Глава 1 (1/1)

Пубертатный период.Всего лишь простого упоминания о нем достаточно, чтобы большинство успешных мужчин и женщин тяжело вздохнули.Вспоминаются прыщи и пушок на лице, порывистые движения и такие же эмоции, страх перед раздевалками и катастрофические провалы в спортзале.Это признак многих изменений, которым подвергается тело ребенка: физических, эмоциональных и психологических. Организм вырабатывает химические вещества и гормоны, которые проходят через ничего не подозревающее нутро в течение нескольких лет. Голос становится глубже, бедра толще, кожа начинает бунтовать и выделять разного рода жидкость. Отовсюду.Для тех, у кого была активная школьная жизнь, эти изменения могли пройти незаметно. О, конечно, была приобретена новая одежда, по размеру выросших частей тела, некоторые желания стали более непредсказуемыми, чем зыбучие пески, а для девушек возникла необходимость в корсете или в чем-то похожем, что не придавливало бы легкие к позвоночнику и не вызывало бы удушья.Подростковый возраст - синоним совершеннолетия, зрелости, реализации себя и умения найти свой жизненный путь. Это время для принятия решений, для отстаивания своих желаний и нужд, для прохождения испытания давлением со стороны сверстников, родительского авторитета и собственной кровожадности. Это время для Добра и Зла, для Тьмы и Света.Для волшебников данные понятия немного более буквальны.А уж для Аддамсов…***Бледно-золотистый пляж растянулся как теплая манящая улыбка.Девственный тропический лес скрылся от людских глаз на Карибском острове, словно редкое сокровище между белых гребней морских волн. Те немногие жители деревни, находящейся здесь, были миролюбивы и никогда не знали о трагедиях войны, эксплуатации туризма и разрушительных последствий загрязнения. Это место являло собою нетронутый рай, действительно идеальный во всех отношениях. Или, по крайней мере, так было, пока поблизости не взорвалась нефтяная буровая установка. Земля грохотала и дрожала под напуганными местными жителями, и они увидели расцветающий гриб черного дыма, несмотря на то, что он находился далеко в море. Затем на остров прибыли люди, говорящие на незнакомом языке – грубоватом и резком – и в странных блестящих лодках. Через два дня остров опустел.Теперь же волны, что окутывали пляж, не были больше ни чистыми, ни прозрачными. Песок покрылся густыми склизкими полосами черного цвета, просочившись между мелкими крупицами. По побережью разбросаны вымытые из моря смолистые тушки чаек и различных видов рыб. Еще нефть смогла проникнуть в водяное русло, превратив зеленые деревья в чахлый безлистный вал. Казалось, что даже солнце отвернулось от некогда прекрасного острова. Там не было ни перелетных птиц, ни домашних, ни людей, ни рыбы. Единственным звуком являлось жужжание мух, которые пировали на разлагающихся трупах животных.И дребезжание раскрываемых металлических лежаков.– Это кошмарное место. Я уверен, кузен Лампи будет в восторге, когда приедет сюда на второй медовый месяц.Сказанное обещало кислотный дождь с легким морским бризом. Дядя Фестер вошел в грязную воду, дико жестикулируя пачкой динамита. Уэнсдей с бесстрастным выражением лица стояла у кромки воды, которая будто огибала подол ее юбки. Руки девушки были сложены на груди, когда она повернула голову в сторону Дяди, но он все же увидел, как ее пальцы конвульсивно сжались на спусковом крючке достаточно большого огнемета. Чуть дальше горбатая фигура Бабушки ковыляла в сторону пляжа, перетаскивая чугунный котел на песок. Видимо, ужин сегодня будет интересным.Гарри посмотрел вниз, отреагировав на звук совсем маленькой отрыжки. Пуберт сидел на песке, его пухлое маленькое лицо было чумазым от черных пятен, а челюсть усердно работала, пытаясь запихнуть обратно высовывающийся изо рта кончик крыла.Парень наклонился к своему брату и дал ему носовой платок. Рассмотрев, за пару мгновений, полученный предмет, Пуберт и его засунул в рот. Гарри нежно усмехнулся, прежде чем взглянул по другую сторону своего стула. – Чашку чая, Пагсли?