1. Покупка (1/1)

Брок был раб и сын раба.Бесславный, безымянный, рожденный в грязи и муках и в них же обреченный завершить короткую пустую жизнь.Останься он там, где родился?— махал бы кайлом, выламывая мраморные плиты, или мыл пустую породу в поисках золотых искр, или уже вовсю кормил червей. Хотя откуда взяться червям в обвалившейся штольне?Все решила слепая судьба, притащившая его за железный ошейник на невольничий рынок в Помпеях. Приволокла на помост будущего чемпиона Арены и втиснула между пятеркой пленных фракийцев и детьми рабов из Египта. Ведь с первого взгляда и не разглядишь под пустой породой драгоценную жилу: смеси ублюдочных кровей, чернявый, худой недокормыш, с повадками зверя и хорошо спрятанной злобой на дне темных глаз. Но Фортуна кинула рабу мелкую монету, а тот, вцепившись в нее мертвой хваткой, обратил медь в золото: нить его судьбы нежданно сделала виток и окунулась в кровь, пролитую на Арене во славу Марса.В то время он был босяком пятнадцати лет и ликом походил скорее на порочного Купидона, чем на мужественного Марса, но купивший его всадник, еще молодой, но уже прозорливый, разглядел не замеченный другими талант: приобрел за бесценок волчонка для собственной школы гладиаторов, дал ему в руки меч, а не кирку или мотыгу.Брок проникся, оценил, усмирил собственный отнюдь не овечий норов и с тех пор служил хозяину верой и правдой, не помышляя для себя ни воли, ни иной судьбы. Во всяком случае, вслух, перед другими. Годы сменяли годы, щенок превратился в матерого зверя: процарствовав на Арене пять сезонов, ушел в зените своей славы. На своих ногах ушел.И стал готовить для хозяина новых бойцов, которые принесут в казну еще больше золота и серебра. С работой наставника Брок справлялся. Не без нареканий, конечно. Ну, а кто идеален? За последние десять лет восьмерых из его учеников пронесли от ворот школы и до юдоли скорбей?— городского кладбища. Двоих скосила язвенная болезнь, одного выкупили родичи-кровники и зарезали прямо у выхода, других Брок убил своими руками?— кого за излишнюю дурость, кого за дерзость, кого за длинный язык. Всех остальных уносили уже с Арены.Не столь уж часто, впрочем.Всадник лишь качал головой, но в дела наставника не вмешивался. Брок отвечал взаимностью?— год за годом выпускал на Арену тех, кто приносил славу и победы. И звонкие монеты. Если сам он был мастером сети, то его ученики одинаково хорошо бились как мечом, так и трезубцем, как пешими, так и на колесницах.Брок жил, учил, каждое утро благодарил Марса за покровительство?— в мыслях, а каждый вечер хозяина за блага?— вслух. Почтительно опуская темноволосую, с редкими проблесками седины, голову и старательно пряча угрюмый взгляд. Оно того стоило: не всякий гражданин мог похвастаться тем, чем одаривал патриций ценного раба. Брок пил хорошее вино, вдоволь ел свежего мяса и раз в декаду приводил к себе умелую волчицу из простибул. Выбирал из тех, кто помоложе, и чтоб все зубы были на месте?— и каждый раз разную, чтобы не приедались. Брал ее, как хотел, насколько хватало огня в его чреслах, и щедро отдавал за удовольствие медь и серебро. Патриций не скупился на своего верного волка, и Брок платил за ошейник вовремя опущенным взором и абсолютным послушанием.В этот раз девка попалась с характером. Брок крепко держал ее за запястья, пока его клинок безжалостно входил в жаркое, нежное лоно. Она стонала под ним, извивалась, пытаясь вырваться из железной хватки, но тем только увеличивала его удовольствие?