Глава 14. (1/1)

***Всё утро Елена пребывала в странных мыслях. С одной стороны, ей хотелось верить своим ощущениям на счёт Майского, потому что это было что-то новое для неё. Лёгкое и прекрасное, будто сбежавшее со страниц любимых сказок. А с другой – чем чаще она о нём думала, тем больше создавалось впечатление неудачной поездки на американских горках. Ей казалось, что Майский, возведённый в роль, что мысленно предназначалась Вадиму, выглядит нереалистично. И не так, что вырвался из книжки, а будто свалился посреди лета пушистым снегом на голову. Она старалась прокручивать в мыслях его образ реже, чтобы лучше сосредоточиться на похищении детей. Потому что они были тогда важнее всех личный пазлов. Как только она прикрыла глаза в очередной недоброй догадке, скрипнула дверь, принося с собой пакет апельсинов в руках Шейнина. Из коридора потянулся надоедливый шлейф местных запахов, и ушей коснулся протяжный выкрик. Антон, будь он неладен, появился в самый неподходящий момент. К тому же выглядел он слишком фальшиво, словно его силой притащили в больницу. Губы его были растянуты в улыбке, готовой порвать бледное лицо. Костяшки пальцев белели от сдавливания в руках не менее белого пакета. А пахло от него невкусно и незнакомо, будто они не виделись сотни лет, за которые она напрочь его забыла. - Здравствуй, Леночка, – нежно просипел он, продвигаясь вглубь палаты. Он хотел добавить ещё что-то, но, заметив отсутствующий взгляд Елены, прервался на полуслове. В горле застрял ком несказанной фразы, и он трудно сглотнул. Лена изо всех сил старалась сосредоточиться на посетителе. Она пыталась услышать и понять его. Но Шейнин, вопреки всем её стараниям, со своей ребячьей заботой выглядел лишним на фоне больничных стен. И появилось непреодолимое желание накричать на него и выгнать из палаты, чтобы только не видеть его лица. А Антон продолжал натянуто улыбаться и неумело скрывать дрожь в ногах.- Привет, – без эмоций в голосе ответила она, не решившись даже голову в его сторону повернуть. Он недовольно хмыкнул. Не то, чтобы ему это не нравилось, просто он наивно полагал, что она будет рада его увидеть, что станет чуть более счастливой после его прихода. А в итоге, сам мгновенно понял свою ненужность в этот момент в этом месте и ощутил дикую душевную боль. Что-то почти съело его изнутри, и он собирался бежать. Бежать так быстро, как мог. Но не решился даже на это, потому что невидимыми нитями мыслей его тянуло к Елене.- Как ты? – боязливо выдавил он из себя и огляделся по сторонам, словно искал где-то рядом ловушку. – Я как только узнал про аварию, сразу приехал. Бросил все дела в офисе, заехал домой за твоими вещами... Ну и... вот я здесь, – отчёт получился сухим, скрипящим на зубах и абсолютно ненужным, и обоим показалось, будто у них сознание отключилось. Антон продолжал стоять у порога и мяться, не зная, что и как ему делать. Он испытывал странный страх, отчего щёки его в считанные секунды налились румянцем. И весь его внешний вид как будто бы кричал, что этот персонаж не должен находиться здесь. Что, прыгнув не в свой кадр, он начнёт безобразно всем врать.Лена тряхнула рыжими локонами, посмотрела на Шейнина. И не узнала его. Она больше не видела в нём прежнего Антона и – главное – не любила нынешнего. Он, весь искрящийся азартом всего месяц назад, сейчас словно потух. И дело даже было не в том, что Лена была в больнице, что на работе залежались кипы глупых бумаг, что всё реже они имели возможность поговорить друг с другом. Это были иные мысли и переживания. Кажется, он уже давно сам решил – ему не нужны ни сама Елена, ни её любовь; рядом с ней его держало лишь какое-то дурацкое чувство ответственности. Долга. Зависимости. А ей было противно видеть и слышать его. Их отношения больше напоминали спектакль двух актёров, которые не по своей воле должны были сидеть внутри золотой клетки и при этом быть всем и всегда обязанными. Добивала невозможность спокойно дышать. Они ходили по кругу и не решались разорвать бесконечные узы, спутавшие руки по самые локти и целую жизнь со всеми её искренними чувствами. - Антон, зачем ты пришёл? – сердце рухнуло в пятки одновременно у обоих, будто в одном спокойно-простом вопросе звуками и нотами голоса были зарифмованы все правды и неправды. Она смотрела на него с вызовом, безмолвно умоляя хотя бы сейчас ей не врать. Но его даже на ложь не хватило – он молчал. – Мне сейчас не до тебя. Я чувствую себя хорошо, и... уходи.