28 (1/1)

Опустошающая боль стала вечным спутником. К Сехуну не впускали посторонних, но по словам охранников я разобрала, что он жив и вроде как ничто больше не угрожает его жизни. Но мне нужно было убедиться самой, хотя и было ужасно стыдно и совестно показаться у него на глазах. Мне хотя бы только в щелочку заглянуть и увидеть его…Отец крутился у стойки приемной вместе с родителями Сехуна, которые были слишком обеспокоены состоянием своего сына, чтобы заметить затаенное лицемерие отца. В любом случае я была слишком подавлена, чтобы обращать внимание на кого-то. Искусав палец до крови, резко поднялась с кресла и вновь попыталась прорваться через толпу охраны, но эти мужчины в фирменных костюмах какой-то частной охранной организации довольно грубо отпихнули меня назад с невозмутимым выражением лиц.Накаты паники, стыда, отчаяния, невозможности исправить что-либо сменяли друг друга. Ноги были ватные, в ушах постоянный шум, словно я не находилась в этой больнице, или находилась, но под толщей воды. Я потеряла последнюю нить, последнюю связь с этим миром. Я потерялась.Нашла себя, когда руки коснулись чего-то железного и холодного. Глаза в слезах, словно сокрытые в пелене, узнавали парапет какого-то балкона на площадке десятого этажа. В ужасе шагнув назад к стене, задрожала от страха, понимая, что мой мозг инстинктивно чуть не привел меня к самоуничтожению— совершенно противоестественное желание организма. Похоже я начала сходить с ума.Меня привели обратно внутрь к отцу и родителям Сехуна, на которых я боялась даже взглянуть, постоянно глядя себе под ноги и шмыгая носом. Отец схватил меня за локоть и увел в сторону.—?Что ты вытворяешь?!—?А разве не этого ты ожидал? —?убитая, сломленная, даже не смотрела на него, процедив фразу сквозь зубы.—?Мое последнее предупреждение.—?Мне плевать.—?Из-за тебя может пострадать вся семья.—?Мне плевать.—?На сестру и брата тоже плевать? —?меня словно молнией сразило, и я ошеломленно посмотрела на ухмыляющегося мужчину, довольного собой?— в попытках кому-то что-то доказать, пойти против воли отца, против всех, я забыла о сестренке и брате!Они ведь точно не виноваты во всем, они ничего не знают! Как я могла забыть?! Из-за моей несдержанности могли пострадать они, их будущее могло быть под угрозой, ведь так или иначе мы принадлежим одной фамилии, одной семье, мы?— дети одного отца.Ноги подкосились, отчего я буквально упала в руки отца, который непривычно заботливо обнял и прижал к себе. Слезы катились по щекам вместе с моей никому не нужной гордостью, бессмысленной гонкой к какой-то непонятной и уже совсем потерянной свободе.От чего я пыталась освободиться и зачем? Все ответы, все цели, мечты куда-то улетучились. Зачем мне всё это, если от этого могут пострадать родные мне люди? Кому есть дело, что творится у меня внутри, какая агония разрывает мое сердце, когда понимаю, что обманываю любимых людей? Ведь тайну моего происхождения знает не так много людей, а, значит, и мне нужно держать язык за зубами, жить с этим, привыкнуть, не считать за обман, чтобы хоть как-то убедить себя в правильности такой позиции.—?Теперь всё будет хорошо,?— прошептал отец, медленно проведя рукой по моим волосам, что меня окончательно раздавило, но, нерешительно взглянув на него, краем глаза заметила, что, оказывается, на нас смотрели родители Сехуна?— я хотела убить его за то, что позволил усомниться в самой себе, в нем, за то, что позволил дать слабину перед ним?— он делал это всё для публики, а не потому что вдруг проникнулся ко мне отцовскими чувствами, и я разревелась еще сильнее от досады, зарываясь лицом в его белоснежную рубашку, уже испачканную следами от моей косметики.—?Где мой внук?! —?этот неожиданно громкий возглас заставил встрепенуться всех вокруг, а у меня похолодели руки?