Глава 37 (2/2)

Из размышлений меня вывел женский голос.

— Тебе должно было прийти уведомление. Ты нужна для дачи показаний.

— Для дачи показаний? — мой голос был просто не способен выразить всю тревогу, что на меня накатила. — Подождите, я сейчас... одну минуту...

Я оставила телефон висеть на проводе, а сама помчалась в прихожую, чтобы найти на тумбочке при входе в груде бумаг нужный конверт. Он слился с поздравительными рекламными открытками и купонами.

— Да, да, я нашла его, — торопливо проговорила я, зажав телефон между ухом и плечом и попутно открывая конверт. — Я не совсем понимаю, что за дача показаний. Что-то случилось?

— Ты можешь в ближайший час подойти к участку? — Д-да, наверное...

— Хорошо. Я встречу тебя на входе.

— Миссис Патрик, — остановила я, когда она собиралась бросать трубку, — в чём дело?

— Это не телефонный разговор.

В следующую секунду на том конце провода послышались гудки.

Я вскрыла конверт и пробежалась глазами по строчкам, где мог быть хотя бы намёк на причину, по которой меня ждали в полиции. У меня в голове промелькнула тысяча и один вариант: украла молоко в магазине в одну из смен (я, честно сказать, бывало, брала оттуда продукты в качестве премии, которую не хотела платить Силия, но почему-то за молоко переживала больше всего — в конце концов, на фоне остальной мелочи, вроде батончиков или M&M’s, это было самой дорогостоящей кражей), заподозрена в торговле наркотиками, хоть и не видела их ни разу в своей жизни, или это очередная нравоучительная лекция миссис Патрик. В глубине души сидел страх, что это могло быть связано с моими родителями, но одна мысль об этом — сущий бред, который не покидает мою голову по сей день. Единственной надеждой было предположение, что это какая-то мелочь, по поводу которой меня поспрашивают минут пять, а потом отпустят. Я не хочу и думать о том, что это может быть связано с убийцей или кем-то из убитых.

А мыслей таких было трудно не допускать. Всего пару дней назад у копов в офисе гостил Эштон, которого, с его слов, подозревают во всём случившимся с этим городом. У меня было всего две догадки на этот счёт: первая — я была всего лишь следующей в списке за ним, поэтому меня решили допросить для формальности; вторая — меня решили допросить из-за него, потому что и правда думают, что он причастен. Интуиция подсказывала, что суть дела всё-таки крылась во второй, ведь, если смотреть на ситуацию объективно, всё сходилось просто безупречно: Мюллер — его отчим, Дуглас — тот, кому Ирвин, вероятно, выкрутил бы печень, если бы встретил ещё хоть раз, проблемы с полицией, пропажа, о которой он никому ничего не рассказал, этот шрам на лбу... Но мне мало верилось, что это как-то связано. Не потому, что у него было убедительное алиби (которого, кажется, не было в принципе), а потому, что мой мозг при одной попытке сопоставить факты тревожно и бесповоротно твердил ?нет?. Такое совпадение казалось именно совпадением, а не ответом ко всему. Поэтому я не испытывала ничего, когда думала, что ко всему прямое отношение мог иметь Эштон. Это было для меня чем-то настолько абсурдным, нереалистичным и лишённым всякого смысла, что ничего, кроме как пожать плечами, мне не оставалось. Однако, как бы странно это ни звучало, это всё ещё весомый повод для тревоги, потому что, лишь представляя себе, какие мне могут задать вопросы по поводу Ирвина, я встаю в тупик и ощущаю накатывающую панику. Я ничего о нём не знаю, я могу сделать только хуже.

Я положила листок обратно в конверт, сложила несколько раз и положила в карман, чтобы никто случайно на него не наткнулся. Разводить панику раньше времени не стоит. Но что-то подсказывало мне, что в комнате для допроса я останусь надолго.