И он ушёл. Слился с толпой на улице, не застегнул куртку, вернулся в квартиру, чтобы спустя час выйти из неё и не вернуться уже никогда. ?Прости – прощаю. Мы не виноваты??. А дверь за собой нужно прикрывать плотнее, чтобы прошлое голову не сорвало. И если уже потекли остатки разума, просто ускорь шаг – беспроигрышный вариант, ведь лгунам ли не знать об этом.Слезою дождь роняет грусть,А я воюю, я борюсь.Затмения – пусть, и ветры – пусть.Я не боюсь и не сдаюсь,Борюсь.Лена беззвучно плакала в подушку. Что-то сломалось внутри и вылилось в истерику без битья себя в грудь и вырванных клоков волос. Тихая обида наедине с самой собой, как она и привыкла. Ей казалось, что один единственно-верный путь, по которому она столько лет шла, привёл в тупик. Обещая всё и сразу, подарил пустоту, тишину. Растоптал. Морально уничтожил. Нет ничего ужасней, чем в миллионный раз становиться игрушкой в лапах зверя, которого все почему-то называют судьбой. Это настолько страшно, что мир раскалывается на две части. И они, вопреки всему, больше не становятся целым. Всё это – сразу на одну неё, всё – одно. И даже слёз уже не было, потому что просто даже в них нет выхода. Его нигде нет. ***Тихонов сидел за компьютером. Невероятно скучный вторник почему-то напоминал пустынную субботу, когда вокруг хакера не должно было существовать жизни. Время только-только ушло за полдень, а Ване уже хотелось, чтобы в офисе наступила гробовая тишина. Он, бесконечно щёлкая песни в плеере, улыбался сам себе. Он точно знал, что где-то рядом есть человек, думающий так же, как он. Он точно помнил, как она выглядит, хоть и не пересекался сегодня с ней ни в коридоре, ни в буфете. Он надеялся, что сейчас она сидит одна, и ей не холодно. Тихонов рвался к ней всем своим существом. Ему оставалось лишь придумать предлог, под которым он мог бы появиться в царстве мёртвых, принести ей кофе и посидеть рядом. И такая причина нашлась сразу, как он взглянул на рабочий стол. Дело о гибели певицы с кучей загадок было как нельзя кстати. А Антонова была лучшим собеседником на любое время суток, к тому же просто увидеть её, взглянуть даже одним глазком – уже большая радость для Вани, у которого этих самых радостей в жизни было не так много.Иван не стал брать никаких документов по делу, только достал из ящика припрятанную шоколадку и заварил горячего чаю. С простым, но таким милым и тёплым набором он отправился к Вале. Невозможно было объяснить, что именно его так к ней тянуло. Но Тихонов точно знал – с ней можно поговорить, потому что она всегда поймёт. Ей можно пожаловаться, потому что она непременно поддержит. С ней невообразимо приятно находиться рядом, потому что она – Валя. И, наверное, последний аргумент постоянно был самым сильным в спорах с самим собой. Ваня часто пытался спорить с невидимым собеседником, чтобы просто лишний раз убедиться в верности своего решения. Да, Антонова была необходима Ване. Очень необходима. Почти как наркотик. Но такое сравнение, каким бы правильным оно ни было, Тихонову не нравилось, потому что наркотики – плохо. И смерть сестры всё ещё снилась ночами.- Валь, не помешаю? – Ваня просунул в помещение лохматую голову и наскоро осмотрелся – было пусто, Антонова сидела за компьютером. Она мимолётно взглянула на хакера и слегка мотнула головой, давая понять, что присутствие Вани ей в радость. Дел за день накопилось много, она успела разобрать почти всё, и разговор с Тихоновым сейчас становился для неё спасительным кругом в потоке ненужной документации. Она всегда отдыхала в его присутствии, когда он говорил о людях и жизни, в целом. О хорошем и бесконечном. Обо всём, что было у него на душе. И иногда Антоновой казалось, будто она является хранителем какой-то самой искренней частички души хакера, которая притом не доступна ни для кого, кроме неё самой. От этого становилось ещё приятнее слушать его и не следить за бегом стрелок на часах.