10. Прошлое. Холод и тепло. (1/1)

Когда иней рисует ледяные узоры на окнах, Йена всегда недоумевает по поводу хладнокровности Сесилиона. Он может спокойно ходить в одной рубашке всю осень и не покрыться иной раз муражками от холода. А когда наступает зима, он с болью на сердце позволяет ей нацепить на себя дублёнку. Теперь появилась очередная проблема, по которой ему приходится надевать куртку?— Кармилла сжирает его глазами, когда видит в снегопад на крыльце дома в одной рубашке. И иногда даже проявлет заботу?— приносит ему плед, но не делает каких-то телодвижений. Просто отдаёт свёрток мягкого одеяла и скрывается в уютном тепле дома, слегка скрипя половицами. Ему это не по душе, но глуповатая улыбка, время от времени, проскальзывает на его губах.Даже сейчас, сидя в уютно-обставленной столовой в честь Рождества, он ухмыляется, прижимает плечи к шее, сложа руки на груди. И откидывается на спинку стула, слушая Алекса и его глуповатые шуточки, от которых Мелори вместе с Жизель тихо хихикают. Обе были самыми обычными брюнетками, с такими красными глазами как у всех. Сесилион иной раз задаёт вопрос: ?Почему у всех волосы только черные и белые? Другой цветовой гаммы Лорд тьмы придумать не смог??Но он откидывает эти вопросы в сторону, когда Мелори поворачивает на него своё пухлощёкое лицо, слегка хлестнув его предплечье кончиками длинных, прямых волос. И улыбается, вплетая его в разговор:—?Сесил, а что ты будешь делать в Рождественскую ночь? —?он видит в этом вопросе только прямой намёк на уединение. Хмыкает и смотрит в свои ноги, вертит кончиками ботинок.—?Скорее всего, проведу эту ночь с матерью,?— отвечает Сесилион после недолгой паузы, пожимает плечами и, невзначай, бросает взгляд на столик Йены, где во всю заливается смехом Зей над очередной недо-шуткой Кармиллы. Его рука на её плече. Это растёт жаром в груди, и Сесилион отводит взгляд, сжимая губы и пальцы. Он впивается в теплую вышивку свитера, махает головой и произносит:?— Да, я буду с матерью.Подтверждает свои слова и снова искося бросает на неё взгляд, после чего сильнее сжимает губы вместе с челюстью. Зей прижимает её к себе, трёт костяшками по макушке, словно ребёнка, а она недовольно высказывается, слегка бьет того в грудь и хмуро смотрит на Йену, что-то бурно им рассказывающую. Иногда Сесилиону казалось, что Йена и Алекс близнецы, которых разлучили при рождении. Потому такой схожести в движениях и мимике он никогда не находил. Хотя, Йена была намного самоуверенней зажатого в свой панцирь Алекса.***Шаркая ногами по снегу, который хрустит, почти шипит на Сесилиона, он вжимает плечи в шею, зарываясь носом в мех дублёнки. Холодный ветер играл с его волосами, будто специально выбивая их из собранного на затылке хвоста, мелкими темными прядями закрывая обзор на полностью белую улицу деревни. Многие дети, под громкие упрёки родителей, убегали по домам, оставляя недоделанных снеговиков, которых ночной метелью разнесёт по главной улице и Сесилиону снова придётся убирать комки снега вперемешку с кусочками углей. Он пинает носком один из белых комков снега, сильнее вжимает руки в карманы куртки и плечом толкает деревянную дверь медпункта, который служил бабушке Ингрет домом. Проходит и встаёт на пороге, в упор глядя на стоящую в сторонке Кармиллу. Она завязывала сушеные травы в пучок, иногда залезая кончиком носа в травы и вдыхая пряный аромат. И когда дверь позади него захлопнулась, пропуская холодный ветер по маленькому коридору, пробежавший по её кончикам волос, она обернулась. И так же немо уставилась на него.—?Что ты тут делаешь? —?спрашивают в один голос, моргают.Сесилион хмуриться, выдыхает и мотает головой. Всё равно. Он пришёл к матери, поэтому и пойдёт в сторону её комнаты. Кармилла расценила это как окончание диалога, поэтому тоже двинулась. В ту же сторону. В ту же комнату. Держа в руках поднос с ампулой какого-то отвара и стаканом воды.