Часть 9 (1/1)

Юй Минъе полностью уверен в том, что ослышался. Инь Цзянь просто не мог этого сказать, наверное, он имел в виду что-то другое, но точно не возжелал созерцать голых людей в своей постели. Пускай даже наследных принцев. Он признает, что иногда не сразу способен верно расценить ситуацию, и в этом нет ничего дурного, поэтому просто обязан переспросить:— Прошу прощения, но… Что?! Внятно выговорить удается не сразу — моллюски коварнее, чем может показаться на первый взгляд. А Инь Цзянь смотрит на него едва ли не с презрением, будто перед ним какое-то крайне несуразное создание, попавшее в его покои по недоразумению.— Что слышал, — непререкаемым тоном цедит он и указывает в сторону своей кровати, поясняя: — Ужин окончен. Палочки в сторону, одежду долой. Юй Минъе послушно отодвигает тарелку, но вставать не спешит. — Для чего ты меня об этом просишь? Беседы с доктором всегда как прогулка по вражеской территории, полной ловушек, и следует ступать аккуратно, чтобы потом не оказаться с отравленным капканом на ноге. А в данном случае — необходимо прояснить все неясности.— Ну явно не для того, чтобы просто посмотреть! Однако смею надеяться, что у наследника Повелителя Демонов, — Инь Цзянь насмешливо фыркает, произнося эти слова, и складывает руки на груди, — все же все в порядке под одеждами, и там есть, чем полюбоваться.— У меня все в порядке! — с жаром заверяет его Юй Минъе, все еще пребывая в некотором замешательстве от столь резкого перехода от совместной трапезы к откровенным предложениям.— Тогда почему ты все еще сидишь? В основном потому, что ему кажется, словно он уже угодил прямо в острые зубья западни и не может заставить себя пошевелиться. — Если честно, я этого совсем не ожидал.Юй Минъе и правда всего лишь хотелось провести вечер в компании Инь Цзяня, чтобы узнать его поближе и позволить ему разглядеть все свои качества в ином свете, раз уж тот проявил благосклонность. И он даже не рассчитывал на что-то большее, чем поцелуй, и был бы совершенно счастлив, получив только его на прощание!— Для человека, чьи первые слова были про мои руки на его нефритовом стержне, ты слишком нерешителен, — скучающе тянет Инь Цзянь.Вообще-то не первые! Юй Минъе, как воспитанный юноша, с такого беседу не начинает, к тому же, он был уверен, что разговаривает с Цветком Сливы, а это большая разница.— Я снова говорю, в какой руке зажат камешек, а ты почему-то упорно выбираешь другую, — тем временем продолжает Инь Цзянь. Какие еще камешки? Ах, точно, детская игра… — Ты разве не желаешь разделить со мной ложе? — Я солгу, если скажу, что не хочу. — Отпираться смысла нет, при одном взгляде на доктора хочется сжать его в страстных объятиях и никогда не отпускать. — Тогда хватит тратить мое время, — Инь Цзянь уже неприкрыто раздражен, а его глаза опасно прищурены. Время! Юй Минъе не прочь его потянуть — признаться, его более чем скромные ожидания от вечера не позволяли ему слишком углубляться в бурные фантазии, чтобы жестоко не разочароваться. И его познания о близости с мужчинами как были на отметке ?смутные представления?, так и остались — и, что-то подсказывает, этого не достаточно. Знай он заранее, чем все это обернется, то все бы весенние сборники прочитал — наверняка у госпожи Сюли имеется что-то в запасе, она бы поделилась. А может, ему три дня были даны именно для этого?! И что теперь делать? Очень не хочется ударить в грязь лицом после стольких стараний!— Не испытывай мое терпение. Либо ты немедленно раздеваешься, либо выметаешься, а я себе найду кого-нибудь более расторопного.Юй Минъе залпом допивает оставшееся в чаше вино и поднимается на ноги. Разумеется, он не позволит возлюбленному обратить свой желанный взор на кого-то еще! Если Инь Цзянь так настаивает, то к демонам все приличия и неуверенность — неужели тело само не поймет, что нужно делать, если уж настигла страсть? Пальцы, как назло, путаются в перевязи пояса и не желают от него избавляться. Наверное, не стоило так налегать на дурманящий напиток. Может, предложить резко воспылавшему желанием доктору нос потрогать, чтобы отвлекся и не заметил этого конфуза?Однако тот отвлекаться точно не намерен. Инь Цзянь тоже резко встает из-за стола и обходит его по кругу, останавливаясь за спиной у настороженно замершего (исключительно воинские рефлексы!) Юй Минъе. Но, вместо того, чтобы воткнуть ему что-нибудь острое в шею, он всего лишь тянет за шнур, удерживающий волосы в высоком хвосте.— Я тебе помогу.