– Да, пожалуйста. – Пагсли, закопанный по шею в холодном маслянистом песке, засиял, когда фарфор, поставленный перед его лицом, издал слабое позвякивание.Гарри закончил устанавливать зонтик и уселся с радостным вздохом.– Нет солнечного неба, хороший затхлый ветерок, запах мертвой рыбы… Настоящие каникулы.– Ммм.Его погребенный брат укусил край чашки и наклонил ее. Закончилось все тем, что он разбрызгал обжигающую коричневую жидкость по всему лицу. – Еще одну? – любезно предложил Гарри.– Знаешь, – сказал Пагсли, как только чай был налит. – Скоро твое шестнадцатилетие. Есть какие-нибудь планы?Гарри удивленно моргнул и откинулся назад, удерживая чайник. Тот раздраженно извивался и парню пришлось положить его рядом с банкой с сахаром. – Это совершенно вылетело у меня из головы. Я был так занят с Томом, школой и со всем остальным…– Если хочешь, я могу помочь тебе с планированием.Гарри поднял бровь. Он практически видел, как, скрываясь за безумной улыбкой, мысли его брата кружатся в танце дервишей*.– Конечно, нет. Ты уже повеселился, когда тебе исполнялось шестнадцать. Мы должны помочь Ларчу заново затопить подвал, да и четвертая рука Аристотеля так и не отросла должным образом.– Осьминоги не такие гибкие, когда они пытаются драться с тремя серьезными противниками, – пожал плечами Пагсли, напомнив о разочаровании того дня. – Весь магний ушел впустую. Было бы здорово, если б он сработал.– Тем не менее, спасибо за предложение, но нет. Магия Крови пробудится. – Гарри улыбнулся. – К тому же, бессмысленное разрушение – это скорее familiales de spécialité particulière** Отца. Я подозреваю, что Уэнсдей и я больше склонны к стороне Матери. Безумно навязчивые звуки скрипки плыли к ним по ветру, подчеркивая его точку зрения. Это была его Мать, Гарри узнал исполняемый Майерлинг-Вальс. Это было вполне уместно, учитывая обстоятельства. – Что это?Гарри закатил глаза. Конечно. – Майерлинг-Вальс. Та часть, где Рудольф уступает Смерти.– Рудольф?– Сын Елизаветы Баварской. Помнишь, мы ходили смотреть мюзикл в Вене? – когда Пагсли продолжил хмуриться, он попытался еще раз. – Когда ты взорвал тот экскурсионный автобус? Одиннадцать жертв, двести человек госпитализированы? Они еще объявили национальное чрезвычайное положение? – Да, верно.– Честно говоря, Пагс, время от времени ты мог бы слушать классическую музыку. – И что, стать культурным?– Понятно.Последовал еще один всплеск, и Гарри снова наполнил чашку. Банка с сахаром сбежала. – Ты знаешь, Гарвесте Аддамс, что тебе меня не обмануть. Я слышу, как тикают шестеренки в твоей голове.– Боюсь, так шумно работает только твой мозг, Пагсли.***Он смотрел на Дракона, сломленного и умирающего, и чувствовал, что Сила зовет его как никогда прежде. Пускай кровь демона текла по его венам, он все еще был человеком: Камбион***, зажатый между мирами и между магией. Он был изгоем только за преступление своей смешанной крови и поэтому стал странствующим магом, еще без опыта и без знаний о возможных путях этого мира. Его юное сердце трепетало от страха, когда он посмотрел на Зверя, которого он неосознанно приговорил к смерти своим Голосом.Теперь он понял желание Богов о том, кем ему предназначено стать. Но цена была куда выше того, что он мог вынести, и потому он отвернулся от этой притягательной Силы, обещая себя человечеству, Свету, посредственной жизни среди Смертных. При этом, запечатал внутри себя свою суть и стал просто оболочкой того, кем бы мог быть. – Блейз, дорогой! Обед!Блейз моргнул, нарушая концентрацию. История была интересной, даже после того, как он прочитал ее пятый или шестой раз. Сейчас он почти видел ее форму, почти понимал, о чем говорил им Гарвесте. Что и ожидалось от коварной сволочи. Книга была тонкой, обшитой мягкой черной кожей, с серебряным тиснением Мирддин в левом нижнем углу. Он предполагал, что подарок от Аддамса будет как-нибудь отравлен или заминирован, и первое время при чтении одергивал себя, когда пытался облизать пальцы перед тем, как перевернуть страницу. Хотя в яде совершенно не было необходимости. Слов, написанных на хрупком пергаменте, оказалось достаточно, чтобы вызвать взрыв в его сознании, и когда он спускался по лестнице в столовую, его мысли словно отсчитывали действие маятника.