Они встают напротив друг друга, пока за дверью были глухие голоса его матери и бабушки Ингрет, смотрят в глаза и будто повторяют мимику друг друга: сжимают губы, громко дышат полной грудью, вдавливая ногти в кожу. В её глазах немая неприязнь, которая сдавливает ребра, жжёт невидимым огнём. Её огонь был бы красным, как самая яркая звезда, показывала бы свои языки пламени, ласкала бы ими его лицо. Но она прожигает в нём только пустую дырку в переносице, сильнее хмуриться и выдыхает. Тянется одной рукой к ручке двери, но её резко открывает бабушка Ингрет. Она выходит на порог, поджимает губы и приподнимает глаза вверх.—?Голубки, целоваться нужно по- другому,?— бабушка опирается кулаками в бедра. —?Губами об губы, или вам это ещё показать?Они резко поднимают головы наверх и сильнее сдавливают кулаки. Над дверным проёмом, на тонкой веточке, перевязанной красной лентой, висит омела.—?Я не собираюсь её целовать,?— чеканит Сесилион, кривя губы. Кинул на неё презрительный взгляд и тут же отвёл взгляд на омелу.Чертова омела.—?Будто я собираюсь,?— фыркает Кармилла, закатывает глаза и смотрит на бабушку.—?Ничего не знаю! —?бабушка своим хриплым голосом так же отговаривается, махнув на молодых демонов рукой, шаркая своими ногами по полу. Она толкнула обоих по разные стороны, шагая вперёд к коморке, в которой всегда хранила какие-либо травы. Крылья, из-за её маленького роста, волочились по полу как плащ, скрывая небольшой горб. —?Обычаи, есть обычаи! Поэтому, не трепитесь мне тут! —?она резко обернулась, из-за чего Кармилла чуть вздрогнула. —?И, Сесилионушка, разуйся! Нечего в мой дом пускать снег!Сесилион опешил, широко раскрыв глаза. Она назвала его уменьшительно-ласкательным при ком-то. Назвала ?Сесилионушка? при ней. А после скрылась за деревянной дверью, будто не при чём.—?Сесилионушка?.. —?в её голосе достаточно различимый смех, хихикала, смотря прямо на его хмурое лицо.—?Тебя это не касается, идиотка,?— он сжал губы, зашипел на неё словно дворовый кот, сверля красные глаза напротив своим холодным взглядом.Она не замечала его до того момента, как он резко схватил её за локоть. Поднос со всем содержимым с грохотом упал на пол, и запах шалфея ароматными струйками пошёл наверх. В той ампуле был отвар шалфея, который дают против кашля. Сесилион сильнее поджал губы и смотрел в её глаза, полные непонятного для него страха. Резко её свитер вместе с рукой вышел из крепкой хватки и ладонь начало колоть непонятным холодом даже сквозь толстую повязку.—?У тебя с головой проблемы? —?начала хрипеть. Да, боится его. Каждой клеткой тела, каждым мускулом. —?Бабушка даст тебе отвар, чтобы ты не кидался на всех…Его кулак сжался и ткань повязки впилась в ладонь. Внутри всё больше холодело от осознания, что их все ещё тянет друг к другу, потому что она не отошла от него. Не ударила, как в тот раз в столовой. Не стала собирать осколки стекла, а просто смотрела ему в глаза, сжимая губы до тонкой белой полосы. Они были мягкие, сочные, вкусные. И ему стало интересно?— что-то из этого поменялось?Сесилион сделал шаг к ней, но она осталась стоять ровно. Так же смотрела на него, но не насторожилась?— наоборот?— смягчилась. Перестала сжимать губы, глубоко начала дышать сквозь рот, кидая свои взгляды ему на губы. Сама потянулась ногтями к теплой вязке свитера, проводя подушечками пальцев по крупной вышивке, заходя за теплую обивку куртки. Тепло над холодным телом. Кармилла не успела потянуться к нему, как мягкие губы медленно накрыли её и запах ментола, вперемешку с нерастаявшим холодом, врезался в легкие, охладил её жар внутри и дал протрезветь. Но она всё ещё не могла вырваться из его рук, сильнее прижималась к нему, желала, чтобы это не кончалось.Сесилион даже внутри мог почувствовать запах розы, сладко колющий кончик языка. Её губы такие же. Такие же притягивающие, такие же вкусные во всех смыслах. И невозможно было отрицать того, как сильно он их любит, потому что ни у одной из демонесс, кого он целовал, губы не были настолько неописуемыми. Ему даже плевать на их размытые контуры, плевать какой они формы и размера. Ему просто необходимы эти губы и её взгляд. Такой же затуманенный этим притяжением, как в тот раз?— в ванной. И когда он разорвал поцелуй, холод зимы стал жжечь губы, будто говорил, чтобы не останавливался, целовал её до посинения, пока не впитает её запах полностью, пока она не останется с ним. Сесилион не стал отрицать, что ему хочется её поцеловать. Так, как не делал этого раньше?