?Мне просто зададут вопросы, — вертелось в голове, пока я издали смотрела на угрожающего вида здание, словно мне есть чего бояться, — ничего серьёзного. Если бы произошло что-то серьёзное, я бы об этом знала. У меня щёки пылают, она заметит? Ладно, это всего лишь румянец, сегодня жарковато. Если разговор зайдёт о чем-нибудь таком, что я стараюсь скрывать, моё лицо меня выдаст, меня точно в чём-то заподозрят. Надо вести себя так, будто я ни о чём не знаю. Молоко, говорите, пропало? Наверное, это было не в мою смену, но я слышала об этом. А если это насчёт... Нет, даже не думай об этом. Кажется, моё лицо покраснело ещё сильнее... Как же на улице душно! Где миссис Патрик? Ещё секунда, и я упаду замертво прямо здесь. Если не от тревоги, то от солнечного удара. Я так давно её не видела. Голос у неё был какой-то чересчур серьёзный. Может, что-то с Филлис? Ладно, не думаю, что она стала бы вызывать меня из-за этого в участок. Надеюсь, после её попыток отвести меня к психологу она не станет снова настаивать, это было ужасно... Ну где же она! Мои ногти сейчас сломаются об пуговицу, это мерзко, но я так нервничаю... А почему? Я ничего не сделала, у меня не будет никаких проблем, просто пара вопросов... Это она? О боже!..? Мне навстречу шла миссис Патрик, нахмуренная и слишком погрязшая в рабочем образе. Ладонью она прикрылась от пылающего солнца и, прищурив один глаз, дружелюбно улыбнулась, оказавшись в паре метров от меня. Не знаю, что случилось с моим лицом, но по ощущениям это было больше похоже на судорогу, чем на улыбку.

— Привет!

— З-здравствуйте. — Я мысленно ударила себя по лицу, одновременно с этим паникуя от каждой секунды, которую проводила в компании Вивиан. — Вы сказали, это не телефонный разговор... Что-то серьёзное случилось?

— Давай мы лучше пройдём внутрь, — уклончиво ответила она, взяв меня под локоть. — Тебе плохо? У тебя щёки горят.

— На солнце перегрелась, бывает...

Мы вошли в здание полиции, и я тут же столкнулась с несколькими людьми, которые в суматохе бегали из угла в угол и переговаривались друг с другом, что их голоса слились в один громкий неразборчивый гвалт.

— У нас тут... небольшая неразбериха, у всех дел по горло, — объяснилась Вивиан, неловко улыбнувшись уголком губ. — Я давно тебя не видела. Как ты?

— Всё хорошо!

На большее меня как-то не хватило.

— Рада слышать.

На этом наш неловкий разговор закончился. Пока мы ждали лифт, миссис Патрик постукивала ногой и то и дело поглядывала на наручные часы, иногда тихонько цокая и осматриваясь по сторонам. Я стала чувствовать себя ещё тревожнее: эта суматоха вокруг, нервничающая Вивиан, очевидно, не последствия большой загруженности персонала. Что-то происходит и что-то не очень хорошее, а предчувствие показывало, что я непосредственно с этим связана.

Приехав на нужный этаж, мы шли в не известном мне направлении, постоянно поворачивая то налево, то направо, и в конце концов оказались напротив железной двери, которую миссис Патрик открыла ключом и распахнула, пуская меня первой. И в любой другой ситуации я бы посчитала это признаком любезности и не сочла бы ни за что плохое, если бы комнатой, в которую мы заходили, была не комната для допроса.

— Я думала...

— Не переживай, это не то, о чём ты думаешь. Я просто не хочу, чтобы нас кто-то слышал.

Она кивнула головой в сторону стола, за который мне нужно было сесть. Мне хотелось трижды проклясть себя за свою бесхребетную, трусливую сущность, из-за которой я делаю всё, что мне скажут; даже если бы меня сейчас отправили на отрубание пальца, я бы испугалась что-то вякнуть против и стала бы твердить: ?Ну, им лучше знать! Если они хотят отрубить мне палец, значит так надо!?

Я села за железный холодный стол и дрогнула, коснувшись его руками. По сравнению с улицей, где стояла невыносимая жара, железо по температуре казалось ледником. Я сомкнула руки в замок и стала ждать миссис Патрик, которая копошилась в телефоне в углу комнаты. Надо мной противно трещала лампочка, которая освещала, наверное, половину помещения. В целом царила не внушающая доверия обстановка. Всё выглядело так же, как в фильмах: голые бетонные стены, бетонный пол, мигающая красным камера видеонаблюдения в углу и ледяной воздух, от которого всё тело обдавало дрожью. Я пару раз непроизвольно дёрнулась, на что Вивиан косилась, но я продолжала натягивать на лицо неловкую улыбку, лишь бы разрядить обстановку. Почему это делала только я, если разговор должен был быть непринуждённым и конфиденциальным — неясно.