На станции, прежде, чем расстаться на Платформе 9 и ?, Гарри вложил в их руки по свертку. Его жуткие зеленые глаза были такими же серьезными, как у какого-нибудь профессора, когда парень твердо проинструктировал их прочитать то, что он им дал, обменяться летом и сделать заметки. Не удивительно, что Драко ответил: – Ты даешь нам чертову домашнюю работу? Во время наших летних каникул?Поцелуй Гарвесте в щеку заставил его замолчать. Как, впрочем, и всю Платформу. По правде говоря, Блейз думал об этом довольно часто. С тех пор, как они втроем создали своего рода иммунитет к убийственной причуде их друзей, Гарвесте обратился к той единственной вещи, что могла вывести их из равновесия. У него не было сомнений в том, что спокойно улыбающийся брюнет использует поцелуи, чтобы успокоить, усмирить или иным образом ввести их в заблуждение, чтобы ему сошло с рук все, что бы он ни сделал. Вопрос был в том, почему он использовал такой нетрадиционный метод. Блейз был уверен, что даже в Америке друзья не целуют своих друзей в губы, разве только в случаях, когда между ними что-то есть. Это вызывало противоречивые неудобные чувства, в которых ему не хотелось разбираться в данный момент. Он вошел в столовую и чмокнул руку, улыбнувшейся ему матери. Затем, едва сигнал от глазных яблок достиг мозга, он, с трудом подавив вздох, сел. Сегодня с ними обедал Роберт Смитсон. Мистер Смитсон был симпатичным мужчиной лет сорока со спортивным подбородком, а на голове красовались – пока еще – его собственные волосы. Он недавно овдовел – его жена умерла как минимум два года назад – деловой человек без детей и каких-либо связей с остальными членами его семьи. И он был богат. Блейз не сказал ему и пары слов за те несколько недель, что мать встречалась с ним, но он уже знал ее тип мужчины. Смысл встречаться человеком, не способным оплатить содержание?Чего парень не знал, так это когда мистер Смитсон собирался… как бы это сказать повежливее? Он был уверен, что никак, но Гарвесте назвал бы это ?быть полезным?.Блейз пережевывал засахаренную морковку, задумчиво уставившись в пространство. Сирена Забини была Черной Вдовой. Это являлось чем-то вроде секрета Полишинеля**** в чистокровных кругах, и у него никогда не хватало смелости спросить у нее, почему она выбрала именно незаконный путь. Все, что Блейзу было известно, так это то, что его отец так и не дожил до его рождения, и после смерти человека, давшего ему жизнь, по крайней мере семь других мужчин приходили и скоропостижно уходили из нее. Знакомство с каждым из них длилось примерно шесть месяцев, то время, которого вполне достаточно, чтобы сделать спецзаказ на венок, вне зависимости от того, для кого его доставят: волшебника, полукровки или маггла. Его мать никогда не переживала о расовой дискриминации, которую так страстно поддерживали другие чистокровные семьи. Кровь была кровью, независимо от наличия магических способностей, и он вырос, зная это, поэтому не был удивлен тому, что последняя намеченная жертва оказалась магглом. Магглов, несмотря на все их предполагаемые недостатки, было на удивление не так легко выследить.Другим детям понадобилось бы лечение в тот момент, как поедая свой суп, они подавились бы маминым мужем, и он считал, что все-таки получил травму, но несколько другую. На самом деле, у него никогда не было стремления узнать об этой стороне магии, и кроме необычных земляных работ время от времени, он в семейном деле никак не участвовал. Встреча с Гарвесте открыла ему глаза на мир его матери, и после четырех лет осознания того насколько в действительности могущественным был его друг, было бы ложью сказать, что это его нисколечко не интересует. История о Мирддине просто закрепила это убеждение. Возможно, после обеда, он задаст своей матери несколько вопросов.Чисто для исследований, разумеется.