— с полным подтверждением притягательности этой идиотки к себе. Понятное дело, почему на неё таращиться Зей?— она безумно красивая. Её дыхание обжигало губы, слегка касалось кончика носа и всё это словно очередной сон, который он видит почти каждую ночь, а после сверлит потолок пустым взглядом, слушая своё дыхание. Такое же пустое. Потерянное.Да, он потерялся. В своих мыслях и проблемах, которые жрут его по кусочкам каждую бессоную ночь. Его ветка равновесия надломилась, когда мать заболела и бабушка прогнозировала, что Цинтрелла не протянет года, если не найти нужные травы. Которых почти нет. Его отец в тот момент почти был готов умереть ради неё, влить всю свою кровь в неё?— главное, чтобы она жила. Сесилион готов сделать то же самое, но…Принесёт это результат? Нет. Определённо нет, потому что она буквально захлёбывается собственной кровью.—?Кармилла! —?воскликнула Ингрет, хватаясь одной рукой за седые волосы, собранные сзади в пучок. —?Я понимаю, что молодые очень любят нежиться, но не на осколках же!Кармилла посмотрела себе под ноги, где осколки мутно переливалось на свечах желтым светом. И тут же выдохнула, опуская голову вниз, и присаживаясь на корточки, чтобы собрать разбитое стекло. Иногда ей казалось, что её появление в этом месте?— просто ошибка, которую теперь никак не исправить. Горлышко от ампулы лежало прямо перед ней, пока её не накрыла рука Сесилиона. В его пальцах это горлышко, вместе с деревянной пробкой, казалось ничтожно маленьким. Она подняла на него взгляд, коротко улыбаясь и забирая из его рук горлышко, поднялась на ноги, круто разворачиваясь в сторону столика с травами. Но спиной она не могла увидеть, с каким взглядом он смотрит на неё. С какой улыбкой разглядывает аккуратные движения руками.—?Сесилионушка, я же сказала тебе снять эти ботинки! —?громогласо говорила Ингрет, но он слушал её будто сквозь воду.—?Да, бабушка… —?как дурак лелеет от её теплой улыбки бабушке, от её короткого взгляда на него и мимолётной, но самой красивой улыбки.Заходит в комнату, где лежит его матушка, и понимает, что Кармилла стоит позади него, еле касается его куртки пальцами, потому что не хочет уколоться холодом, и проходит дальше к постели Цинтреллы, где уже во всю что-то ей наговаривает, чуть улыбается и кидает на него взгляд. Затем хмуриться, сжимая челюсти. Сесилион стоит как вкопанный, будто ни разу не был в этой комнате. Тут всё пропахло смертью, он это запомнил. И выходя за рамки той реальности, в которой он находился, мог сказать намного больше: тут не просто пахнет смертью?— она тут живёт. Сидит на ногах его матери, царапает когда-то красноватые колени своими длинными, острыми когтями и слушает её хриплый, сухой, будто не живой, голос.Сесилион мотает головой, опускает взгляд себе на ноги и не может сдвинуться с места от ощущения полной пустоты внутри. Пытается глубоко дышать, но глухая боль рвёт лёгкие, сдавливает его ребра и ждёт, когда он упадёт на землю, заливаясь диким кашлем.—?Сесилион… —?говорит Кармилла настолько тихо, что он вздрагивает и резко поднимает голову, смотрит на её сочувственный взгляд и пытается разобраться во всей головоломке внутри. Он сглатывает, снова отводит взгляд от её красных глаз.Не смотри так на меня. Нет! Не нужно! Я справлюсь сам! Без твоей помощи!Сесилион проходит дальше в комнату и словно камень упал с его спины, с горхотом раскалываясь на полу. Он садится на стул рядом с кроватью матери. Этот стул отсюда не сдвигается с самого начала её болезни. Кивает, здороваясь с ней и не смеет двинуться, чтобы прикоснуться губами к её лбу. Почувствовать какой он горячий, почти пылающий. Не походящий на температуру демонов крови. Сжимает губы, кусает щёку, не зная что сказать ей.Всё будет хорошо? Бред. Она знает, что скоро уйдёт вовсе. Как ты? Ужасно. Она каждый день сплёвывает больше пол-литра крови.—?Милый, не стоит,?