— Хочешь попить чего-нибудь? Кофе, воду, газировку, может быть?.. — Я отрицательно мотнула головой. — Ладно.

Женщина села напротив меня. Она окинула меня взглядом, на который я бы не обратила внимание, если бы не моя тревога, и так же, как и я, сложила руки замком. Я слышала, так делают, чтобы получить расположение собеседника. Хочет услышать от меня как можно больше? Это выглядит подозрительно. Я разомкнула руки и опустила их под стол.

— Теперь-то вы мне скажете, почему я здесь? — Нервно усмехнувшись, спросила я, взглянув на камеру в верхнем углу. — Выглядит немного страшно.

— Не волнуйся, нас никто не слышит. — Она не смотрела мне в глаза и, поджав губы, всячески отводила взгляд в любую другую точку, только не на меня. Выглядело так, будто она пытается подобрать нужные слова. — Не хочу заставлять тебя вспоминать об этом происшествии, но в связи с последними событиями это необходимо. К нам поступило сообщение о том, что нашлась ещё одна улика по делу Грейс Перкинс, которую полицейские не обнаружили при обыске дома и о которой прежде никто не знал. Один из её дневников. Почерк идентичен тому, который был в других её тетрадях и записных книжках, поэтому оснований полагать, что он принадлежит не ей, нет. Всё время, пока миссис Патрик равнодушно докладывала мне об этих фактах, меня душила паника: я почувствовала, как кровь прилила к лицу, как сердце проваливалось в пятки с каждым новым словом, как перед глазами всё начинает кружиться. Внутренний голос молчал и кричал в одно и то же время, я просто не понимала и не хотела ничего понимать. Первой мыслью было убежать, но дверь была заперта, поэтому мне оставалось сидеть на месте и слушать о том, что я боялась услышать больше всего.

— Его украли из её комнаты. Было это до или во время обыска — неизвестно. Оригинала у нас нет, только фото. — Она будто из ниоткуда достала пачку фотографий со знакомыми страницами. — Я не собираюсь спрашивать, знакомо тебе это или нет, потому что это принесла твоя тётя и утверждала, что ты его украла. Я подумала, что это бред, но потом узнала, что Джоанна Янг, которая приходила к вам в качестве психолога в школу и которая принимала участие в расследовании, привела тебя в дом Грейс. Я так понимаю, в тот день, когда полицейские осматривали её спальню, ты украла её дневник, пока никто не видел. Либо ты могла сделать это раньше, но родители Перкинс говорят, что никогда не видели тебя у них дома. Я никому об этом не докладывала, разбиралась с этим с людьми, которым я доверяю и которые точно никому не проговорятся. Сейчас я хочу поговорить с тобой не как коп, а как человек, которому ты можешь довериться, потому что я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Но и игнорировать факт того, что ты украла очень, очень важную улику, которая среди всего остального найденного у Грейс могла бы стать одной из главных в её деле, я просто не могу. Поэтому сейчас у тебя есть возможность рассказать, как всё было, и мы с этим разберемся.

Вслед за страхом меня наполнила неописуемая злость к Аланне — такая, что мне хотелось придушить её собственными руками. Видимо, она оказалась умнее, чем я думала, и перед тем, как показать мне ?находку?, сфотографировала каждую страницу, чтобы было чем оперировать, когда она пойдёт в полицию. Меня волновало лишь одно — что ей, сука, от меня надо? Я ушла из дома, я больше не надоедаю ей своим видом, я больше не её проблема, но она продолжает отравлять мне жизнь несмотря на то, что, наверное, уже и не помнит, как я выгляжу. Её мерзкая натура, жаждущая портить и рушить жизни людей вокруг неё... Должен был пропасть не мой отец, а она. Она заслужила этого, она не сделала ничего полезного в своей жизни. Смысл её существования — выкачивать из людей энергию и деньги, делать плохо просто потому, что её внезапно что-то укололо в задницу так сделать, без какой-либо причины. Теперь мне хотелось не оправдаться, а свалить всю вину на неё, хоть это и было просто невозможно.