***– У тебя, видно, кишка тонка стала, – сказала Уэнсдей. – Смотри, курица все еще движется.– Это называется сноровка, – самодовольно ответил Пагсли.Гарри посмотрел на своего младшего брата поверх ведра с теплым хлюпающим мясом. Они кормили ковры, или, по крайней мере, Гарри кормил. Пуберт с подозрительным красным кругом вокруг рта стучал по земле своей булавообразной погремушкой. – О чем, думаешь, они там спорят, ммм? – лениво спросил он, подвесив толстую мраморную полоску над ртом белого медведя. Он с хриплым рычанием сгрыз мясо. Пуберт булькнул в ответ. Ему уже исполнилось шесть, но он был маленьким для своего возраста и еще не выговаривал слова. Однако мог их написать. Гарри посмотрел на кровавые каракули на полу, поджал губы и исправил написанное большими печатными буквами ?Проклятие? на орфографически правильную версию. – Так ты жертвуешь черного петуха силам нежити Хель.– Нет, так ты тушишь мясо, – покровительственно сказала Уэнсдей. – Ты приносишь жертву силам нежити Хель, слив кровь в чашу.– Ты просто завидуешь, потому что я еду в Новый Орлеан. Без вооруженной охраны.– Как будто Лоа придет к тому, у кого смещена селезенка. Последовал глухой удар, сопровождаемый воплем и скрежетом когтей по половицам.– Ну и где я теперь возьму другого двухгодовалого черного петуха в это время ночи?– Это не обязательно должна быть птица, – Гарри видел, как его сестра пожала плечами. – Я могу просто принести в жертву восемнадцатилетнего рыжего идиота.***Она была ослеплена любовью, сердце разрывалось на куски от предательства, а душа пылала огнем возмездия. Ее желание уберечь его от всего мира и от страстей, ей не принадлежащих, стало настолько велико, что пересилило ее, и Серебряная Леди сотворила заклинание, которое стало ее погибелью. Она отвернулась от солнца и протянула руки к теням меж звезд. Она позвала Голосом, подаренным ей Мирддином, и новая Сила ответила ей. Она назвала это Тьмой, и сама стала Тьмой, и от противоречивых эмоций родила она троих плоти и крови ее: Нинианн от любви, Вивианн от предательства и Моргану от мести. На последнем издыхании она отправила их уничтожить своего возлюбленного и умерла. И несмотря на это… она продолжала жить. – Гермиона?Моника Грейнджер толкнула дверь, что вела в спальню ее дочери, но та застряла, зацепившись за гантель.– Извини, мам. Я уберу, – перенеся тяжелый предмет, Гермиона выпрямилась, держа книгу в руках. – Время обеда?Сейчас они были почти одного роста. И женщине казалось, будто она смотрит на более юную копию себя, разве что шоколадно-карие глаза дочь унаследовала от отца. Вдруг Моника почувствовала, как выступают слезы, и она улыбнулась, скрывая их. – Через несколько минут, дорогая. Мне просто интересно, хочешь ли ты, чтобы твои друзья приехали к нам на следующей неделе? Я хотела бы встретиться с ними.Гермиона взяла себя в руки, прежде чем ответить, и крепче сжала книгу, поскольку та грозилась соскользнуть с ее пальцев, но Моника все же успела увидеть слово Нимуэ, написанное на зеленом кожаном переплете. – Ты хочешь, чтобы мои друзья приехали сюда? Домой? – Ну, да. Я хотела бы узнать их получше. Ты ведь ничего не рассказываешь про них, но я же видела сов. И того стервятника.– Это от Гарри. На самом деле, они не используют сов.– Га-ри? – произнесла ее мать с оттенком сомнения. – Тот, который живет в Америке? Его имя звучит несколько… необычно.– Это не так просто объяснить, мам, – с легкой улыбкой сказала Гермиона. – Эм… ты действительно хочешь, чтобы они посетили нас? – Конечно, милая.Люди не думали о дантистах, как о врачах. Казалось, будто они не могли увидеть за отсутствием стетоскопа настоящую пользу от надлежащего отношения к гигиене ротовой полости. Рот являлся, своего рода, вратами в тело, и поддержание его в здоровом состоянии очень важно. Моника гордилась тем, что ее дочь выросла, зная, как правильно чистить зубы и использовать зубную нить. В мире подобных людей было слишком мало. Гермиона взяла ее в руки такой маленькой, тихой и прилежной, и, словно дефективный товар, совершенно одинокой. Она вспоминала первые годы, как чередование слез и смутной апатии. И хотя после ее поступления в Хогвартс что-то изменилось, как мать, она радовалась этому, но все же была встревожена, потому что это означало только одно.