— раскрывалась сильнее, и он мог взять ее глубже. До пика наслаждения оставалось совсем немного, колючая волна как раз зародилась в животе и готова была скатиться в чресла спазмами удовольствия, но тут Брока кто-то дерзко ухватил за плечо. Он рыкнул и отмахнулся, но его снова настойчиво дернули?— уже сильнее.—?Господин требует тебя к себе,?— мальчишка-раб показал белые зубы и, ловко увернувшись от заслуженной затрещины, самодовольно добавил:?— Сейчас!Брок ругнулся, сжал волчицу сильнее, но тут же отпустил. Желание таяло словно снег в горах весною. Когда всадник звал?— Брок являлся не медля, и даже самые сладкие ласки не могли его удержать.Во дворе ярко светило солнце, отражаясь в мелком бассейне и ослепляя бликами после прохладного полумрака рабского крыла. И народу для ветреного вечера тут было явно больше положенного.Всадник стоял в редкой тени под перголой, по которой вилась трехсотлетняя лоза, скинувшая по случаю зимы листья, и озабоченно просматривал свитки, услужливо развернутые управителем. Судя по лицу, хозяин был зол и доволен одновременно. Опасное сочетание. За его спиной маячили два дюжих охранника?— из выдрессированных Броком.Увидев Брока, всадник раздраженно взмахнул рукой, впрочем, он был скорее взволнован, чем раздосадован:—?Ты заставляешь ждать. Смотри, что я купил сегодня.Он ударил в ладони?— и рабы засуетились, выдвинув на середину двора большую железную клетку, до времени накрытую отрезом плотной ткани: в таких привозили крупных животных для Арены. Брок с трудом смирил раздражение, изобразив интерес: досада на то, что ради какого-то зверя его сняли с желанной волчицы, была велика. Но мигом испарилась, стоило только ткани соскользнуть с клетки.За железными прутьями скрывался не леопард, не барс и даже не лев?— внутри стоял варвар-островитянин столь высокого роста, что был вынужден пригибаться из-за низкого потолка клетки.Его белая кожа почти светилась, по могучим плечам рассыпались светлые кудри, а взгляд не сулил ничего хорошего. Шею обнимал жесткий широкий обруч ошейника, мощные руки были скованы тяжелыми кандалами, ноги?— колодками, не дающими сделать шаг шире ладони. В выставленном напоказ обнаженном теле не было ни единого изъяна. Северный варвар был истинным сыном Юпитера или просто везучим сукиным сыном?— потому как достичь такого идеала возможно было только с помощью богов.Брок раздраженно выдохнул?— новое приобретение ему категорически не нравилось.—?Великолепен, не правда ли? —?патриций подошел к клетке и лично распахнул дверцу, не побоявшись испачкать руки. —?Я купил его утром. Он стоил мне виноградника?— восьмого на склоне. Я обошел в торгах Менандра?— он уступил. Всегда скупится, а потому вечно будет вторым. Этот варвар немного знает язык и не так дик, как кажется. Ты обучишь его,?— проговорил патриций, обернувшись к Броку. —?Сделаешь легендой Арены. Он должен окупить затраты пятикратно. Что скажешь?Толпа, состоящая из домочадцев всадника и его же рабов, восхищенно перешептывалась, а когда северянин неожиданно легким движением вышел из клетки и выпрямился перед ними во весь свой огромный рост?— и вовсе замерла, раззявив рты.Волчье чутье, не раз спасавшее на Арене, толкнулось под ребро беспокойной змеей и ядом прыснуло: всадник не ошибся, варвар стоил виноградника, а если Брок обучит его?— будет стоить и целой виллы с источниками. Но северянин ему не нравился. В голубых глазах светился недюжинный ум, который наверняка?— Брок готов был денарий на кон поставить?— замечали в последний черед, засмотревшись на атлетическое сложение и необычные светлые патлы. За что и расплачивались. Силен, опасен, умен, наверняка понравится толпе… Брок, впервые за все годы в гладиаторской школе, почувствовал, как качнулся под ним пьедестал фаворита.