— Если для вас всё так очевидно, что я здесь делаю? Могли бы просто арестовать меня за сокрытие улик, за их кражу или за что там ещё... — Я тупо пялилась на стол, высматривая царапины и прикидывая, откуда они могли взяться, не горя никаким желанием бросить эти бессмысленные размышления и сконцентрироваться на настоящих проблемах.

— Всё не так просто... — Куда уж проще-то? — Как я уже сказала, это является едва ли не самой важной уликой в деле. Наряду с твоими фотографиями, которые нашли в её спальне.

— Не понимаю, к чему вы ведёте.

— Ты имеешь самое непосредственное отношение к этому, даже если не хочешь этого признавать. Я несколько раз перечитала то, что писала Грейс в дневнике. То, чем она занималась, и правда страшно, особенно для тебя. Не думаю, что она могла что-то сделать, но такое поведение можно расценивать как угрозу собственной безопасности. Такая фанатичность обычно ни к чему хорошему не приводит, и любой на твоём месте почувствовал бы себя под прицелом. — Вы ходите вокруг да около, миссис Патрик, — я начала раздражаться от её попытки смягчить возможный удар и дать понять, что она на моей стороне, что она всё понимает и так далее. Я до последнего не могла понять, на что она пытается таким образом намекнуть, пока она не сказала прямо:

— Ты была на фотографиях. О тебе Грейс писала больше всего. Она была тобой буквально одержима. Возможно, ты об этом знала и хотела себя защитить. Я предполагаю, что ты имеешь какое-то отношение к тому, что с ней произошло.

Я на несколько секунд застыла на месте, прекратив постукивать ногой и ковырять бугорки на коже рук. ?Она знает про незнакомца?, — сразу подумала я. Сердце пропускало удары через раз от мысли, что в один момент то, что я скрывала месяцами, стало известно кому-то ещё.

Но она даже не упомянула третьего человека, о котором Перкинс писала чёрным по белому. Сначала я нахмурилась, а потом, осознав, подняла на миссис Патрик озлобленный и ошарашенный взгляд.

— Хотите сказать, вы подозреваете меня? — Она несколько стыдливо опустила взгляд, поджав губы. — Только из-за того, что на тех фотографиях была я? — подавшись вперёд, прошипела я. — Вы в своём уме?!

— Мы всего лишь хотим увидеть картину целиком. Никто ещё ни в чём никого не обвиняет.

— Да, я на тех фотографиях, но это не значит, что я могла об этом знать и, тем более, хотеть что-то сделать с ней! Что с вами не так?!

— Бетани...

— Да катитесь вы к херам собачьим! Вы ни слова от меня не услышите. — У меня нет цели посадить тебя за решётку. Я хочу понять, что произошло, — отчеканивая каждое слово, строго произнесла она. — Эта камера в углу — фальшивая. При настоящем допросе сюда бы поставили настоящую камеру и за стеклом стоял бы человек, который должен наблюдать за ситуацией. Нельзя, чтобы этот разговор слышал кто-то ещё, поэтому я привела тебя сюда. У меня нет никаких плохих намерений.

Её слова звучали до жути фальшиво, потому я не сочла нужным вслушиваться и пропустила мимо ушей всё сказанное. Я начала грызть нижнюю губу, уставив взгляд на своё кривое размытое отражение в металлическом столе.

Самое очевидное, что можно было предположить и что придёт в голову любому здравомыслящему человеку, — заподозрить того, о ком шла речь в последней записи. Это объясняет всё, но почему-то виной всему, на взгляд Вивиан, была я! Ради всего святого! Неужели она всерьёз? ?Я знаю, кто это!? — как можно было махнуть на такое рукой? Больнее было даже не то, что человек, почти заменивший мне семью, пытался свесить на меня такое, а то, что я не могла никак оправдаться, ведь во главе всего — пресловутый страх перед грёбанным маньяком! Если это не совпадение, если так и должно было произойти, то стоит мне только открыть рот, и всё начнётся с самого начала, всё станет хуже, чем было. Грейс узнала, и теперь она лежит под землёй. Тайлер Дуглас знал, и его похоронили в закрытом гробу. Этот монстр сметает всё на своём пути, без разбора, без деления на ?хороших? и ?плохих?, для него все люди — обезличенная гадкая масса, от которой он избавляется всеми возможными способами. И я тоже обезличенная масса, от которой, в случае чего, он избавится так же, как от остальных.