Гормоны.Моника не сплетничала, но даже она слышала некоторые истории о подростках. Юная Элоиза Юд, которая жила в нескольких дверях ниже от них, попала в запутанную историю с неблагоприятной компанией и около года находилась под надзором за то, что была поймана на вечеринке пьяной и неадекватной. Эван Белински, из двадцать третьего дома, превратился в какое-то подобие черно-белого упыря и стал слушать музыку, что напоминала электрогитару, попавшую под фуру. Картер Принс, сын местного владельца магазина, и его девушка, с которой он встречался две недели, были арестованы за хранение марихуаны. Это было очень плохой тенденцией, и Моника не могла не переживать. Юность в наши дни, по-видимому, не так благотворна, как раньше. Ее единственный ребенок провел большую часть года вдали от семьи, и никто не мог сказать, что могут вытворять подростки из мира магии. И потому у нее появился план.– Эм, мам?Моника моргнула, вынырнув из своих мыслей, и улыбнулась дочери.– Да, милая?– Дом же застрахован?***Пол в оранжерее был завален бутонами бархатных красных роз, создавая иллюзию бассейна, заполненного недавно пролитой свежей кровью. Они слабо хрустели под ногами Гарри, продолжающего подстригать настойчиво цветущие кусты. Это был очень живучий сорт из Калькутты. Возможно, он попросит Пагсли замешать новую порцию пестицидов. Они давно ничего не тестировали на Ларче. – Змейка? Гарри обернулся и шагнул в сторону, освобождая место для матери. Она кралась по полу как большой прекрасный паук, ее бедра покачивались, плотно обернутые в черное траурное платье, которое ей так нравилось. Уэнсдей и он годами задавались вопросом, из каких же могил они выбрались. – Ты стал таким тихим в последние дни. Кошка язык откусила?– О, Мама, – тоскливо улыбнулся Гарри. – Китти сама не своя в последнее время. Может, ей нужен приятель? Я так скучаю по тому, как она поджидала меня, чтобы вырвать мне глотку. – Твоему отцу еще, по крайней мере, лет десять запрещено посещать Африку, дорогой, – глаза Мортиши заблестели от воспоминаний. – Но я запомню это. Говоря о приятелях… Обычно, к этому времени, твои друзья гостили бы у нас. Что-то случилось? – Ничего, Мама, – Гарри отказался от использования ножниц на особенно жестком стебле и вытащил из рукава свой веер. Раздался тонкий болезненный вопль. – Я просто дал им кое-какую пищу для размышлений.Древесная лоза начала обматывать их щиколотки. Мортиша предостерегающе похлопала ее, и та угрюмо ускользнула прочь. – Это как-то связано с твоим шестнадцатилетием в следующем году? Ты помнишь, что я тебе говорила о твоем магическом совершеннолетии, дорогой. – Я помню. Кроме того, я полагаю, все будет так же, как и на других вечеринках по случаю дня рождения: с цепями, криками, мольбами и девушкой, запеченной в торте... Не переживай, Мам. Лопата у меня есть. Высокая худощавая женщина мечтательно улыбнулась другому воспоминанию.– Знаешь, я встретила твоего Отца в день своего шестнадцатилетия.– Да, Мама.– Это было так романтично. Вырытая могила, свежий труп и чуть падающий снег, что прикрыл кровь, которой он забрызгал мои туфли, – она улыбнулась. – Я могу только надеяться, что это будет также незабываемо и для тебя, дорогой.***Наклонив голову в сторону, Драко что-то набросал в конспекте, затем остановился, чтобы еще раз просмотреть желтоватый пергамент. Он передвинулся на одеяло, так как одна нога уже затекла под ним, а книга вонзилась ему в бедро. Люциус поднял бровь, увидев нехарактерный для Драко хаос. Складывалось впечатление, будто его сын перетащил половину Библиотеки Малфоев в свою комнату. Не было такого места, в котором не стояла хотя бы трехфутовая груда книг, а те, которым не хватило места на полу, лежали на кровати.Он постоял там мгновение, прежде чем понял, что Драко был слишком увлечен своим занятием. Люциус демонстративно прочистил горло.