Ваня говорил медленно, интонацией выделяя нужные слова и стараясь не жестикулировать, чтобы ненароком не пролить чай. В его голосе не звучало ни усталости, ни неуверенности, временами он словно даже начинал говорить сам с собой, и это завораживало. Антонова слушала так, чтобы можно было хвататься за отдельные фразы и какой-то глупо-смешной смысл, который Ваня пытался донести. Плохо получалось вникать в суть его слов, потому что в голове появилось невероятно много собственных мыслей. Валя ощутила острую нехватку внимания со стороны мужа и детей, осознала свои ошибки в распределении внимания на дом и работу, решила сводить семью в зоопарк. Всё это пришло одним потоком с той мыслью, которую Антонова сначала посчитала важной, но не сумела ухватиться за эту нить. Гениальная идея пропала, а внутренний конфликт стал менее важен, чем семья и сидящий напротив Ваня. Она улыбнулась. Да, иногда благодаря Тихонову под вечер она становилась настоящим генератором идей. Да, иногда ей не хватало Вани. Нет, она не может запутаться в себе – это смешно. Для неё. Для её жизни. Для столь банального и пресного мира. Потому что они живут вне рамок кино, от которого в глазах рябит.- ...как думаешь, Герасим может быть причастен к убийству Сашки? – лицо Тихонова стало серьёзным, он сдвинул брови на переносице и закусил губу. – Весь день задаюсь этим вопросом. Вроде и кажется, что ответ очевиден – ?нет?, но рядом нет никого, кто бы мог или опровергнуть это мнение, или подтвердить. Вот ты как считаешь?- Если и убил, то только от большой любви, – голос получился сухим, Валя всё ещё находилась где-то на грани между жизнью и картинками кино, что не сразу поняла суть вопроса, а фраза сама сорвалась с её губ. И оказалась так в тему, так вовремя, что мысленно Антонова себя похвалила. – А вообще, я всё так же склонна думать, что несчастные случаи вмешиваются в девяносто процентов судеб. Так что, считай, словно я сказала что-нибудь вроде ?Я с тобой абсолютно согласна?, – Антонова устало подмигнула Ване, подхватила свою кружку и вышла из буфета. Вот тебе и генератор мыслей – сама ещё не разобралась, что именно сейчас сказала. Но уверена: правильно, всё правильно.***За две недели до основных событийМужчина смахнул со лба пот тяжёлым рукавом пиджака. Напряжение росло, становилось просто невыносимо сидеть на месте и ждать. Он привык решать дела быстро, без лишних слов и метаний. А сейчас минуты постепенно растягивались в часы, а точка, откуда он начал исполнение плана, всё ещё была той же точкой. Не было движения ни вперёд, ни назад – гиблое место. Ему казалось, что вот-вот он потеряет последние капли здравого смысла, терпения и времени, тогда – взрыв, фаталити. И не будет никакого заоблачного счастья и воздушных замков, построенных воображением. Одно движение руки, отрицательное покачивание головы – и темнота по самые уши. Но собеседник мужчины, молодой парень в синей кепке, в какой-то момент решил, то нужно укрепить фундамент замка не только для странного типа, но и для себя. В ладонях всё ещё чувствовалось приятное шуршание новеньких купюр. Это дело может решить все его проблемы. Парень несколько раз пересчитал свою предоплату и, вложив её во внутренний карман куртки, утвердительно кивнул. Мужчина рядом заметно оживился и оставил в покое несчастные рукава пиджака. - Мне нравятся ваши условия, – парень похлопал рукой по карману, что грел душу кругленькой суммой и прекрасной перспективой потратить её на что-нибудь необходимое. – Что и когда я должен буду сделать?- Все инструкции ты получишь по СМС, – на раскрытой ладони мужчина протянул собеседнику старый мобильник. — Это телефон для связи. Без надобности не звони.Мужчина кинул на стол несколько купюр за кофе, к которому так и не притронулся, и удалился. Парень воровато оглянулся и взял телефон в руки. Всё было идеально. Почти всё. Кроме того, что он не знал основной сути плана, придуманного странным типом и требующего скорейшего исполнения. Криминал, не криминал – было непонятно. Утешало только одно – вознаграждение. Теперь с помощью этих денег он пообещал себе изменить жизнь самого близкого человека в лучшую сторону. Нужно только выполнить приказ, дальше – свобода. Наверное...