I (1/1)

Гонимые страхом за животы свои, уцелевшие в ночной резне бежали от смерти и плена, как можно дальше, не оборачиваясь - боясь углядеть в степной мгле за собою погоню. Бежали до той поры, пока не перестали слышать противный горько-удушливый запах пожарища, кой еще долго гнал и гнал их вперед. Светало. Мрак отступал, обнажая весеннюю цветущую степь, украшенную зелеными сопками и курганами. Словно драгоценные камни, обронённые тут и там на сочную, еще не выжженную солнцем траву, встречались ногам россыпи ирисов и тюльпанов. Девственная, первозданная красота окружавшей природы, спокойная и одинокая, не вязалась с хаосом ужасных мыслей, что раскалывали головы беглецов.Омраченные лицом, они брели в полной немоте, то и дело смахивая тихие слезы, обходя валуны и спотыкаясь о густо разбросанные в траве острые камни. Никто не замечал изодранных одежд своих: рваных юб и порт - уходили быстро, спешно покидая свои хаты, лишь только занялся пламенем околоток. ***Ночную тишь разорвало тревожное лаянье собак. В неверном свете сонной луны, сквозь пролом в плетне, в опустелые землистые улочки вбегали переполошенные овцы, с неистовым блеянием наскакивая друг на друга.Очнувшись от сладкой дремоты, но все еще видевший сон на яву, боярин Светозар спешно присел в кровати, спустил ноги с мягкого ложа, и не попав в сапог на студеные половицы ступил. Пришедши немного в себя, походил по одрине, да мутным взглядом в окне увидал, как что-то серое бросалось на стадо, метало из стороны в сторону, валило наземь. - Неужто волки! - Светозар встрепенулся, продрал глаза и остатки сна как рукой сняло. Схватил было свою сулицу, принакинул тулуп, глядь в оконце еще разок, а там маленький светлячок уж летит, да на крышу садит и на глазах разрастается в голодные языки пламени превращаясь.- ...Волки Ареса, - взволнованно выдохнул боярин. - Тут уж сулица не поможет, - отложил ее в сторону, да к постели бегом - Аринью добужаться.***Запылал огонь, переходя с крыши на крышу. Жарко, как в аду стало. Пуще залились собаки, глотки раздирали. Быстро распространился запах гари, круживший головы, давивший грудины. Изо всех сил, стараясь не поддаваться панике, мужики, крича и ругаясь, подгоняли своих жен, в суматохе собиравших детей и домашнюю утварь. - Поспеши Аринья, хватай детей, за амбары ристай, да все молчком. Аки доберешься до них - вот опосля беги, будто сам черт за тобой, сломя голову беги через всю пашню в степь. Беги не останавливайся, что есть мочи.- А ты Светозарушка? - рыдала женщина прижимаясь к широкой могучей груди мужа.- Таче нагоню вас.- А не нагонишь еже? - Аринья резко отстранилась от мужней рубахи и в смятении посмотрела на воеводу.- Коли не нагоню - знать то мертвый я, - с усмешкой ответил ей Светозар и приладил свои уста к ее челу высокому, оставив на нем чуть влажный след. Аринья пуще разрыдалась, омжив дланями испуганный лик.- Не пущаю! - вцепилась баба в рубаху, да крепко так, насилу вырвался. Схватил за плечи, тряхнул разок, но легонько, чтоб в чувства пришла и наказывал: - На восток беги, слышишь Аринья, там горы лесистые, чай укроют.- А дале то чё? - А дале найдешься, чё делать. Ты - жена богатырская! А для богатыря твоего тут еще дело найдется! - он добро подмигнул ей, поцеловал ручки белые и обернулся на вошедшего в гридницу. То был Филат.- Беда, боярин, - поклонившись, низко пробасил дружинник, да как умещал в себе столько голосу?!- Сам видел, да носом чую, как головни дымят, руины тлеют. Вон смраду сколько! Повсюду он, окаянный, не продохнуть. А много ль их там, шакалов?- Немного их, да люты они, жгут всё: кого режут, кого в полон. Мои уж к амбарам убёгли, Аринью твою поджидают. И Ратибора жена с дщерями там, и Захария супруга с лялькой, а с ними холопки, да люд разный. Подсобишь, боярин, або как?