Иаков бар Клеопа (1/1)

Много ли ты знаешь, когда тебе шесть? Иаков знал достаточно: он?— еврей, родители его евреи и всё семейство тоже: от молчаливого дяди Иосифа до малышки Есфирь, дочери дяди Алфея и тёти Саломеи. Даже тётя Мария еврейка, хотя у неё волосы светлее, чем у евреев, кожа бледнее и глаза голубые. Поэтому все зовут её красавицей. И всё же она еврейка и очень хорошо знает Закон. Да, у евреев свой Закон и свой царь, но его никто не любит, потому что однажды он осквернил Храм. И не всегда он чтит Шаббат, а каждый порядочный иудей знает, что в Шаббат работать, готовить, гулять и даже ходить к раввину на занятия нельзя?— можно только молиться.Ещё Иаков знал, что на восьмой день всех мальчиков принято обрезать, как Авраама когда-то, и нарекать им имя, и сегодня в синагогу понесут его маленького брата?— Иисуса.Тётя Мария очень волновалась по этому поводу. Всё утро она готовилась: искупалась в микве, надела своё нарядное тёмно-синее платье, капнула на запястья немного ароматического масла и укрыла волосы переливающейся голубой шалью. Тётя была красивая, как на свадьбе, только что ленты не вплела в кудри, и дядя Иосиф тоже принарядился, но остался более спокойным, хотя иногда опускал глаза в пол и улыбался без причины, как юноша. Иаков редко видел его таким.А Иисус… Иисус?— всего лишь маленький мальчик в пеленах, и сейчас он сопел на руках тёти Марии. Иакову он понравился. Спокойный малыш, он быстро засыпал на руках матери и пил молоко, как все дети. И ревел он не так громко, как малышка Есфирь.В синагогу пошли не все: бóльшая часть семьи, включая старого Авраама и старую Марию, осталась дома, но папа, мама и Иаков пошли с тётей Марией и дядей Иосифом, и дядя Симон тоже вызвался. Иосия остался дома, потому что был слишком маленьким, он даже расхныкался по этому поводу, но мальчишки дяди Симона позвали его кормить козочек, и он забыл о своих огорчениях. Иосия же ещё маленький, он совсем не похож на дядю, в чью честь был назван.Обо всём об этом думал Иаков, выходя из дома и держа за руку маму. На улице щёки щипал мороз и промозглый туман стоял белой стеной, но снега больше не было?— растаял. Однако все всё равно оделись потеплее. Дядя Симон взял Иакова на руки, чтобы он не простудился. С высоты статного мужчины мир виделся по-другому, и поначалу Иаков вертел головой и поражался, какое всё… другое! Но со временем он привык. Может быть, это?— часть взросления: привыкать к невероятным вещам.Храм Вифлеема отличался белизной стен и опрятностью, а в Назарете синагога была ветхой и спрятанной вдали от деревни. Утро было серым, и светильники не гасили, всё было прибрано, как на праздник. Дядя Симон поставил Иакова на ноги совсем у крыльца. Там сидела, привалившись к стенке, старая Анна?— все о ней знали. Она всю жизнь посвятила храму, а теперь дремала на свежем воздухе.В самом храме пахло благовониями, и свет в нём был более насыщенный, чем снаружи. В комнате курился терпкий дымок, щекочущий ноздри. Толпились гурьбой священники: они ждали прихода семьи и уже нарядились, а теперь шептались о чём-то.Мама придержала Иакова за плечо, и дальше плетёной ширмы он не пошёл, а остался с улыбающейся тётей Марией и мамой. Но дяди и отец ушли вперёд с малюткой Иисусом. Он проснулся, когда его оторвали от рук матери, но не заплакал.Дядя Иосиф вежливо поздоровался со священниками, и они радостно обернулись к нему, взметнув полы хитонов.—?Маленький Иосиф вырос, правда, Исаак? —?