— говорит Цинтрелла, болезненно улыбается и тут же заливается в сухом кашле, двигаясь к миске, наполненной ватой. Кармилла аккуратно подставляет эту миску ей к подбородку и та сплёвывает кровь, которая густой массой сползает с её подбородка, будто карамель. Кармилла так же любяще смахивает остатки слюны вместе с кровью и улыбается ей, отставляя миску. —?Я знаю, что ты хочешь мне что-то сказать. Мне уже намного лучше, не беспокойся.Нет. Ей хуже, он видит это и пытается поверить в это. Пытается вдолбить себе в голову ложь, что мать скоро встанет с постели как ни в чём не бывало.Сесилион снова хмуро кивает и чувствует спиной, как Кармилла опирается руками на спинку стула, сжимает пальцы и хочет чем-нибуть помочь ему.Просто будь рядом. Он это запомнит.Облизывает губы и проводит взглядом по белой постели, доходя до худых, мертвенно-бледных, рук и её взгляда. Полного любви и заботы. Такой же взгляд у Кармиллы. Не такой же, а точная его копия. Будто она специально копирует мимику матери, пытается стать ею, но он видит, что это полная и настоящая правда, искрящаяся в глазах. Она настоящая. Такая, какую он видел всегда.От этого захотелось взять Кармиллу за руку, притянуть к себе и вдохнуть пряный аромат розы, исходящий от её волос. Будто она погрузилась в шелковые лепестки с головой, блаженно закрывая глаза. Он не хочет её отпускать. Пусть постоянно будет исходить то тепло за спиной, пусть постоянно она будет целовать его, пусть постоянно будет рядом.Бред, Сесилион. Не неси эту чушь.И давящее чувство в висках не давало покоя. Он сидел будто по струнке, не смея шевельнуть пальцами, потому что сзади стояла она. Сжимала пальцами спинку стула и почти дышала ему в затылок, готовая в любой момент коснуться прохладной кожей губ до его волос, оставить незаметный отпечаток в корнях. Сесилион выдохнул, начиная хмурить брови. Сложил руки на груди и слушал медленные покачивания Кармиллы с ноги на ногу, словно за его спиной она кружилась в танце и даже не замечала чёрную макушку перед глазами.—?Я вижу, ваши отношения не сдвинулись с мёртвой точки… —?пробубнила Цинтрелла, больше укрываясь тонким покрывалом по грудь.—?Меня всё устраивает,?— отчеканил Сесилион, не поднимая головы. Его глаза буравили железную ножку кровати, будто она в чём-то провинилась.—?А тебя? —?женщина поднимает голову чуть вверх, смотрит в такие же закрытые и пустые глаза Кармиллы. Она не отвечает, смотрит в другую от Сесилиона сторону, пытается разглядывать различные травы в пробирках и банках. —?Кармилла?Её белые волосы хлестнули по щекам и приподнятый взгляд заставил Цинтреллу слегка расслабиться.—?А?—?Тебя всё устраивает в таком положении дел с Сесилионом? —?напрямую даёт вопрос его мать, выдохнув от скопившегося кома горле.Некоторое время Кармилла неотрывно смотрела на Цинтреллу, впитывая в себя этот вопрос, рассматривая его со всех сторон, совершенно не замечая напряжённых плеч Сесилиона. Под ногтями начало колоть непонятной болью, и в груди всё моментально похолодело, хотя совсем недавно ей было очень даже тепло в вязанном свитере.Устраивает ли её то, как мысли съедают черепную коробку? Определённо нет.С момента их близости прошло больше, чем месяц и за это время они не проронили друг другу ни слова об этом инциденте. Их можно понять, но дерущие сердце кошки не успокаивались, а лишь настырней, больнее впивались своими когтями в тонкие стенки и проливали их кровь. Она даже до сих пор чувствует по ночам горячее дыхание на собственной шее. Либо ей это всё мерещиться.Да, ей мерещиться. Обычный кошмар, который скоро её отпустит. Но он не отпускает, сильнее сдавливает в своих тисках и не даёт отвернуться.Ей хочется завыть от всего этого: от пристального взгляда Цинтреллы и глухого дыхания Сесилиона. Оно бьёт по ушам, вискам и над бровями. Но Кармилла только сильно закусывает нижнюю губу и чувствует привкус железа на языке. В очередной раз прокусила в порыве задумчивой нервозности, которая проходит током по пальцам. Она вздрагивает от гулкого кашля Цинтреллы и уже хочет быстрым шагом направится к миске с ватой, как её останавливает бабушка Ингрет. Хватает за запястье и показывает на Сесилиона. Он опустил голову вниз, расслабленно сидя на стуле. И он посапывал, иногда дергал кончиком носа, глубже зарывался в своё плечо и дышал. Так глубоко и свободно, будто её тут нет и он один. Сам с собой, со своими чертями и мыслями.