От этого нетерпеливого шепота по телу проходит томительная дрожь, и дело начинает спориться. На пол летит неподатливый пояс, а затем и верхний слой одежд. Но их еще так много, ведь Юй Минъе не бедняк какой-то, чтобы в одной рубахе разгуливать — и сейчас это даже мешает. Сбросив темное расшитое ханьфу, он оборачивается и с восторженным вздохом глядит на длинные белые пальцы, ловко распускающие завязки его нательной рубашки, и с готовностью скидывает и ее.— Я все еще не разрешал себя трогать, — с какой-то снисходительностью отвечает Инь Цзянь, упираясь ему ладонью в обнажившуюся грудь, тем самым не давая к себе приблизиться. — Так что не тяни ко мне свои руки. Но сейчас же было самое подходящее время урвать еще один желанный поцелуй, первый за этот вечер, но отнюдь не последний! Как же с ним сложно — предлагает предаться утехам, но прикасаться не позволяет! Однако в его глазах мелькает интерес, когда он быстро окидывает Юй Минъе взглядом с головы до ног, отступив назад. Вслух он ничего не говорит, но признает, что его надежды оправдались!— Мне казалось, что пора бы уже забыть об этом правиле?— А мне казалось, что ты давно должен быть на кровати, — язвительно отзывается Инь Цзянь, и сам идет в нужном направлении, маня за собой. Да хоть на край света!Юй Минъе покорно садится на постель и в легком недоумении чуть затуманенным взором глядит на остановившегося перед ним Инь Цзяня, все еще возмутительно полностью облаченного в свои лиловые одеяния. Чего же он ждет? Смотрит так, будто должно что-то произойти… Ах, ну конечно же, теперь-то наверняка можно!— Ты не желаешь, чтобы и я тебе помог? — Юй Минъе протягивает вперед руку, но вновь получает шлепок по ней ладонью.— Не желаю. Ты же меня прекрасным считаешь, вот и сиди, созерцай, — в голосе Инь Цзяня откровенная насмешка, но во взгляде читается затаенное беспокойство. Или же это отблески свечей создают иллюзию, что он смущен и озадачен собственной напористостью? Ни к чему паниковать, ведь от него тоже никто не ждет великих свершений, все же не Цветок Сливы, а пристойный лекарь! Который очень уж неспешно, можно подумать, что с неохотой, начинает доставать из волос одну за другой шпильки, и это грозит затянуться надолго — их гораздо больше, чем можно было предположить. Но с ними вскоре покончено, распущенные волосы рассыпаются по плечам черным водопадом, и Инь Цзянь все так же медленно склоняется вниз, чтобы задрать подол своего ханьфу, и… Что ж, Юй Минъе никогда не подозревал, что можно столь волнующе скатывать по ногам белые шелковые носки. Настолько, что дыхание перехватывает, а в глазах двоится.Инь Цзянь выпрямляется и смотрит с осуждением, словно ему совсем не нравится жадный горящий взор. — Да сколько можно-то, пора бы уже… — бормочет он себе под нос.И что бы это значило? Очень сложно в таком состоянии понять, что он имеет в виду, выходит только, облизав пересохшие губы, произнести:— Цзянь-Цзянь, ты…— Как ты меня назвал?! — брови Инь Цзяня ползут вверх, а лицо немедленно заливается краской, и явно от накатившего гнева, а не от стыда. Его руки замирают, едва дотронувшись до пояса одежд. Инстинкт самосохранения велит молчать и не говорить все, что приходит в голову, но как-то очень тихо он дает о себе знать.— Раз уж мы скоро станем настолько близки, то думаю, я вполне могу себе это позволить. А ты можешь меня называть Юй-гэ, — от всей души предлагает Юй Минъе.— В твоих мечтах, — яростно выдыхает Инь Цзянь, отмирая, и с таким остервенением хватается за завязки своих одежд, что кажется, больше не пощеголяет доктор в своем лиловом наряде. — Но я ведь уже в них!— Все, с меня хватит.С этими словами Инь Цзянь скидывает с плеч свои одежды одним махом вместе с нижним слоем, оставаясь в одних тонких нательных штанах, и делает стремительный шаг вперед. Через мгновение босая ступня упирается в грудь Юй Минъе, и в его голове мелькает мысль, что нужно быть весьма одаренным и гибким, чтобы столь ловко балансировать на одной ноге, задрав так высоко вторую. Но не находится подходящих слов, чтобы достойно выразить свое восхищение. Следует толчок, вынуждающий упасть спиной на кровать, и когда над Юй Минъе нависает чужое тело, все вокруг погружается в дурманящий туман эйфории. Юй Минъе не может понять, почему он лежит на спине, сложив на груди скрещенные руки, и что это за странные щекочущие ощущения на лице. Глаза открыть не удается, и в голову лезут не самые радостные мысли: он погиб в бою, его похоронили (иначе как еще объяснить позу павшего воина?), и могильные черви уже принялись за свою трапезу. И, судя по всему, больше всего по вкусу им пришелся его нос. Нужно немедленно это прекратить, это, вообще-то, если верить надежным источникам, его самая привлекательная часть! Юй Минъе хмурится, и гнусные поедатели носов тут же исчезают; веки наконец поддаются усилию воли, и он успевает заметить какое-то смазанное движение, прежде чем мир приобретает четкость.