***Маша с трудом смогла открыть глаза и понять, что лежит на чём-то твёрдом и холодном. Саднило порезанную щеку, и в голове словно сотни барабанов отбивали дикий ритм. Девочка оглянулась и ничего дальше своей руки не увидела. Рядом лежал Ваня, тяжело дышал и жался ближе к сестре. Маша попыталась вспомнить, что произошло, но в памяти было чёрное пятно, большое и мерзкое. На ум пришлась пара детективных фильмов с похищением людей, денежным выкупом и дальнейшим убийством заложников – она поморщилась. Что-что, а это не входило в её планы, и, значит, нужно было выбираться. Маша знала, что можно полагаться на отца, на ФЭС, но проще и увереннее – на себя. Она уже взрослая, должна уметь постоять за себя, к тому же, с ней младший брат. И дело даже не в том, что воюют они с невидимым противником, который явно превосходит их по силе, просто из любой ситуации есть выход – стоит лишь его найти. Или придумать. Маша попыталась разбудить брата, но, поняв, что сейчас ей это не удастся, бросилась обследовать место их заключения.Пахло чем-то сырым. С потолка постоянно сыпалась пыль, попадая в глаза, нос, рот и делая всё менее возможным каждый новый вдох. Стены были холодными и даже сквозь темноту казались бетонно-серыми со свойственными им неровностями. Под ногами гремели старые ржавые цепи, а пальцы путались в паутинах. Всё это напоминало обычный подвал, в котором складируют разный хлам, вот только выхода из него пока не наблюдалось. И понимание этого захлопнулось огромной мышеловкой. На мгновение Машу охватила паника, она стала судорожно хвататься за стены и на ощупь искать место, в котором продолжал спать Ваня. Через секунду она наткнулась на пакет. От непонятной возни проснулся Ваня. Он поднял лохматую голову, поёрзал на месте, вглядываясь в темноту, и тихим, надломленным голосом спросил:- Маш, ты где? – откашлялся и встал на ноги. – Где папа и тётя Лена? – мальчик принялся дышать на замёрзшие пальцы и тереть ладони друг о друга, чтобы хоть чуть-чуть их согреть. В голове ребёнка всё ещё не складывалась картинка происходящего. Ему казалось, что это шутка. Слишком несмешная шутка. В силу своего возраста он меньше всего верил, что чёрные вперемежку с белыми полосы бывают не только у зебр, что жизнь мало напоминает радугу, что в этом мире всегда нужно быть начеку. Для Вани всё было игрушками, и в тот момент, когда он в кромешной темноте налетел на хрупкую фигуру сестры, он обрадовался, что сейчас из-за угла выйдет папа и крепко-крепко обнимет их.В пакете оказался странный и одновременно необходимый набор – фонарик с батарейками, плед, хлеб, пара яблок и вода. Маша отдала брату оба яблока, открыла бутылку и отправила с пледом посидеть в углу, пока сама пыталась что-нибудь придумать. На голодный желудок думалось проще и интереснее. В голове всплывало множество невероятных мыслей, как сбежать, что делать или хотя бы просто – как продержаться до приезда помощи. Нужно было думать, о чём угодно, только не о самом плохом. Потому что, какой бы ни была жизнь, не может всё быть совсем плохо. Ещё недавно Маша узнала, что погибла мама, чуть позже в её гибели обвинили папу, теперь они с братом оказалась в лапах преступников. Если бы она знала чуть меньше, было бы легче воспринимать реальность. В её возрасте нужно думать об учёбе, иногда о мальчиках и совсем не беспокоиться о том, сколько часов продержится заряд батареек в фонаре. Она всеми силами пыталась почувствовать запах осени по ту сторону стены, и ей это почти удалось, но едкий, почти до рези в глазах, противный запах бензина ударил по ноздрям раньше, чем воспоминания. Маша направила свет фонарика в источнику запаха. У стены стояла большая канистра бензина, но она уже не была так важна – тонкий тёплый луч прибора в руках девочки прошёлся по пыльной поверхности большой железной двери. Двери, которая должна была стать тем самым выходом. Маша самодовольно улыбнулась и топнула ногой от радости. Ведь не бывает же всё совсем плохо. По крайней мере, не с ними и не сейчас.