И Кармилла не могла не согласиться, что даже такой расслабленный, он безумно красивый. Острый нос, чуть впалые скулы и длинная линия губ была прекрасно подчёркнута легкой припухлостью. Его темные ресницы слегка вздрагивали от скрипа половиц.Кармилла неосознанно села на корточки, складывая руки на твёрдом колене, даже не смея отвернуться от него. Она смотрела на него, словно завороженная, с слегка приоткрытыми губами и совершенно детским взглядом, будто увидела что-то сказочное. Его руки были на ногах и если бы она положила руку чуть ближе к нему?— смогла бы докоснуться до его ногтя кончиком пальца. Подбородком она уперлась в костяшки собственных пальцев, разглядывая его лицо с таким же рвением, что и в первые их встречи.Чёрная прядь волос выпала из полной картины завязанного хвоста, туго затянутого на затылке. Темной вуалью, прядь закрыла его лицо и стала лезть в нос и рот, из-за чего Сесилион сильнее хмурился, и уже почти было начал просыпаться, что Кармилла не хотела, поэтому чуть приблизилась к нему, слегка прикасаясь подушечками пальцев его лба и заводя прядь его волос за ухо. И она снова отмечает про себя, какая его кожа приятная наощупь. Это не Грейнджер или Алукард, а что-то неземное, такое мягкое и нежное, что сравнить с собственными твердыми и сухими пальцами?— было бы чем-то отвратительным. И она снова рассматривает его, только намного ближе. Темные круги под глазами выдавали его долгую бессоницу и усталость от всей повседневной суматохи. Еле виднеющиеся морщины над густыми бровями будто наглядно показывали его напряжённость.Кармилла выдохнула, сглотнула и моргнула, приподнимаясь с места, чтобы отойти от него. Кидает взгляд на окно, где сквозь темное, вечернее полотно летали белые комки снежинок, редко прилипая к стеклу и соскальзывая целым ошмётком вниз на раму. Она отвела взгляд от окна, чтобы сказать Цинтрелле о том, что уходит, но обрывается?— женщина тоже уже крепко спит?— редко похрипывает и чуть кашляет во сне.Кармилла гулко выдыхает, бросает еле заметный взгляд на спящего Сесилиона и твердо движется к полке с постельным бельём, откуда достаёт толстый меховой плед. Она распахивает его и накрывает Сесилиона по шею, останавливаясь рядом с его лицом; всматривается, снова обдумывает что-то. А после еле ощутимо касается губами его лба и тихо шепчет:—?С Рождеством, Сесилион…Плотнее укрывает его со всех сторон, зная, что в доме у бабушки безумно холодно и если он будет целую ночь в обычном свитере и куртке, то просто-напросто окаменеет от холода.Вставая в полный рост, она заметила странно сходство Цинтреллы и Сесилиона?— оба спят с чуть приоткрытыми губами. Такие же приоткрытые губы были у Сесилиона в момент пика. Кармилла мотнула головой, прикрывая пальцами рот будто сказала что-то ужасное и быстро метнулась к двери. И когда она выходила?— невзначай кинула очередной взгляд на Сесилиона, аккуратно прикрывая за собой скрипучую дверь.Скрип половиц начал её выводить из себя, поэтому, когда она быстро надевала куртку, хотела как можно скорее уйти из этого дома. Уйти от него. От того, кем грезит в своих мыслях. Кармилла поджала губы, туго затянула шарф на шее из-за чего пожалела, резко кашлянув. Это повлекло за собой несколько волнующих вопросов от бабушки Ингрет в соседней комнате, а точнее?— в кладовой. Поэтому Кармилла не стала медлить, быстро выбежала за дверь, и тут же повстречала своим лицом несколько крупных снежинок. Самые мелкие из них даже успели прилипнуть к ресницам. Просунув нос под широкий шарф, Кармилла ссутулилась, засовывая руки в карманы и редкой перебежкой направляясь к дому. В каждом доме уже погасли свечи и только темные дороги встречали её, которые разглядеть могут только полностьюпривратившееся. И от этой мысли она горько хмыкнула, чувствуя в груди очередной холод.С чего она решила, что Сесилиона станет интересовать полукровка? Да и вообще станет ли он обращать на неё внимание? Конечно нет, она знает это, хоть и пытается отрицать. Пытается стать счастливой с демоном крови, который только и делает, что называет её идиоткой. Браво.