— Ты проснулся, — звучит рядом с ним бесстрастный голос.Юй Минъе, едва ли не подскакивает от неожиданности, поворачиваясь на звук, и вновь замирает. Он с немалым удивлением обнаруживает, что лежит на самом краю чужой постели в одних нательных штанах с распущенной тесьмой, а возле него его ожившая мечта, в миру именуемая доктором Инь Цзянем. Тот подпирает голову рукой и слегка щурится от ярких лучей полуденного солнца, заливающих комнату. Взгляд невольно цепляется за свободную косу, перекинутую через его обнаженное плечо. Остальное скрывает накинутое покрывало.— А ты меня трогал, — сипло вырывается у Юй Минъе. На лице все еще ощущаются чужие пальцы, и лучше оставить при себе, какая была первая с ними ассоциация. Но сказать ему больше нечего — в разуме пусто, как в прибрежной деревеньке после наводнения. Что произошло, как он здесь оказался? Он, конечно, безмерно счастлив от самого факта такого соседства, но провал в памяти невероятно огорчает! В горле дерет от утренней жажды, но он не обращает на это никакого внимания.— Могу себе позволить, — невозмутимо усмехается Инь Цзянь.Где-то Юй Минъе уже такое слышал… От самого себя. В голове яркими фонариками начинают вспыхивать воспоминания: весьма странный молчаливый ужин, крайне настойчивые предложения продолжить вечер более тесно, а затем… Последнее, что всплывает в памяти — головокружительное падение на кровать. Но Инь Цзянь явно ведет себя так, будто продолжение имело место быть, и очень даже… Впечатляющее, если судить по его довольной улыбке. Во всяком случае, хочется верить, что она именно такая. Ну как же так, неужели это было настолько восхитительно, что он все позабыл? Это самое величайшее упущение в жизни, ничего хуже и придумать нельзя! Юй Минъе хрипло стонет в голос от негодования, сетуя на всевышних, которые отняли у него самые лучшие моменты его жизни, и ловит на себе взгляд, полный жалости.— На полу кувшин, попей, полегчает.Это у доктора исключительно профессиональные замашки, или он только для своего поклонника так старается? Как бы там ни было, сейчас это очень кстати. Проглотив последние капли какого-то освежающего настоя, Юй Минъе со стуком ставит кувшин обратно на пол и благодарно выдыхает, снова падая на постель. Он поворачивается на бок, глядя на Инь Цзяня, и с трудом находит в себе силы сказать:— Искренне надеюсь, что смог доставить тебе удовольствие в полной мере.— Ох, да, разумеется, — кивает тот, прикладывая руку к груди. И с придыханием произносит: — Ты был подобен неутомимому зверю, предаваясь со мной безудержной страсти почти до рассвета.Признание застает Юй Минъе врасплох и он давится воздухом, закашливаясь.— Правда? — отдышавшись, вопрошает он и горестно вздыхает, получив в ответ еще один кивок. Волна обиды на несправедливость бытия накрывает его с новой силой. Почти целая ночь плотских утех с возлюбленным, а он никогда не узнает, каково это было испытывать в первый раз, ну что за напасть! — Зачем бы мне врать о таких вещах?Действительно, незачем. Юй Минъе с подозрением ерзает по постели, прислушиваясь к собственному телу. Его познания о близости с мужчинами все еще преступно скудны, но ему известно, что обычно кому-то в сим действе отводится роль женщины, что может принести позднее определенные неудобства. Его не сильно отпугивает мысль, что именно он мог оказаться на этом месте (если полюбил мужчину, нужно быть готовым ко всему), но хочется все же выяснить. Но нигде ничего не болит, даже мышцы почти не тянет от неудобной позы, в которой он проснулся. И это означает лишь одно.— Ты мне позволил собой овладеть.Инь Цзянь застывает каменным изваянием, будто услышанное для него тоже является нежданной новостью. Он несколько раз моргает, приоткрыв от изумления рот, но все же затем приходит в себя и очень медленно произносит:— Да, именно так и было, — и добавляет после недолгой заминки: — Юй-гэ. Юй Минъе забывает, как дышать. Кровь стучит в висках, как боевой гонг, а внутри все вспыхивает пламенем. Он не знает, сколько времени пролетает в один миг, но это не имеет никакого значения. И он говорит, глядя в глаза Инь Цзяня, закусившего нижнюю губу от напряжения в ожидании ответа:— Ну, если так, то… Собирай вещи, Цзянь-Цзянь, нам пора во Дворец Темной Ночи.