Прыжок (1/1)

Брайан лежал на полу, тупо уставившись в потолок. В окно били яркие лучи дурацкого вечернего ноябрьского солнца, расчерчивая рыжевато-желтыми полосами пол, шкаф, стол и Брайана.Он видел люстру на потолке, кусочек шкафа из темного дерева, видел пылинки, кружащиеся в подсвеченном лучом воздухе в непонятном, изящном танце, как броуновские частицы. Потом поднял руки?— длинные дрожащие пальцы (он любил их целовать), синеватые изгрызенные ногти (в комнате холодно?— Брайан открыл окно), бледные, слегка просвечивающие вены?— и тут же опустил, вцепившись в кудрявую шевелюру и сдавленно завыв.***Время?— два часа ночи. Через семнадцать минут отходит отходит последняя электричка… Та, что идет на Лондон через заброшенную вышку ЛЭП.Брайан аккуратно вылез из окна на заранее подставленную лестницу. Прислушался?— тихо.Впрочем, даже если бы родители решили вдруг проверить, спит ли их ненаглядный сыночек или нет и направились бы в комнату Мэя, то ничего необычного бы не обнаружили: рюкзак на месте, книжки и тетради аккуратной стопочкой лежат на столе, старенькая самодельная акустика Рэд Спэшл стоит в углу, а сыночек спит, закутавшись с головой в одеяло. Увидев это, они наверняка умилятся ?нашему милому Бри?, поцелуются и пойдут в спальню, не заметив, что листы тетрадей помяты, гитара в щербинках, словно ее кромсали ножом, а милый Бри?— лишь пара одеял и мочалка.Брайан засунул руки в карманы, сгорбился и пошел на станцию. Ему оставалось лишь три часа.Спустя двадцать шесть минут он уже проехал промзону ?Андромеды-1?. Электричка свернула с главного пути на четвертый, по которому обычно ходили пассажирские поезда дальнего следования. На крошечных, непонятно зачем построенных станциях они не останавливались, а электричка останавливалась, забирала каких-то людей и мчалась дальше?— через лес, через реку, через колледж железнодорожников, опять через лес…Темно. В вагоне горит свет. Брайан смотрел в окно и видел Пустоту. Такую же, как у него в душе, словно вырвали какой-то самый важный кусок, открутили винтик, и весь его внутренний мир заискрил, забился, как оголенный провод… Но, в конце концов, сгорел. Обрушился, и теперь его обломки вызывали неимоверную тяжесть, а не опору, как прежде. Как там это в психологии называют, омертвение души?Монотонный голос объявил следующую станцию, нужную Мэю. Парень посмотрел на часы. Ему осталось пятьдесят три минуты.***Продуваемая ветрами крошечная станция, такая же, как и большинство других. Вне электрички свежо и холодно; ночь была безлунная, электричка, мигнув огоньками, ушла, и лишь фонарь около билетной кассы отгонял темноту и ощущение, что ты один в этом мире. Но только не от кудрявого физика. Как все-таки люли зависимы от света…А Брайан Мэй будет свободен! От всего свободен! Пока он только шагает вдоль колеи, но скоро, совсем скоро все будет по-другому. Все тогда сразу вспомнят про него, и поймут, что был замечательным человеком, и физиком хоть куда, и Шойбер перестанет прискребаться к тихоням… Хотя ну его, чести много. Но, может, хоть тогда его вечная ухмылка сползет с тонких губ?..Он полетит, но первый его полет будет недолгим, зато второй?— бесконечным. Ему откроются пути Космоса, он вернется к своему Создателю (Мэй не был верующим, но нравилось ему так думать), а все будут муравьями бегать там, внизу, и плакать над ним, а он будет глядеть на них оттуда и грустно ухмыляться. И Гвилим будет плакать, больше всех плакать; ведь это из-за Гвилима все случилось, это он предал Брайана…Последний впервые за все это время почувствовал воодушевление. Так ярко ему это представилось, что он почти ощутил себя невесомым, будто крылья у него выросли.—?Еще чуть-чуть, и полечу,?— проговорил Мэй, пробравшись через траву к заброшенной вышке ЛЭП. —?Еще чуть-чуть, и полечу…Двадцать три минуты.Как же он про нее узнал? Лет в десять, наверное… Они с соседскими пацанами частенько сюда наведывались, и Брай, самый скромный и пугливый, тогда и мысли допустить не мог, чтобы залезть на эту жуткую конструкцию, построенную в допотопные времена и обесточенную в этом году. Брайан подсаживал друзей, будучи уже тогда довольно высоким, ждал, когда они заберутся метров на десять-двадцать и фотографировал на старенький аппарат скверного качества. Бабуля подарила…Сейчас же не было ни друзей, ни фотоаппарата, ни бабули. Были только жалкое изрезанное тело, не менее изрезанная душа, жаждующая исцеления и свободы там, почти незаметная боль, если бы о ней можно было не думать, холодный страшный остов и Пустота.Пять минут. А пока он сидит на самой верхней перекладине, и ветер треплет его волосы, он оглядывается по сторонам и видит вдалеке реку?— блестящую чернильную ленту, отражающую свет от ?Андромеды-2?, тонкую ниточку фонарей вдоль железной дороги, и даже его израненная душа словно прикрывает порезы и восхищенно глядит туда, робко улыбаясь и радуясь такой вещи, как фонари в темноте. Брайан и сам улыбнулся. ?Хоть что-то красивое увижу?.Глаза слезятся из-за ветра. Парень их закрыл.Все, все, сейчас все закончится… Через две минуты плюс примерно три?— может, и не три, Мэй не считал, просто казалось ему, что будет именно три,?— секунды на падение все будет хорошо, легко и просто… а Гвилиму?— больно!Нет. Больно не будет. Он ведь уже не любит его. Брайан открыл глаза и посмотрел вниз. От высоты закружилась голова.***Лодыжку пронзила боль, и физик прижал забинтованную ногу к себе, цедя воздух сквозь зубы. Спасибо ей. Всегда помогает, не дает увидеть все до конца…Ему тогда стало страшно. Настолько страшно, что он аккуратно спустился, упал на траву и заплакал как маленький, размазывая слезы по щекам и подрагивая от утренней росы.Потом вернулся домой. Денег у него не было?— зачем? Билет-то в один конец! —?как, впрочем, и телефона, так что явился блудный сын домой лишь к ночи?— грязный, замерзший и вообще похожий на бомжа. Внятно так ничего и не сказал, когда родители, плача и обещая умереть, выспрашивали, где он пропадал и чтоб не смел врать, что в гимназии… А на следующий день Брайан пообедал после учебы в симпатичном маленьком кафе (панкейки с бананом и чай), взял сумку и пошел к дому Гвилима, где поднялся на третий этаж, вынул лезвие и коротко звякнул.Когда Ли открыл дверь, он увидел лишь длинное черно-белое нечто, красное по бокам, свалившееся с перил открытого балкона.