спросил седовласый раввин с лицом, напоминающим морду козла, у молоденького священника. —?Возмужал и даже успел жениться. Удивительное дело!Раввин рассмеялся, покашливая, и его густая борода тряслась. Дядя Иосиф улыбнулся.—?Это моя жена Мария, она тоже из колена Давидова. Она воспитывалась в храме Сепфориса и ткала там занавесы для Иерусалимского храма. Ты, рабби Авраам, наверняка знаешь её дядю Захарию.—?Он нынче в горах с женою и сыном Иоанном,?— согласно кивнул раввин и повернулся к тёте Марии. —?Здравствуй, юная Мария. Смотрю, ты цветёшь, как миндальное дерево! Я знал твоего дядю, это правда, он теперь тут недалеко. Говорят, с ним говорили ангелы.Тётя сладко, по-девичьи смутилась, и щёки её заалели. Тогда дядя Иосиф решил заговорить.—?Я принёс на обрезание своего сына?— Иисуса бар Иосифа.—?Ему уже нарекли имя! —?хохотнул раввин Авраам. Он сощурился, как будто съел что-то кислое, как сметана.—?Да, его отец нарёк ему имя,?— молвила тётя Мария, и все посмотрели на неё, словно бы она сказала что-то неправильное. Она редко выражала своё мнение вслух. Но раввин кивнул после недолгого молчания, и священники приступили к делу. Один из них читал псалмы, а несколько других крутились над Иисусом, словно ястребы. Мама задержала дыхание и сжала ладошку тёти Марии. Они переглянулись. И вдруг Иисус горько заплакал, и все стали поздравляться и смеяться с облегчением.—?И да прибудет Господь в сердце твоём, Иисус бар Иосиф! —?провозгласил раввин, подняв свёрток с малюткой Иисусом над всеми.Один из раввинов, очень старый и очень богатый, судя по его одеждам из тончайшего хлопка и перстням, доселе сидящий у стены, неожиданно подошёл к дяде Иосифу и принялся пританцовывать и петь. Он ликующе воззрился на малютку Иисуса и громогласно спросил:—?Кто мать этого младенца?—?Я?— Мария, жена Иосифа бар Исаака,?— очень тихо прошептала восторженная тётя Мария, но все услышали её. Старый раввин направился к ней, хромая, и поклонился. Его тщедушное тело, убранное в дорогие одежды, трепетало, и он перестал плакать и дрожать, только когда дядя Симеон дал ему в руки двух горлиц и отвёл в сторону с тётей Марией, чтобы что-то обсудить. Дядя Иосиф тоже пошёл за ними, прижимая к себе потихоньку успокаивающегося Иисуса, и вскоре все разразились поздравлениями и трогательными слезами.Это удивило Иакова, но он ничего не сказал. Чем отличалась тётя Мария от других женщин, чем Иисус был лучше других детей? Все пребывали в великолепном настроении, боговдохновлённом и чудесном. И почему мир будто бы празднует тоже? Но Иаков молчал, боясь спугнуть те крупицы истины, которые выпали на его долю.Принесли в жертву двух горлиц и двух птенцов голубиных, как писано, и Иаков смотрел на то, как по алтарю течёт топкая кровь, окрасившая нежные крылья птиц в багряный. Мама гладила Иакова по голове, и только сейчас он понял, что тихонько плакал и скулил.А потом обряд кончился. Тётя Мария взяла на руки Иисуса и поцеловала его в лоб, и показала всем, даже Иакову. Братик сопел себе в простынях, такой тихий и умиротворённый, что сон навалился и на Иакова.Они вышли на улицу, вдохновлённые и молчаливые, чтобы увидеть стоящую на коленях тощую старую Анну.—?Не зря! —?выкрикнула она, раскинув руки, как птица. —?Не зря я прожила такую длинную жизнь! Нынче, в Вифлеем-Ефрафа, как и было предсказано!.. Нынче был наречён, был…—?Полно, старая Анна,?— сдержанно улыбнулся папа. Он будто бы не хотел, чтобы она закончила. —?Мария, покажи ей Иисуса. Она желает его увидеть.