- Что ты такое вопрошаешь! - громыхнул Светозар рассвирепевши. - Якоже ж иначе-то?! Беда для вас - есть моя беда! Иль вздумалось тебе, что трус я? - гневливо сверкнул глазами и навис над Филатом. Боярин ростом был по-боле дружинника своего. Взял он в руки меч, что в ножнах на полках покоился, потом второй, что рядом на стене висел, сравнил их, примерился к каждому - кому на этот раз послужить боярину посчастливится. Выбрал по себе - по-тяжелее, острый да грозный, другой, что по-легче - жене вверил.Заметил батьки мечи старшой Тимофей и глаза бравой искрой зажглись. А послушал речи смелые, так та смелость и ему передалась - девать некуда. Вот и не выдержал: - Батька, дозволь и мне! - просяще воззрился к нему Тимофей. - Супротив них сражаться твоим мечом буду, - Светозар насуплено исподлобья на сына зыркнул.- А готов ли ты сыне к бою?- Млад еще! - Аринья глаза округлила, оробело сына за рукав дернула, сгребла руками в охапку, да давай по привычке за собой прятать. А парень упирается, сильнее мамки стал, к отцу рвется, к мечу заветному: вдруг и правда разрешение до себя найдет? Светозар задумался, вперил в сына пытливый глаз.- Что же это, Светозарушка! Тринадцать годков ему только, а вижу - решаешься ты не в шутку. Да опомнись муж, не отдам! - воскликнула мать и уж лица на ней нет.- Вот расшумелась ты, Аринья, яко ворона! Цыц. Ни тебе запрещать ему в святом бою голову свою сложить.- Надобно помочь братьям, мамка! - совсем по-мужски за отца молвил Тимофей. Схватилась за сердце Аринья, прям сил нет, а сыне-то, вон как верно все говорит, все разумеет. Горько во рту стало, закусила губу женщина и смолчала - разрешение своим молчанием давая, а сама в глазах слезки соленые-соленые держит. Светозар одобрительно кивнул ей, мол все правильно делаешь матушка, а потом обратился к наследку:- Желаешь ты, Тимоша? - зашептал отец к нему склонившись.- Желаю, - торопливо отозвался Тимофей и твердо кивнул главою. - Надобно наказать поганых. Помстим, батюшка!- Помстим, Тимоша.Тут малый спохватился, выглянул из-за мамкиной юбки, да давай туда же проситься. Аринья так и замерла на месте, так и осела плечами, ожидая и боясь слова мужнего.- Ты слишком млад, Глебка. Рано тебе, подрасти еще надобно. Тимофей-то згоден, а ты сыне и не проси. Идем, Тимофей, я тебе добрый меч подберу, самое то будет!- Готовь быстрей воя своего, боярин - кинул в догон им дружинник и ступив к мальчонке, укрыл его снятым с себя долгим плащом. - А ты мамке подсобишь, - шепнув Глебу, дядька Филат нагнулся над мальцом, потрепал немного его шевелюру и звучно чмокнул белокурую макушку паренька. - Уводи кумушка-боярыня своих отсель, про немую не забудь - у ворот она тебя дожидается, да давай не шуми, тихо иди, чтоб не приметили вас недруги.Светозар, опустился на присядки, обмок дланью щеки слезные и прижал Глеба к груди. Вдыхая глубоко запах родной приголубил светло-русые волосы и сказал полюбовно: "Не скучай, скоро свидимся сыне". - Примерно накажем поганых за разбой, за души невинно убиенные, - последние слова отдал Светозар, отпечатал на узких губах Ариньи свой поцелуй прощальный и отпер пред ней дверь из клети, словно птицу выпуская в холод ночной.***Немало лет прошло с последнего набега: много пограбили тогда, людей истребили, огнем все вокруг пожгли. С тех времен уж подзабылось все, колено новое родилось, да подрасти успело. А тогда пришлось бросать родной край на долгие годы бывавший их миром - другого они не знали; и перебираться в новые незнакомые земли, где учились жить заново.И вот, поздней весной степь сызнова вздрогнула от лихорадочных нестройных звуков набата и селение взорвалось суматохой и разноголосием.Люди, вымотанные, уже не бежали, а устало плелись, оставив дом далеко позади, но, казалось, земля все еще продолжала содрогаться от грузного и непрерывного топота вражьих лошадиных копыт. В ушах все еще стояли отчаянные крики селян. Ветер нагнал свинцовые тучи и земля окропилась мелкой изморосью. Шли на восток.