться за ножницами. выбор стрижки воистину нелепый, выходит путаница, и спать хочется больше, чем умереть, поэтому справляется ынен так себе, не затрагивая лезвием виски и челку.черти что. насрать.когда времени переваливает к третьему часу, ей становится скучно. смертельная апатия душит в постели, не дает видеть сказочных снов и зажимает нервы раскаленными щипцами. блять, беда какая.скучно идти на кухню и пинаться голым коленом в табуретку, обвиняя во всех не_совершенных грехах облупленную белую краску. скучно запивать молоко водкой из круглосуточного маркета, поэтому ынен особо не ударяется в эксперименты, удерживая себя от глупостей вроде…огрызаться на донеля — не скучно.огрызаться на донеля — это способность уйти от проблем и научиться чувствовать себя живой, потому что душит сегодня ночью вовсе не пройденная в прошлом кома, но нечто похожее на равнодушие; это сложно обозвать по-другому, не втискивая научные заворотные термины, но ынен видит свое состояние именно так. психолог бы посоветовал выпить за здравие полторашку крепкого пива, психиатр – завалиться смотреть сопливые мелодрамы, чтобы пореветь и отпустить себя, но у ынен что-то со слезными железами не то, или в глазах стоит вживленная непроницаемая стенка без единой трещинки.она не плачет уже хер знает сколько времени, вот отрезало, и все, никак. насильный просмотр социальных реклам, где мать бросает своего ребенка на произвол судьбы, больно дает по нервам, из-за чего ынен скуривает вообще все, что есть дома, даже ароматизированную яблочную свечку, а после невольно гладит всхлипывающую пьяную чимин по волосам, потому что какого же ты черта не ревешь, ким — непробиваемая — ынен.через два дня с поджимающими праздниками ничего не приходит. ни тебе томительного ожидания, ни фантастического настроения, только волнительный запашок вишневого пирога откуда-то с верхних этажей, к которому надо пристраститься ментально, чтобы не мучаться потом физически. ынен проходит мимо разукрашенных хэллоуином людей, мимо тявкающей собаки около светофора, мигающего зеленым, и неожиданно сталкивается с одним из своих фанатов. тихие внезапные радости, смешанные с неумелыми комплиментами, приятно почесывают планку чсв, но заставляют посомневаться — от парня пахнет дешманским алкоголем, сам он качается от ветра, и любой другой на его месте не упустил бы возможности сказать о том, какая же эта, мать вашу, чита потрясающая женщина.но парень мямлит за желание пойти в кабак, и ынен как будто током одергивает.— в другой раз, — говорит она сухо, сваливает в атмосферу прямое раздражение, и парень в ответ разочарованно клюет носом воздух. — сливаюсь.— охуенное пати, — доверительно тянет ынен бармену, перехватывая ярко-красный ‘диабло’ и опрокидывая предусмотрительную половину, с непривычки и резкого першения в горле. простуда с прошлой недели дает о себе знать, но ынен не дура, чтобы выставлять себя дурой /божественная тавтология/, поэтому справляется с проблемами сама, промаргивается, едва не зашипев от усталости, и встает с высокого стула.в какао о чем-то премило щебечет ранняя пташка чимин, потому что четыре часа ночи считаются для нее ранним подъемом, пока у поздней ынен тут пробелы в легких, кончились сигареты, а стрелять их у донеля как-то стремно, но идти выпрашивать все-таки приходится. — привет, оппа, — смешок перед приветствием, как неизбежная визитная карточка.донель поднимает взгляд через своего знакомого, и ынен хочет то ли удавиться, то ли плеснуть себе коктейлем в лицо для освежения обстановки — донель смотрит настороженно и так, как будто не ждал. не ожидал и не хотел ждать, галимый отстой в квадрате.в кожаной куртке, как заправский байкер из сиэтловской гоночной полосы, с вечномолодым голосом и явным неудовольствием, ну что тут поделать.ынен почти не скучно даже теперь.ынен почти заряжается бесстрашной эйфорией.— подстриглась? я думал, ты отращиваешь, ты обещала мне, — это лучшее, что он мог ответить, конечно же, и ынен кривит губы, потому что хочет ударить его по лицу или прижать его же голову к груди, утешительно, ласково.самая правильная позиция – рассматривать носки собственных лаковых туфель, раскачивая ключи на мизинце, и игнорировать до богичного открытый вопрос. да, подстриглась. да, обещала. но ты тоже обещал, нет, оппа? не помнишь?