Старая Анна действительно захлопала в ладоши, увидев Иисуса. И стала целовать руки Марии, и безмолвно разевать свой беззубый рот. Она потом посмотрела выцветшими глазами на Иосифа, и тот кивнул ей в знак почтения. Иаков улыбнулся старой Анне, и она улыбнулась ему в ответ.Но на обратном пути уже ничего не происходило. Тётя Мария и дядя Иосиф пошли отметиться, как сыны и дщери Вифлеема, и унесли Иисуса с собой. Иаков шёл за ручку с мамой и думал об увиденном и услышанном. Много ли ты понимаешь, когда тебе шесть? Иаков не понимал ничего. Но он чувствовал.—?Отец, скажи мне… —?Иаков сглотнул и глубоко вздохнул, чтобы набраться храбрости. —?А Иисус мне брат?—?Почему ты спрашиваешь? —?рассердилась мама прежде, чем отец успел ответить.Иаков задумался. Действительно, почему он так решил? Разве Иисус не родился восемь дней тому назад в хлеву подле Вифлеема? Разве счастливая тётя Мария не принесла его, окутанного в её шаль, в дом дяди Алфея? Иаков любил крутиться рядом с тётей и корчить рожицы маленькому брату, потому что тот вдруг распахивал свои голубые-голубые глаза и моргал. Он был смешным, пил молоко, как все дети, и по ночам сладко сопел. Так почему же Иаков решил, что Иисус ему не брат?А вот почему: люди обращались с ним по-другому.—?В ночь, когда родился Иисус, папа пел и плакал, и ты плакала, и все тёти и дяди, даже старый Авраам, хотя он почти не встаёт с постели и не говорит. —?Иаков поглядел на маму и немного стушевался под её суровым взором, но продолжил. —?Хозяйка хлева отдала дяде Иосифу ясли, в которых сейчас спит малыш Иисус. Старая Анна целовала руки тёти Марии, старый Симон плакал, смотря на Иисуса. И он назвал тётю ?благодати полной?.—?Все радуются, когда обрезают дитя,?— возразил отец не своим голосом. Ему не нравился этот разговор, но Иаков хотел узнать правду. Его гложило любопытство. —?Сегодня вечером мы будем есть масло с мёдом и цукаты и пить вино, даже тебе немного нальём.—?Но ведь радовались и посторонние, и радовались сильнее, чем на обычное рождение. Дядя Алфей пел всю ночь напролёт, а когда вернулись тётя Мария и дядя Иосиф, он пал им в ноги и целовал ручки Иисуса. Раввин плясал в синагоге. И ангелы пели?— я слышал, как они пели, вы все слышали.?— В голосе Иакова послышалась зрелая серьёзность.Они прошлись в тишине просыпающегося города, а потом очень вдумчиво, аккуратно заговорила мама.—?Я хочу, чтобы ты кое-что запомнил,?— тяжело вздохнула она. —?Бог хотел, чтобы Иисус родился твоим братом. Слышишь? Он хотел этого.Иаков не понял: слова показались ему… слишком взрослыми. Но он промолчал, потому что хотел узнать больше.—?Ты понимаешь? —?продолжила мама. —?Нет ничего без воли Господней, и это?— Его воля. Иисус?— твой брат, слышишь?—?Он всего лишь дитя, Мирьям. Даже мы не до конца осознаём всё. Да, Иисус?— твой брат, раз так сказал Господь, потому что всё у нас, у иудеев, по слову Его, —?рассмеялся отец и вдруг поднял Иакова на руки, и расцеловал в обе щеки. Ноги сразу налились лёгкостью. С высоты стало видно, что город пробуждался: зажигали лучины, скрипели ставнями, из окон начинал тянуться жар печек, в которых грелось румяное тесто. Иаков хотел позадавать ещё вопросы, но отвлёкся, потому что……В небе раздалось хлопанье крыльев: оно напоминало голубиное и услаждало слух. Даже мама подняла голову, а потом опустила взор и улыбнулась, как обычно делала тётя Мария, когда смущалась. Странная мысль вдруг посетила голову Иакова, и он хихикнул про себя, озарённый внезапной мудростью.Это был ангел Господень, и он ликовал.