ничего святого. (1/1)

Бокал, полный алой жидкости, что пьянит и дурманит, так красиво лежал в ладони Фёдора. Слишком аристократично. Слишком пафосно. Слишком, чтобы быть наяву. Вино по виду напоминает кровь, и если бы Андрей не знал, что именно находится в бокале, то непременно подумал бы, что для Фёдора вальяжно распивать кровь юных девственниц в полночь из бокала — вполне привычное дело, потому что обычные люди не бывают такими.Такими до одури пленящими, заманивающие лишь одним взглядом, призывающие совершать грехи только своим видом. Абсолютно точно завораживает. При свете одной лишь луны, когда в квартире выключен весь свет, и дым от недавно погашенной свечи заполняет какое-то пространство в комнате, распространяя приторный запах роз, Фёдор выглядит более загадочно. Более грешно. И Андрей точно знает, в нём нет абсолютно ничего святого.В каком-нибудь веке n Фёдора бы сожгли непременно, посчитав каким-нибудь колдуном или антихристом. Но сейчас он только сжигает — нет, испепеляет — Андрея только лишь взглядом. Его правая рука, которая так элегантно держит бокал с вином, изредка преподнося его к губам, чтобы испить напиток, смотрелась неестественно эстетично для всего этого. Левая вальяжно расположилась по столу, играя пальцами с лежащим на нём карандашом. То, что Фёдор давно пленил Андрея собою — уже аксиома. Да и Андрей был не особо против такого расклада событий. Ему это даже нравилось, потому что абсолютно никто, кроме него самого, не знал Фёдора таким: сидящим в тёмном мраке комнаты, с бокалом вина в руке, с властным взглядом, полным грехов и отрешённости от этого мира, с дотлевающей сигаретой в пепельнице. Андрею абсолютно точно льстил тот факт, что все знали Логвинова как прилежного ученика, помощника по дому, примером для подражания, а сам Андрей видел его совершенно другим. Он видел его настоящим. Видел в ярости, видел в отчаянии, видел в искренней радости, видел абсолютно по разному. Он знал, что Фёдор пуст, что в нём нет ничего святого.Их встречи после пар — уже константа, и такое ощущение, что это было всю жизнь. Они практически не разговаривают, но знают друг друга буквально наизусть. Они ведут себя холодно, но внутри горит яркое пламя, что способно сжечь всё абсолютно, но согреть и уберечь лишь друг друга. В этом и есть их концепция. Они не знают друг друга, но знают гораздо больше, чем кто-либо в их жизни. Андрей всегда покупает именно то вино, которое любит Фёдор. Фёдор всегда брызгается именно теми духами, запах которых Андрею нравится больше всех. И так всегда. Вечно. По кругу. Неизменно. —Ничего святого, и всё до боли так знакомо. — протягивает Фёдор, швырнув пустую бутылку вина об стену. Она разлетается на многочисленные осколки, со звоном падая на пол. Логвинов смотрит на сию картину, еле слышно усмехаясь, но в комнате стоит гробовая тишина, поэтому Андрею не составляет труда его услышать. Он не боится, не удивляется — привык. Фёдор правда странный, такие перфомансы с его стороны случаются часто. Его даже не возмущает тот факт, что прямо сейчас он лежит голый и привязанный прочной верёвкой к кровати, пока Фёдор попивает вино из бокала. Ему нравится.Андрей выжидающе смотрит, про себя скулит, молит о чём-то, но все молитвы напрасны. Бога нет. Это всё, возможно, тоже нереально, потому что Андрюша находится под действием наркотика, но когда слышит дьявольский смех Фёдора понимает, что это — взаправду. Не знает, чем вызван, но плевать, вряд ли сам Фёдор знает причину. Логвинов ставит новую свечу, но с тем же приторно-слащавым запахом роз, в подставку, зажигает. Лёгкий дымок и пока мимолётный запах цветов разливается по комнате, дурманя и раззадоривая ещё больше.Закрывает глаза, слышит, как он подходит к кровати, как скидывает с себя одежду, такую ненужную в этот момент одежду. Слышит сбитое дыхание, и своё, и Фёдора, чувствует, что его сердце сейчас решило сплясать огненную джигу. В окно пробивается свет луны. Падает ровно на кровать, прямо на этих двоих, добавляя большей атмосферы эстетики. Андрей пытается жаться ближе, открывает глаза, смотрит прямо в два омута цвета корицы, будто пытается найти ответы на все фундаментальные вопросы вселенной. Знает, что отыщет, потому что в глазах Фёдора — весь космос, несомненно. Фёдор неуверенно ведёт рукой по внутренней стороне бедра Андрея, будто в первый раз. Снова. Круг замкнут. Цикл повторяется.Каждый день — каждая ночь, если быть точным — идентичны. После пар Андрей идёт в магазин за вином, приходит домой, делает домашнее задание и ждёт. Ровно в десять вечера каждого дня раздаётся звонок в дверь — словно по расписанию. Словно Фёдор — робот, который всё выполняет секунда в секунду. Да и Андрей ничуть не лучше — ровно за час закидывается наркотиком, сам не понимая, для чего, и открывает сразу же. Всегда. В одно и то же время. Ждёт около входной двери того самого звонка. Знает, чувствует, что там никто иной, а именно Фёдор. Знал всегда. Они идут в спальню. Всегда так неловко, как будто они совершенно точно незнакомы и совершенно точно не трахались до. Фёдор окидывает взглядом комнату, каждый раз про себя ухмыляется, ведь вино и один бокал уже стоят на столе. Нежно толкает на кровать, медленно неуверенными движениями раздевает Андрюшу, заводит его руки над головой, неловко, но очень крепко связывает. Отходит, любуясь своей работой. В комнате царит абсолютная тишина, как на кладбище. Свет луны, падающий на Фёдора, что так элегантно распивает вино, добавляет больший шарм всему этому.