Хозяин тем временем дал сигнал. Рабы с осторожностью, но быстро освободили северянина от оков и ошейника. Тот нахмурился, недоверчиво рассматривая собравшихся и разминая шею, пока его взгляд не остановился на Броке, безошибочно выделив его из толпы как самого опасного. Чутье что надо. Северянин усмехнулся, повел плечами, не отводя глаз, в три приема заплел волосы в варварскую косу, а потом вдруг шагнул вперед неуловимым движением и толкнул Брока корпусом, так что тот, оступившись, едва не упал на землю. Со стороны все могло показаться случайным?— неповоротливый варвар не рассчитал, задел ненароком. Но Брок такие ходы видел не единожды и знал, что за этим последует. Раз спустишь?— и в следующий раз спустят тебя. Под землю, в урне.Ярость, распаленная неудовлетворенностью, злостью и тревогой, вскипела в жилах: Брок рванул вперед и первым же ударом в живот заставил варвара согнуться вдвое. После второго удара любой из его учеников уже бы валялся на плитах двора и выл, но тут Брок в своих оценках не ошибся?— белокожий был опасен и проворен: мягко ушел вбок и мгновенно отплатил прямым ударом слева.Кто-то из рабов с криком метнулся в сторону, кого-то отшвырнул сам Брок, шаг, удар, и они сцепились. Не как волк Марса и бык Юпитера, нет. Как пара драных деревенских кобелей?— и уже катаясь по земле, успели обменяться парой-тройкой ударов, рыча и пытаясь спустить друг с друга шкуры.Их растащили?— на Броке грузом повисли разом четверо рабов, а на северянине?— оба охранника и управитель.Мир перед глазами заволокло красной пеленой, медный привкус заполнил рот, опьяняя, ярость взыграла сильнее?— и тут же отступила от звонкой пощечины, которую влепил Броку хозяин.—?Он стоил мне слишком дорого,?— внешне спокойно заметил патриций, но брови его едва заметно дрогнули.Старая привычка наблюдать и подмечать пробилась даже сквозь алое марево?— хозяин был доволен, очень доволен, хоть и скрывал. Дрянное дело.По сигналу рабы отпустили Брока. Он встряхнулся, как мокрый пес, утер сочившуюся из разбитой губы кровь и замер, пряча взгляд от хозяина и одновременно стараясь не выпустить из видимости варвара.—?Ты обучишь его. Сделаешь лучшим. Лучше других, лучше себя. Сотворишь для меня легенду.Всадник подошел к северянину. Провел по его яростно вздымавшейся груди ладонью, стирая пот, а затем вновь посмотрел на Брока. Теперь уже вопросительно.—?Невозможно, господин,?— Брок сплюнул кровь себе под ноги, не глядя патрицию в глаза. —?Учат тех, кто хочет. Я наставник людей, а это зверь. Тупой, дикий, неуправляемый, как все островные варвары. Из него не выйдет хорошего раба.—?Из тебя тоже не вышло,?— заметил патриций, усмехнувшись. —?Ты дерзишь, перечишь, но я до сих пор ценю тебя, хотя давно стоило выпороть за наглость. Мне не нужен еще один раб, Брок, у меня их более трех сотен. Мне нужен великий гладиатор, каким ты был когда-то. Только еще лучше. Сделай это для меня. Сделай?— и получишь многое.Брок сцепил зубы. Всадник слов на ветер не бросал, даже если это были слова, сказанные рабам,?— а уж сегодня во дворе виллы свидетелей было в избытке.—?Его нужно будет хорошо выпороть для начала, господин,?— сказал Брок хмуро. —?Кнут вложит в его голову немного уважения.—?Нет. Никакого кнута,?— по лицу патриция пробежала тень. Северянин усмехнулся, услышав его слова, и патриций это заметил:?— Тебя тоже касается. Никаких драк. Не терплю, когда мое имущество портит друг друга. Пусть рабы Менандра грызутся меж собой как стая шакалов, неся ему же убыток…Один из мальчишек-рабов залопотал, переводя высокие слова на каркающий северный говор.—?Слабость, старость,?