Она полностью потеряла любовь к себе, если позволяет так к себе относиться. И она позволяет, даже больше: позволяет воспользоваться собой. А после всё заново, всё по новой. Кармилла как дура не пытается его как-то остановить и теперь корит себя за это.Глаза стало печь. Она сморгнула подступающую влагу, но горячие дорожки потекли по щекам, обжигая красный румянец и заставляя ещё быстрее идти домой. Было больно где-то внутри: в желудке, ребрах, легких. Везде. Боль теперь стала единым целым с ней, и хоть она пытается скрыть это за разговорами с Зеем и Йеной, всё равно ощущает ноющее покалывание под ребрами, которое с каждым разом усиливается. Кармилла всхлипнула, вытаскивая руку из кармана и прикрывая ею губы, двумя пальцами, большим и указательным, сжимая нос, чтобы её никто не слышал. Она даже не сразу ощутила, как громко хлопнула входной дверью и скинула с себя куртку прямо на пол. Ей хотелось кричать от всего этого, разрывать всё и вся, а после болезненно осесть на пол и зарыться пальцами в волосах, так же выдирая из них белёсые клочья.Первой жертвой её истерики стала книга. Роман, который она нашла на одной из вылазок. Сесилион как-то раз заметил его, осмотрел и сказал, что это посредственное чтиво. А потом посмотрел на неё с таким пренебрежением, которое раньше она никогда от него не видела. С оглушающим криком, разлетевшийся по стенам дома, она порвала книгу пополам по корню, из каждой части выдирая по нескольку листов за раз. Некоторые строчки книги иногда проскальзывали перед глазами, от чего становилось ещё хуже. Уже с нескрываемой злостью, она бросила остатки романа на пол, резко выдергивая из горшков остатки своих растений, которые так же ненавидит Сесилион. Он называет их ненужной вещью, загрязнителем. И теперь они действительно загрязнители, когда темная земля сухими комками распласталась по полу вместе с остатками корней. Кармилла начала кричать в пол, держась руками за волосы, будто пытаясь закрыть уши. Мысли в голове настолько стали кричать на неё, что она понемногу думает о том, как сходит с ума. Бьёт ладонями по голове, пытается выбить их, вытрести из себя, но выходит только хуже. Они ещё громче кричат на неё.Что-то горячее, прямо с носа, двинулось быстрой струей вниз по подбородку, падая багровой каплей на паркет. Кармилла стерла это запястьем, замечая красный опечаток крови. Капли стремительней стали падать на пол, а поток багряной крови только усиливался. Вместо голосов теперь в голове сплошная пустота. Гудящая, давящая со всех сторон.Кармилла двинулась в сторону ванной, закрывая ноздрю неколькими пальцами сразу. Она чувствовала себя так ужасно только после смерти матери, и теперь это снова повторилось. Сквозь пелену не особо получалось что-то видеть, но она всё же смогла открыть водяной цветок и, быстро скинув одежду, зайти под теплые струи воды.Иногда ей казалось, что она свихнулась. Возможно, это было правдой, потому что Кармилла не сразу замечает, как смотрит на кровавые разводы внизу, утекающие через пальцы ног к сливу; смеётся. Гортанно, почти болезненно. Она опирается ладонями на плитку, с каждым разом начиная ещё сильнее смеяться, почти кусает язык, чтобы прекратить это, но вместо этого заливается в очередном потоке слёз, и смех сменяется глухими всхлипами. Кармилла до сих пор не понимала, как докатилась до такого. Каждый разговор с ним заканчивался очередной истерикой, поэтому головная боль уже не особо волновала. Она просто привыкла. И в один момент не сможет сдержаться, разрыдается перед ним как маленькая девочка, а он будет над ней смеяться.Знает весь сценарий наизусть, который раньше ей и в голову не приходил.Очередная капля крови, вперемешку с водой, упала вниз ванны глухим стуком. Стук. Стук.Под ногтями закололо раздражение и противный скрип ногтей о плитку нервировал, доводил до того, что верхнаяя губа дрожит от злости. Её руки сами сжимаются в кулаки и бьют со всей силы в светлую плитку. Она открыла рот, потирая места ударов, при этом не прекращая плакать.Когда это закончиться на самом деле?