— я знала о том, что дедушку Сехуна по слухам считали чуть ли не сумасшедшим из-за его периодически странного сумасбродного поведения, но ему списывались некоторые отхождения от нормального человека, ведь возможно иначе он не построил бы целую империю.Гении всегда отличаются от основной массы людей?— внешне, характером, какими-то необычными привычками или поведением. И дедушка Сехуна был не исключением: он пришел в больницу, одетый в пижаму, и это в такую погоду!—?Отец, что ты тут делаешь? —?обратился отец Се к дедушке, который был еще и довольно энергичным, потому что спокойно разгребал толпу охранников, которые пытались его остановить и усадить на кресло.—?Я пришел к своему внуку! Вы?— звери! Это всё вы виноваты! —?вроде бы и старик, но вел он себя очень вызывающе и эксцентрично, чем привлекал всё внимание окружающих к себе?— в том числе и мое, отчего я не могла отвести своего внимательного взгляда, изучающе рассматривая его.—?Отец, вам нужен отдых,?— приобщилась к своему мужу мама Се, еле унимая дрожь и слезы.—?Я хочу увидеть своего внука! Где он?—?Ему прописан покой, пока никому нельзя…—?Он же не умер! —?тут старик схватился за сердце, отчего отец Се и мой сразу же подхватили его под руки, но пожилой мужчина тут же отмахнулся от их помощи, вдруг подзывая меня к себе, чему я было дико удивлена и в ступоре смотрела на него, не уверенная, что не ослепла. -Эй, ты, иди сюда! —?странная манера речи, но я подошла к нему, подавая свою руку, на которую он очень мягко оперся и присел в кресло. —?Чего ревешь? Ты видела моего внука? —?я отрицательно помотала головой. —?А чего ревешь-то? —?непонятно, почему, но у меня проснулось дикое желание взять и всё рассказать?— может быть, потому что все считали этого человека сумасшедшим и ему никто не верил?— мне казалось, что он?— единственный человек, которому я могу рассказать всё, что происходит в моей жизни. —?Понятно,?— он посмотрел прямо и, казалось, словно просканировал меня, словно прочел всё в моих глазах, словно ему действительно стало ?понятно?.И такой компанией?— я, дедушка и родители Сехуна, мой отец?— окруженные толпой охранников семьи О и моей, просидели всю ночь у палаты, в которую никому не разрешали входить. Мне хватило этой ночи, чтобы переосмыслить всё своё поведение, свои поступки, свои чувства, которые нужно было заткнуть куда подальше и постараться наслаждаться тем, что было.Я, кажется, задремала под утро, потому что слышала очень тихий разговор моего отца с отцом Сехуна?— если быть точной, это были всего несколько фраз.—?Вы зашли слишком далеко,?— голос господина О был довольно суровым, а, может, мне это показалось.—?Я узнал о попытке обнародовать кое-какую информацию. Мне нужно было принимать соответствующие меры.—?Вы напали не на тот след…—?А, может, кто-то хочет, чтобы я так думал?И снова меня окутала пелена полусна, поэтому, проснувшись окончательно, пыталась вспомнить, не приснилось ли мне всё это. Я услышала какой-то шум в стороне и увидела, как пара охранников подошли к отцу Се, полушепотом сообщив о том, что СМИ рвут и мечут, пытаясь добраться сюда, чтобы услышать какую-нибудь эксклюзивную информацию. Моего отца не было рядом, и мне вдруг стало страшно, отчего я тут же подорвалась и бросилась к двери палаты Сехуна. Видимо охранники потеряли бдительность, потому что мне удалось вбежать внутрь и увидеть лишь зашторенную койку. Пустую койку. Ноги подкосились, и тело потеряло чувствительность, отчего я упала в руки кого-то из охранников.Куда он делся?! Его похитили?! Как? Тут ведь было столько охраны, столько людей кругом, куда они все смотрели?Я пришла в сознание, и слезы вновь хлынули градом. Стоя на коленях перед госпожой О, которая что-то кричала охранникам, пытавшимся меня поднять, я завизжала в истерике:—?Где он? Что с ним?!—?МинСу, успокойся,?— откуда-то издалека доносился голос женщины.