Все покрытые ссадинами и царапинами - они, замерзшие и голодные, тянулись по извилистой пастушьей тропе, вихлявшей среди низких холмов, буйной травою поросших, к горам с неглубокими, но ущельями. Там, белые скалы укроют, дадут утешение в их временном прибежище, где можно будет перевести дух. Там водопады, льнущие к пологим склонам, и горные речушки подарят живительную влагу для пересохших ртов. Добрый лес приютит и накормит, но он все еще так далеко - синеет там в дымке на горизонте и видимый лишь прищуренным глазом, а пока бескрайняя пустынная ширь степи, по которой не мене двух дней пешком.***- Сколько? - не больно вдаль видел Яр одним своим зрячим оком, от того уточнил.- Осемнадцать. Там только бабы, да щенки ихне. Тех столько же - отвечал ему Гнур. - Эта добыча легка будет! - довольный пригладил бороду Яр. - Сильный волк охотится на оленей, а слабый легкую добычу ищет, - не сдержав желчи обронил Куница, янтарные глаза свои сузив.- Закрой пасть переярок, я покамест вожак твой! - и зловеще бельмо к нему обратил, да так сверкнул им, что себя в нем Куница увидел.- На что они сдались тебе, Яр? К чему та погоня? Там все старухи почти. И без нашей помощи - сами помрут.- Старух порежь, щенков порежь, а цветник с собой заберем, - поднял Яр руку: стаю призывает.- Щенков-то зачем? Седьмину поскитаются, с голодухи да по-издохнут.- Недолек ты, Гнур! - зло скривил губы Яр. - Щенки ненавистью питаться будут, силу она им даст недюжию, а жажду мести, однажды, к тебе утолять придут, - жестом команду отдал, повернул скакуна и давай его нахлёстывать. Взвился скакун на дыбы, звонко заржал, но крепко еще в седле Яр держится, значит не сбросить его с места вожака до той поры никому.Пронзительный крик, больше на рев похожий, прорезал, вдруг, воздух и ударил по слуху. На ходу обернувшись, беглецы цепенели от ужаса. На перевале показались всадники верхом на низких ширококрупых лошадках. За ревом прозвучал свист и слуги Ареса во весь опор стремительно понеслись вниз по пологому склону, ловко перескакивая кочки и камни, и распугивая взбудораженных птиц, прячущихся среди высокой травы. Бешенным галопом их лошади приближались, ежесекундно сокращая расстояние к вожделенной добыче. Глухо стучали копыта, взрывая рыхлую влажную землю; неистово вопили всадники, понукавшие своих скакунов - жуть наводили.- Ну, что ж принимаем бой, - обреченно вымолвила Акулина - жена Филатова, утирая покрытое мжицей лицо.- Принимаем, ежель иного нам не осталось - тяжелый, полный отчаяния вздох вырвался из горла Парасьи - супруги Ратиборовой.- Воюем, подруженьки! - воскликнула, вдруг, Аринья, да с такой затаенной силой, с такой отвагой на лице, с гордой улыбкой, которой одарила она, поднимая дух боевой в сестрицах. "Должно так Светозар заражает смелостью и умением воев своих", - подумалось ей. - Воюем! - прибавила она чуть тише, но уже для себя самой и меч обнажила.- Прячьтесь девоньки за наши спины храбрые, да всю молодь сокройте, абы не запачкались кровью шакалов поганых. Ошеломленные женщины теснили к себе детей, закрывая их своими телами, а вперед, с боевым кличем, вышли жены богатырские, да с мечами мужей ихнех. Три меча-то всего было, а боле и нет ничего, но и этого хватит, чтоб проучить иродов.- Пусть в моем сердце и в сердцах сестер моих опасения смерти не будет, несмотря на полное осознание исхода нашего, - к небу подняла глаза Аринья.- Пусть добрые мечи сослужат нам верой и правдой, ибо не раз обогряны были в боях святых, да жизни мужей наших сохранить сумели, - в землю уперлась взором Парасья.- Пусть будет тверда рука, да покарает поганцев, что на чужое добро позарились, - глядела вперед Акулина.- Дондеже душа моя в теле, ну, сволочи, держитесь! - И персты боярыни крепко сжали рукоять.Скифы спускались с перевала и, оглушительно щелкая плетьми, с громкими жуткими криками бросались в атаку. С трудом сохраняя равновесие под громоздкими мечами, изнуренные и взмыленные, женщины приняли свой первый и последний бой.