Всё слишком циклично. В постели их каждый раз тоже как первый — всё слишком неловко, слишком неуверенно, но до дрожи восхитительно. Фёдор всегда нежен, и это совершенно ломает всю построенную концепцию, потому что при свете луны и свечи, с бокалом вина в руке, он очень похож на вампира. Дьявола-инквизитора, что прилетел в эту реальность, чтобы строго наказывать неугомонных грешников. Это очень красиво. Преступно восхитительно.И им двоим это нравится. Даже слишком, чтобы это всё было взаправду. Фёдор ведёт языком по шее Андрея, изредка не то целуя, не то кусая, отчего у последнего голова идёт кругом. Хочется большего, знает, что это ?большее? уже скоро, но Фёдору нравится играть. Помучить своего маленького принца тьмы перед тем, как приступить к торжественной части. Андрюша еле слышно постанывает, молча просит хотя бы раз не мучить, но тщетно — Фёдор властный, получает то, чего хочет, и спорить бесполезно. Андрею и хочется, и колется, потому что знает — лучше быть дольше с ним. Знает, его ведь снова переебёт, как только Фёдор уйдёт. Знает, и именно поэтому всё же поддаётся его ?игре?. Любит, хочет быть с ним, ведь кроме этих моментов они не общаются от слова ?совсем?. Хотя, эти моменты, когда они делят одну постель, сложно назвать общением, но всё же. Они знают друг о друге всё, но при этом не знают ничего. Понимают друг друга лучше всех, но запутались. Эта двойственность пугает, но, сука, ровно настолько же притягивает.Фёдор целует Андрея в губы — неуверенно но властно, запускает руку в волосы жёлтого цвета, что уже подсмылись, притягивает ближе, углубляя поцелуй. Глаза Андрея открыты, Фёдор всматривается. Зрачки расширенные — в принципе, не ново —, во взгляде пустота, но с какими-то яркими искорками в бесконечной темноте. Ему не составляет труда догадаться, что эти яркие искры и выдают то, что Андрюша чувствует к нему — любовь. Фёдор привык видеть в бесконечно пустых глазах эти огни. Аккуратно входит, даже не растянув, а Андрей громко и протяжно стонет. Фёдор даёт время привыкнуть — всё же, начинать без подготовки больно, а король не хочет, чтобы его маленькому принцу тьмы было больно. Слишком сильно любит и переживает. Проводит ладонью по лицу, выжидающе смотря. Когда Андрюша неуверенно кивает, Фёдор понимает, что можно продолжать. Начинает делать первые толчки, наслаждаясь хриплыми стонами своей пассии. Всё, как и обычно. Почти. Фёдор кладёт руку на шею Андрея, чуть сжимая, последнего просто кроет.?Закусывает губу, тяжело дышит. Фёдор сжимает чуть сильнее, Пирокинезис пытается сделать победный вдох, но попытки почти тщетны. Но ему нравится. Волшебно. Хриплые, срывающиеся на полпути стоны, томные вздохи, которые удаются еле как — всё это размазывает сильнее, чем любые наркотики. Но цикл нарушен.—Это было в последний раз. — спокойно говорит Фёдор, но только Андрей способен сейчас услышать нотки волнения и тревоги в голосе. — И перед уходом навсегда я хотел сказать, что действительно очень люблю тебя. Ты — незабываемый, настоящая эстетика. Лучше любой расфуфыренной красотки с идеальной фигурой. Запретный плод. — Логвинов почти задыхается, и душит его вина за что-то — а за что именно, он так и не может разобраться.—Я... польщён. Я тоже бесконечно безумно люблю тебя. Но я хочу быть с тобой всегда, понимаешь? — сказал Андрей, сидя на подоконнике в одном лишь розовом халате, куря сигареты — винстон с двумя кнопками. — Хотя, ладно. Если тебе так будет лучше... Я надеюсь, ты счастлив. — Андрей еле слышно вздыхает, но в режущей слух тишине вздох услышан отлично, и Фёдор чувствует, как нарастает какое-то напряжение, но не знаем, как рассеять его. Подходит ближе и просто обнимает. Обнимает крепко, шептая на ухо какие-то слова о любви к нему, просил за что-то прощения, но Андрей просто не слушал — прижимал Федю ближе к себе, стараясь не заплакать. Даже не то, что не слушал — просто не хотел слышать. Не понимал, почему так. Почему. Всё же было так прекрасно. Неизменно. Константа. Но в миг обрушилось, словно карточный домик. Сломалось от лёгкого дуновения ветра. Взорвалось от неловкого движения. И это, несомненно, очень больно било в самое сердце, ведь причины так и не были объяснены.—Просто скажи, почему. — спрашивает Андрей, отстранившись. Слёзы пытаются вырваться наружу, но он держится ровно. — Скажи мне прич-...—Прости, прошу тебя. — перебивает Фёдор, виновато потупив взгляд. — Я люблю тебя больше жизни, я... Но я так больше не могу. — тихо, но чётко говорит Логвинов дрожащим голосом. —Будь счастлив. — спокойно говорит Андрюша, но только Фёдор способен увидеть, что сейчас он на самом деле захлёбывается слезами. —Ради тебя. ?...если ты меня любишь, почему мне так плохо с тобой??