хенджин/донхек; laugh me to sleep (1/1)

хенджин своей мешковатой розовой толстовкой сливается с закатом над морем, вязнет в расплавленном солнцем асфальте, накручивает на палец тонкую косичку, пока неспешно бредет от автобусной остановки до кофейни, выглядывает донхека еще снаружи, сквозь стекло, чистое, прозрачное, сверкающее.

донхек заводит непринужденный разговор с каждым, у кого принимает заказ. улыбается, пока готовит кофе, будто любит это дело сильнее всего на свете, притопывает ногой в такт песне из колонок.у него всегда людно. шумно. тепло.

хенджин – смотрит поверх чужих макушек, одинаковых, безымянных, машет рукой, опирается боком на свободный столик. ждет. донхек замечает его, машет тоже, улыбается мимолетно, но отвлекается сразу, потому что работы много-много-много, а хенджина – пока еще – мало, и он где-то на периферии, незаметный, словно блеклая радуга, и это то, что он (хенджин) делает всегда.замирает в ожидании.

терпеливо.потому что ему некуда спешить.

донхек на ходу снимает бейджик, прячет в карман, хватает хенджина за руку, выпархивает на улицу, вдыхает свежий соленый воздух. хенджин даже не успевает спросить, как прошел его рабочий день, – донхека неистово тянет к морю.они сидят на песке, хенджин закуривает, донхек бесцельно копается в его волосах, будто маленькая девочка, играющая с куклой барби. некоторые еще купаются, хоть и начало сентября, но ранняя осень выдается на редкость теплой. с деревьев уже срывается первая сухая листва, а море – еще – горячее.у донхека в карманах всегда найдется какая-то маленькая заколка, то с крохотным бантиком, то с жемчужиной, то с цветком, и каждая из этих заколок впоследствии находит свое пристанище в хенджиновых волосах.

донхек всегда любил хенджином – играться.(только если вложить в это слово самый светлый смысл)даже волосы ему в ярко-розовый красил своими руками.хенджин докуривает, зарывает сигарету в песок, кладет голову донхеку на плечо. его рубашка пахнет свежим ароматным кофе, как и всегда. хенджин, вроде бы, так сильно привыкает к этому запаху, что прекращает его чувствовать, а вроде бы – с каждым таким разом чувствует только сильнее.раскинувшееся перед ними лазурное море тихо-тихо шумит пенистыми волнами. кто-то смеется. кто-то пытается освоить серфинг. кого-то достали ненасытные чайки, ворующие еду с пикников.и все как в кино.донхек так любит все, чем живет, что хенджин не знает, как попросить его задержаться подольше. сегодня –

и всегда.– давай косички переделаю. уже некрасиво, – донхек отвечает на неозвученный хенджинов вопрос сам.– уйдешь сегодня пораньше?– знаешь же, не могу.

хенджин упирается ладонями в стойку, смотрит долго, прямо, молчит. донхек возится с какими-то чеками, салфетками, упаковками.– тебе капучино или флэт-уайт?

– донхек.

– чизкейк с персиком, яблоком – или классический?– донхек.– кофе на соевом молоке?..– донхек?– а?– пойдем?донхек закатывает глаза, оборачивается на зал, осматривает посетителей придирчиво, – наверное, прикидывает, справится ли в одиночку новенький стажер, феликс, который за первую неделю разбил шесть кружек и четыре блюдца.

хенджин читает в чужих глазах вынужденный отказ. он использует козырь:– там штиль.он не проверял, потому что к морю сегодня еще не ходил.к морю он всегда ходит вместе с донхеком.

битва (но не война) выиграна, донхек плетется рядом в направлении набережной, нервно немного, прячет руки в карманы, кусает губы. иногда кажется, что он любит работу сильнее всего на свете. даже сильнее, чем он любит хенджина.хенджин смотрит сверху, поправляет ладонью свою немного покосившуюся панамку, жует грушевую жвачку.– да ладно тебе, – несильно толкает в плечо. – кофейня, знаешь ли, не империя. да и ты не монарх.

хоть и выглядишь как принц.донхек смеется – наверное, хочет показать, что ценит попытку хенджина поднять ему настроение. он пребывает в какой-то меланхолии и отталкивает всех, кто пробует малейшим своим жестом ее нарушить. всех – кроме хенджина.а в море и правда оказывается штиль.но именно в штиль и тонет больше всего кораблей.тепло быстро улетучивается, к середине сентября начинаются недельные дожди, хенджин больше не ездит своим круглосуточным автобусом в скейтпарк, а скейт оставляет пылиться в углу прихожей, возле свалки из изношенных кроссовок.они с донхеком все меньше ходят к морю, больше – в круглосуточный макдональдс, в любое время суток, когда хенджину захочется внезапно ворваться в их чат в какаотоке с тирадой о том, что он умрет вот прямо на месте, если сейчас же не съест огромный бигмак.донхек пьет клубничный шейк и, подперев голову ладонью, наблюдает за тем, как капли дождя расчерчивают окно и осеннюю ночь за ним. в город приходят холода – с неба уходят звезды. их все меньше и меньше с каждым днем, и хенджин ловит их руками, раскладывая по карманам своих худи, так отчаянно и старательно, как будто их в действительности не хватит на всю землю и еще несколько миллиардов таких же земель.– что будешь делать после школы? – спрашивает донхек, когда они, вдоволь наевшись, гуляют по ночной улице.

хенджину не нужно проговаривать вслух, чтобы знать.

любить тебя.приходить к тебе.пить твой кофе.есть твои чизкейки.просить заплести мне косички.делиться с тобой толстовками.и сигаретами, если начнешь курить. – еще не решил, – тем не менее прокашливается он. – а ты?– уехал бы, – честно признается донхек, спрятав замерзшие ладони в карманы. – да только здесь море.

и ты – остается неозвученным.они идут в одну сторону – не расходятся в разные, как это бывает в тривиальном кино, когда тебе не по пути с тем, с кем больше всего на свете хочется быть.хенджин провожает донхека до дома.донхек пишет хенджину перед сном.?розовый почти смылся?.?нужно подкрасить?.

хенджин улыбается в подушку, пока не засыпает.

в море стоит безветренный ровный штиль.