Сквозь редевшую наволоку проглядывало любопытное солнце. Все тот же ветер, вдоволь нагулявшись по простору, уходя, забрал с собой последние серые облока и полдень ярко зажег степь. В весенних лучах заблестел мокрый металл, заиграли блики на кожаных скифских рубахах. Всадники рысью кружили вокруг сбившихся в кучу, забаву себе устроив. Над несчастными перебирали копытами кони - того гляди и растопчут. Неумолимые их акинаки, осыпали ударами защитниц, да тех холопок, что боярыням своим помочь осмелились. Вот и кончились они, вот и не осталось их боле, акромя одной Ариньи. Остальные пали в бою неравном, подлом.Над степью поднялся раздирающий душу плач. Голосили по убитым, по сгоревшим жилищам и хлебу, голосили по судьбине своей, обреченной на полон. Рядом с бездыханным телом Глеба убивалась, рвала на себе волосы мать, крепко прижимая к животу его раскроенную головушку.Углядел Глебка, как мамку бьют, не сдержалась ранимая душа его, убёг из укрытия на подмогу ей, да под меч попал. Красной пеленою заступила глаза ярость и обезумевшая в горе своем, подняла Аринья лихой обоюдоострый меч и орлицей, с диким истошным воплем, полетела на убивц сына.- Волки! Звери! - голосила женщина, замахиваясь над головой и вкладывая в силу удара всю боль свою, всю злость и ненависть, что скопились в ней, да шептала бескровными побелевшими губами: "За детей моих, за мужа, за сестер". Не добежала. Гортанно вскрикнула и свалилась замертво, пораженная насквозь оперенной стрелой.Женщины скучились, крепче прижавшись друг к другу. Их тела била сильная дрожь, колени сгибались от страха лютого, сердца замирали пропуская стук, от того лишь сильнее теснились бабы в кольце.- Где выводок твой? - спросил Яр с высокого черного жеребца к Белаве прискачив, да к ней, как ко всем сразу обращаясь. Едва ль успевши ляльку свою спрятать, отвела Белава заплаканные глаза, зажмурилась, взглянуть на Яра не смея, повернула головушку в сторону и уткнулась в старуху мать.- Отвечай, - изрыгнул вожак и рык этот разнесся по простору степному. Лошади спутников его от неожиданности на дыбы встали. Еще боле девка в мать вжалась. Стоит, молчит, не отвечает, как воды в рот набрала. Да без надобности ее слова Яру. Сам ведает, где щенков схоронили, да поиграть захотелось пуще ужасу на баб навесть. Нагнулся Яр, ухватился за длинную растрепанную косу Белавы, отрывая ее лицо от груди матери, подтянул к себе, да так, что девка на волосьях своих повисла. Но молчала Белава и все молчали, боясь навлечь на себя кровожадное звериное око. Знают они, что внутри круга оберегают. Знают и о безнадёжности дела своего, да только материнский инстинкт по-сильнее страха будет. Все они сестры, дочери, подруги - кто кому кем приходится, но матери почти, что все.Старуха тоже мать, да молчит всё равно, губы в кровь кусает и тихо воет от того, как девку ее за космы таскают другим на совесть и обозрение. Задыхаясь от трепки, не чувствуя ног под собой, путалась Белава в юбке длинной, пыхтела, брыкалась, да ни слова не обронила. Дрогнуло сердце старой матери, не в силах вынести боли за дочь-то свою, взорвалось оно, душу небесам, Господу Богу отдавая. Пошатнулась, кровь отхлынула от лица и старуха-мать ничком распласталась по земле стылой.Отбросил Яр девицу, словно былинку. А круг-то разорван и в прорехе его узрелись Яром перепуганные, грязные, вымазанные в саже дети.Попробовала Белава встать, да ноги с испугу подогнулись - подвели ее. Припала к земле, корчась от немощи страхом парализованная, да голову приподняла только. В сторону смотрит, где лялька схоронена и от недобрых предчувствий дыхание перехватывает. Смотрит и оторваться не может, дара речи лишившись. - Старух и сопляков! Ты, Куница, - повторил Яр и нож волку своему протягивает.Потемнело в глазах Белавы. В мгновение ее окутал мрак и погрузилась она в забытие.