—?Ему стало хуже? Где он? Или его похитили?—?Никто его не похитил, не устраивай истерику,?— голос отца вызвал во мне волну будоражащего страха, от которого я задрожала, ломая пальцы и сжимая зубы.—?Ночью врач сказал, что нашему сыну стало лучше,?— сообщил отец Сехуна, подошедший к нам после разговора со своими охранниками. —?Похоже, отец забрал его, не доверяет…Дальше я не слушала их разговор, безмолвно оглядываясь вокруг: и действительно дедушки Сехуна и след простыл. Сумасбродный старик забрал своего внука и никому об этом не сообщил, да и, судя по всему, кому-то заплатил, чтобы все молчали до нужного ему времени.Я наконец-то успокоилась, ведь мой друг с ним будет точно в безопасности, и чувствовала себя каким-то сторонним наблюдателем всего происходящего, словно всё это время смотрела фильм, в который погрузилась настолько, что стала сопереживать героям, но меня в нем не было, я не принимала никакого участия. Что я делала тут и почему? Что я могла исправить, что сделать?—?МинСу, тебе стоит отправиться к себе. Пока отец не решит нам сообщить, никто не узнает, где сейчас наш сын,?— обратилась ко мне госпожа О, и я медленно кивнула головой и поклонилась, спутанно пытаясь найти выход из этого места.Мне помогли двое мужчин из охраны семьи О пройти через какой-то другой выход, чтобы не сталкиваться с репортерами. Однако откуда-то издалека краем уха услышала щелканье камер, когда мы спустились на парковку, где меня посадили в черный внедорожник. Интересно, какую утку придумают журналисты на этот раз?Примерно дня три госпожа Кан меня не трогала, позволив всё это время просидеть в комнате. Целыми днями я смотрела новости и рылась в интернете в поисках хоть какой-то информации о местонахождении Сехуна, однако он как в воду канул вместе со своим дедушкой. Телефон его был выключен, так что ни дозвониться, ни дописаться было невозможно. Тревога меня не покидала ни на секунду, но я старалась убедить себя в том, что с ним всё должно быть в порядке, ведь его забрал дедушка.Моему затворничеству пришел конец, когда госпожа Кан напомнила мне о запланированной примерке платья. У меня совсем это вылетело из головы. Сначала я думала, что мы просто выберем понравившееся платье, и я его надену, но оказалось, что на примерку приехала моя мать с несколькими девушками, которые для всех являлись якобы моими подругами. Подружки по статусу о чем-то шептались, попивая шампанское в стороне, а моя мать и госпожа Кан сидели в мягких бежевых креслах и пили чай, пока консультанты помогали надевать мне очередное платье, туго затягивая корсет, в котором трудно было дышать.Я старалась быть более-менее заинтересованной во всем этом процессе, но не получалось, потому что все мысли были о Сехуне, однако дежурная улыбка не сходила с моих губ.Когда я вышла к женщинам на небольшой пьедестал в платье с невероятно пышным длинным подолом, то девушки восторженно ахнули, а госпожа Кан утвердительно кивнула головой. Покрутившись перед ними по их просьбе, посмотрела в зеркало, когда все они вышли из примерочной комнаты в салон рассматривать и обсуждать что-то еще. В отражении на меня смотрела красивая кукла с грустными глазами, которая словно пыталась сказать: ?Кого ты обманываешь? Где радость в твоих глазах, какая должна быть у невест? Ты?— плохая актриса!?.Внутри было так пусто и одновременно столько всего боролось, что, казалось, после этого боя точно ничего не останется хоть сколько-нибудь живого, чего-то от меня, которой я когда-то была. И какой же я была? Я никогда не была прекрасным человеком с добрым сердцем. Никогда. Лишь гордость, самолюбие, высокомерие?