— плевок кобры, — цедит ынен, не поднимая головы.она настолько остро чувствует себя ужасной, что люцифер на ее фоне сейчас сошел бы за беспомощного котенка. а у нее есть когти даже, не ровня фривольной атмосфере в стиле заброшенного подсобного помещения, но около бара так весело тусует народ, что когти приходится вжать в лапы обратно. не сейчас.но донель или притворяется, или у него как обычно времени в обрез, удивительно занятой человек, смотрите-ка, ребенок, джаст мьюзик, бар, ветеранство хип-хопа за спиной, пара вспомогательных центров, женщина, которую он любит, и она, ынен, может быть. не входящая ни в одну из вышеперечисленных категорий; нарушившая обещание; девушка-дьявол, которая даже реветь не умеет, не то, чтобы любить по нормальному. нормальных людей.чертовски неизбирательная!.. — кого… что ты несешь? донель не дергается ни на сантиметр от исходной точки, когда меткий плевок ынен ложится между остроконечных туфель. — к-кобры, — губы сводит какой-то незнакомой ранее судорогой, ынен даже на секунду-другую пугается своей реакции, взгляда по-прежнему не поднимает, уставившись в комок слюны, и шмыгает носом, потому что донель подступает ближе, поравнявшись так, что из-за разницы в росте становится и хуево, и хорошо. и гребанного харчка не видно, а перед глазами неведомо как плывет пеленой подступающих ненавистных слез, одна за другой, и все по щекам.донель не вытирает их руками, не собирает пальцами, как мог бы сделать каждый второй герой псевдореальной дорамы, зато ладонь у него на затылке ынен охренительно большая и теплая вдобавок, а в футболке можно запрятать все слезы.— ты сильнее, чем социальные рекламы.откровение за откровением, ынен хрипит после внепланового потопа, скоблит длинными ногтями чужое плечо, и донель не отдергивается. — сильнее, чем плачущая чимин, а ты же знаешь, как она плачет, — нервная ухмылка теряется в рукаве кофты. ынен по кайфу лежать на его руках свернутой в клубок пантерой, да и он, вроде, не жалуется, не начинает долгих басен про свою невесту, про ребенка; и джастов, хвала всевышнему, не вплетает в разговор. контакт типа установлен, протянут через импровизированную сценку в баре и наверняка уже успел облететь пару сотен их знакомых. донель смеется коротко и без злости, даже успевает целую легенду надумать:— чита завалилась в бар к васко и оплевала его пол, а потом билась в судорогах, пока храбрый хозяин ее усмирял. смотрите во всех кинотеатрах мегаполиса или на сайтах местной порнухи, — поднадоевшая скука вдруг вылетает в окно, и чудом, что ынен не вместе с ней, но ей бы, скорее всего, не позволили летать за просто так.а донель пока не позволяет, пальцами сдавливая темную выбившуюся прядь. его немой вопрос про забытое обещание не стричься ынен топит в бокале вина, откидывается головой назад и сдавленно просит пойти глубокоуважаемого васко нахуй, потому что ей больно, когда волосы тянут, ей опять дохера обидно за резервную роль в его жизни, а еще стремновато перед теми, кто ту картину все же застал.везунчики.— но ты дура все равно, — тяжелая ладонь прибивает к полу, ынен стоически терпит беззлобное оскорбление, не поднимая ни руки в обратную атаку, ни еще что-нибудь, типа унижения, потому что сложно засирать человека, который незасираем в принципе. неуязвим. а дурой ынен себя ощущает, когда донель целует сначала в лоб /как покойника, хочет съязвить она/, потом — в щеку, но как-то бездушно, или это у ынен опять разыгрываются нервы, и вместе с ними паранойя. когда она уже готова высказаться по этому поводу с удвоенной силой негодования, может, плюнуть еще раз, уже в цель — донель целует ее в губы, и все мысли, даже самые прескверные, растворяются кислотой. она тонет в своей же ненависти, захлебывается нереализованными несбыточностями, и получится ли вынырнуть, если он уйдет к привычным делам, оставляя ее со скукой? сын, женщина, джасты, бар…— выстрадалась, — констатирует донель, касается макушки пальцами, как паук вцепляется в жертву, и сводит ноги за ее спиной, чтобы она, погребенная под своими переживаниями, не ломанулась сеять хаос.огрызаться на донеля — не скучно.