Что же мне делать? Играть дуру, которая ничего не понимает? Всё отрицать? Забить на всё и рассказать о том, что знаю, поставив под угрозу всех людей, которые мне дороги? Что мне, блять, делать?

— Хорошо, — подозрительно мягко произнесла женщина, сложив распечатки в одну стопку и отодвинув на край стола. — Я знаю, что вы с Майклом были в моём доме.

Мои глаза широко распахнулись, а дыхание на несколько секунд остановилось.

— Я и правда не могу никак подкрепить доказательствами то, что дневник именно у тебя. Правда известна тебе одной. Но одно я знаю точно — вы с Майклом незаконно проникли в мой дом в моё отсутствие. Записи с камер это подтвердят. Мой сын сказал, что видел вас в моей спальне в мой день рождения, копошащихся на полу. Я не дура и прекрасно понимаю, что вы там искали. Кроме того, камера в коридоре засняла, как ты взяла газету из тиража, который полиция Прескотта изъяла из-за нарушения издательством мамы Люка конфиденциальности, о которой была договорённость. Конечно, я не какой-то монстр, чтобы привлекать тебя к ответственности за какой-то клочок бумажки, который попался тебе отчасти по моей вине. Но я могу постараться, и у тебя будут неприятности как из-за проникновение в мой дом, так и за кражу улики и нарушение конфиденциальности дела. Поверь мне, Бетани, я не хочу этого делать. Но ты не оставляешь мне выбора.

— Не оставляю выбора? Вы себя слышите? — Я покачала головой, ухмыляясь открытию того, какой лицемерной может быть женщина, которой, как я думала, можно без сомнений доверять. — Вы сказали, что вы здесь в первую очередь не как коп, а как человек, который хочет мне помочь. Как эта пресловутая помощь связана с тем, что вы угрожаете мне? Тот психолог — это тоже ваша помощь? Или вы уже давно обо всём догадались, а это была очередная утка, как та с Джоанной? Вы правда хотели, чтобы мне стало лучше, или вам просто нужна была информация, чтобы вас повысили? Я вижу, работа у вас на первом месте, можете не притворяться, что это не так. И я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать от вас, как вы обвиняете меня в смерти человека. В смерти Грейс! В вас осталась хоть капля человечности, или вы зачерствели с ног до головы?

За всё это время я моргнула лишь пару раз, не давая слезам выступить на глазах. Я надеялась увидеть хоть каплю стыда и осознания в глазах миссис Патрик, хоть какую-то жалкую эмоцию, которая бы выдала ее: ?Что же я делаю? Почему я здесь?? Но выглядела она не просто чёрство, а сухо, совершенно безразлично, будто всё уже предопределено и ей оставалось только смотреть, как она падает в моих глазах, ничего с этим не делая. Я впилась ногтями в ткань джинсов, стараясь унять бушующий внутри меня ураган разочарования, злости и страха перед человеком, которого я с трудом могла узнать.

— Если вы не собираетесь повесить на меня ещё что-то, я хотела бы уйти.

— Хорошо.

Я поднялась со стула и в мгновенье оказалась у двери, закрытой на какую-то слабенькую щеколду.

— Вот вы и показали, как на самом деле работает система. Через считанные минуты я оказалась снаружи, опаляемая жгучими лучами солнца и полная желания раствориться в них без остатка.

Вдруг я и это себе придумала? Вдруг ночная фантазия теперь стала частью моей жизни, и всё то, что я воспринимаю так близко к сердцу, на самом деле — плод моего воображения? Слишком беспощадно, даже для моего собственного мозга. Было бы гораздо лучше, если бы выдумкой был не только этот день, но и все последние восемнадцать лет. Да, так было бы определённо проще. Не знаю, есть ли сейчас рядом со мной кто-то, тот самый голос, взывавший ко мне ночью. Если да, то это здорово: теперь я чуть менее одинока.