— вечные мои спутники и соратники в любой ситуации. Во мне никогда не было той силы, которую пытался мне внушить Сехун, с помощью которой я смогла бы полюбить. Во мне не было любви, я была рождена не от большой любви. Я была рождена для мести, для ненависти, для использования в корыстных целях. Я была рождена не в браке. Быть может, поэтому я и не могу полностью прочувствовать весь трепет, который испытывают невесты? Волнение, смущение, легкая тревога?— они проходили мимо меня.Опустив взгляд вниз, стараясь изобразить хотя бы для себя смущение и желание лучше разглядеть ткань и вышивку на платье, снова посмотрела в зеркало, тут же заметив что-то необычное: еще один человек завороженно смотрел в зеркало, а, точнее, на меня. Несколько секунд молчаливого наблюдения друг за другом, которые отбивали барабанную дробь в моем сердце, заставляя слегка подкоситься мои колени. Воздух сперло в груди, а в глазах попытались выступить слезы, которых уже не осталось. Мне было больно или хорошо? Я уже не понимала. Бесконечный мазохизм в чувственном контексте. Прикусив нижнюю губу, медленно обернулась, нерешительно глядя перед собой.За неделю отсутствия Даниэль словно стал другим: не понимала, в чем именно было дело, но что-то в его чертах, движениях, взгляде изменилось. Одетый в серый костюм, выглядел непривычно серьезным, словно буквально пять минут у него было свободных между собраниями и другими делами, и он быстро забежал сюда, чтобы удостоить своим вниманием будущую жену. Простояв еще несколько секунд, он всё же уверенными шагами подошел ко мне, а я, подавшись вперед, шпилькой туфель зацепилась за ткань подола и совсем не изящно упала на него, отчего мы оба оказались под бесконечной тканью моего белоснежного платья.—?Я испугался, что не узнаю тебя,?— усмехнулся Даниэль как-то натянуто, непривычно, придерживая меня за талию, пока я пыталась хоть немного убрать ткань со своего и его лица, упираясь одной рукой о пол, чувствуя невесомую напряженность и неловкость. —?Мисс неуклюжесть.—?Это ты виноват,?— буркнула в ответ, когда наши глаза наконец-то встретились в нескольких сантиметрах друг от друга.—?Я так скучал.—?Странный.—?Могла бы сказать, что тоже соскучилась.—?Не дождешься.—?Моя колючка,?— он резко прижал к себе, касаясь губами виска, а я чуть не задохнулась, чувствуя себя одновременно и радостно, и досадно. —?Ты прекрасна.Я тоже скучала… Как же это лицемерно, грубо, безнравственно! Ненавижу себя! Я не верила его словам, не верила его объятьям. Не могла понять, что же не так, ведь это был всё тот же Кан Даниэль, ведь он говорил своим голосом, привычным бархатным, который мне так нравился.—?Ты придешь на вручение диплома?—?Это моя обязанность.—?Нет, я спросил…—?То есть я могу не приходить?—?Да.—?Я подумаю.Он отпустил меня, заглядывая в глаза, словно пытался увидеть в них ответ на свой немой вопрос, но я принялась пытаться подняться с пола, что было довольно проблематично, поэтому Даниэль поднялся первым и подал мне руку. Однако тут вбежали консультанты, запричитавшие о цене платье и его уникальности, и, отпихнув Даниэля в сторону, с обеих сторон взяли меня за руки, чтобы быстро поднять, стряхивая с платья невидимую пыль.Пока консультанты помогали снять платье, я слышала, как Даниэль разговаривал со своей мамой, которая сокрушалась по поводу того, почему он заранее не предупредил о своем приезде. Вдруг мой телефон зазвонил, что я даже содрогнулась, а, когда увидела имя звонившего, то и вовсе онемела. Сехун!—?Алло! —?мой голос словно сломался и застрял где-то в груди, поэтому получилось что-то отрывистое, словно выдох.—?МинСу, у меня много пропущенных…—?С тобой всё в порядке? Твой дедушка всех с ума свёл твоим похищением!—?Да… Ты сможешь приехать?—?Что случилось?—?Не по телефону.—?Говори адрес.—?Нет, за тобой приедут. Примерно в семь вечера.—?Хорошо.И он отключился. Опять какие-то загадки, непонятные умалчивания. Что же произошло? Надеялась, что я успею вернуться к вручению диплома Даниэля?— да, я не обещала прийти, но знала, что должна.