— перебил хозяйскую речь северянин, безбожно коверкая латынь, и небрежно кивнул на Брока.От презрительного жеста злость вспыхнула словно брошенная в костер солома, и рабы вновь навалились на плечи, удерживая Брока на месте.—?Ах ты шелудивая собака, сын потаскухи! —?выдохнул Брок, и его ругань неожиданно попала в цель, словно стрела Париса, безошибочно нашедшая пяту Ахилла.Северянин понял все и без толмача, зарычал, дернулся, легко сбрасывая с себя сковывающие движения руки охранников, и рванулся к Броку разъяренным зверем.Брок зарычал в ответ, змеей выскальзывая из хватки многочисленной, но малоопытной дворни, и они снова сцепились, норовя перегрызть друг другу глотки.В этот раз их разняли быстрее?— кто-то из рабов предусмотрительно прихватил палки с ременными петлями на концах, которые использовали пастухи для перегона скота.Северянина впихнули в клетку и, не снимая петли с шеи, оттеснили в дальний угол, пригнули к прутьям.Брока тем же способом поставили на колени, почти уткнув лицом в плиты двора, и двое рабов по сигналу хозяина навалились ему на спину, заламывая руки. Всадник был умен и оценивал риски вернее оракула: как бы ни был силен северянин?— поднаторевший в одиночных схватках Брок опаснее. И подпускать к нему дорогостоящего варвара?— все равно что подпускать лошадь к заводи, где сидит крокодил.В этот раз хозяин не снизошел до пощечин, но взгляд его из веселого стал тяжелым, как свинец. Всадник разозлился по-настоящему?— и ярость в груди Брока живо потеснилась, уступила место желанию жить. Брок виновато выдохнул, опуская голову и радуясь, что в подступающих сумерках никто не увидит наигранность, не прочтет его настоящие чувства.—?Придется смирить свой нрав. Обоим,?— патриций прошелся от клетки к Броку, склонился и заглянул своему волку в глаза. —?Вы?— мое имущество. Вы оба стоили мне денег, а сестерции не падают с неба и в земле не растут. Через час, когда кровь остынет, вы решите свой спор поединком. Греческая борьба. Наедине. Никакого оружия, никаких увечий. Нарушите?— голова виновного повиснет на рассвете на воротах. Умрет один?— умрет и второй. Понятно?Брок кивнул, подчиняясь, но не одобряя решения. Не то чтоб он рассчитывал на благосклонность всадника, но получить лишнее подтверждение тому, что любой, кто моложе и сильнее, с легкостью займет твое место, стоит только слегка ослабить вожжи,?— было неприятно. А раб?— все равно раб, хоть с вином и волчицами, хоть с гнилой соломой в желудке.Но в одном всадник был справедлив: они действительно стоили денег, и терять одно имущество, потому что второму взыграло, что оно лучше,?— не в сословных правилах. Проще решить дело поединком. Таким. Безобидным, но расставляющим все по местам. Греческая борьба была делом непопулярным?— на Арене всегда охотнее бились мечом или трезубцем, стараясь прежде всего дать жаждущей зрелища толпе то, чего она хотела больше всего?— крови.Получив согласие Брока, патриций кивнул и повернулся к клетке с северянином. Тот ударил в прутья вновь скованными руками, но под внимательным взглядом уступил и тоже склонил голову, смиряясь.—?Славный день. И ночь будет славной. Эй, ты! —?хозяин подозвал мальчишку-раба. —?Остриги варвара как полагается. Все лишнее прочь, кроме пряди надо лбом. Волосы сожги.Выслушав перевод, северянин демонстративно оскалился, да так, что мальчишка стал бледнее молока, а Брок, с которого наконец слезли его бывшие воспитанники, уходя, мысленно поблагодарил Немезиду за неожиданное, но сладкое отмщение.Хотя лучше б этому быку оставаться в рыночном стойле?— не пришлось бы подсчитывать убытки от сгинувшей вместе с деньгами и так не отработавшей свое волчицы.