– Могу я спросить, что ты делаешь?– Чт… Отец? – вскочил юный блондин и поморщился от раздражающего покалывания по телу мнимыми булавками и иглами. – Ты уже дома.– Министр решил благословить нас, трудолюбивых сотрудников Министерства, долгими выходными, – верхняя губа Люциуса скривилась, как только он вспомнил о дрожащем неуверенном человеке и его смелом выборе шляпы, в форме котелка. Но как только его глаза уловили облупившееся название книги, они с удивлением расширились. – Ты исследуешь богов, Драко?– О. Да, – взволнованный Драко потер шею, пытаясь объяснить. – Ну, я просто… Они все немного запутанные, но я уверен, что, когда придет очередь Гермионы и Блейза, они составят собственные списки. История очень интересная, но так трудно сделать выбор. Я думаю, что мог бы спросить у Гарвесте, но тогда это будет нечестно, да?Малфой-старший моргнул.– О чем ты вообще говоришь?– Об этом, – Драко зарылся среди кожаных переплетов и позолоченных обложек, прежде чем извлек толстый сверток пергамента. – Предварительные условия Глубинного Зова. Лицо Люциуса стало бесстрастным, как только он увидел аккуратной паутинкой выведенное название. Однако, за внешне мраморным фасадом его эмоции поднимали тревожную волну.– Глубинный Зов к Магии Крови.Юный блондин рассеянно кивнул, а затем заметил лицо отца. – У меня есть целых двенадцать месяцев, чтобы принять решение, до того, как я достигну совершеннолетия. – сказал он несколько настороженно. Несмотря на то, что парень знал, что этот человек никогда не поднимет на него руку, Люциус Малфой все же излучал непреодолимо холодную ауру. – Кроме того… Ох, ну правда, Отец, ты не мог не ожидать, что это произойдет. Ты сказал мне рассмотреть все возможности, а Магия Крови – это возможность. – Да. Я полагаю, ты получил это от Аддамса, – его голос будто окаменел.– Да, Отец.Комната была приятно теплой, но Люциус не мог сдержать дрожь от воспоминания о ночи на кладбище. Он отчетливо помнил нечеловеческое сияние зеленых глаз, которые сверлили его, предвещая неумолимость. Чистая животная магия, буйствовавшая в вечернем небе, разорвала его хладнокровие и пробудила в нем те чувства, от которых, казалось, он избавился. Нет, Гарвесте Аддамс не был Темным Лордом.Он был гораздо хуже.– Просто пообещай мне, что не выберешь, пока не будешь уверен, Драко. Как только ступишь на этот путь, дороги назад не будет. – Да, Отец, – тихо повторил Драко. Он подождал, пока Люциус уйдет, и вернулся к книгам. Что-то снова ткнуло его в бок и, слегка нахмурившись, парень вытащил предмет. Это оказался сенбон, по поверхности которого заструился серебряный огонь, когда Малфой-младший наклонил его под свет лампы. Драко улыбнулся про себя и убрал его обратно под подушку. На самом деле, выбора не было.***Бедренная кость и коленная чашечка, большеберцовая кость и малоберцовая кость, пяточная, таранная и ладьевидная кости.У нас есть медиальная, промежуточная и латеральная клинописная, кубовидная и плюсневая кости. И давай не будем забывать про твои пальцы, а там…Проксимальные фаланги и промежуточные фаланги, и дистальные фаланги…– Сочиняешь песню, Гарри?Уэнсдей стояла в дверях в детской, ее призрачную фигуру окутывала тканая паутинкой ночная сорочка. Она была так искусно сделана, что паучок размером с ноготь пробежал через плетенный узор и скрылся за ее плечом. Гарри приложил палец к своим губам и жестом показал в сторону колыбели, которая содрогалась от силы глубокого жуткого рычания и вторящего ему храпа, что звучал так, будто исходил от самого Дьявола. – Я просто пытался заставить его лечь спать, – прошептал Гарри, когда она встала рядом с ним. – Он пришел в мою комнату пятнадцать минут назад и чуть не заколол меня ножом для филе. – Неудачная идея. Он слишком гибкий.– Я знаю. Ему давно пора взяться за топор.Уэнсдей посмотрела на своего младшего брата, втиснутого в кроватку, как свинья в банку с вареньем, пускающего слюни во сне и радостно посасывающего большой палец. Ее глаза сузились, узнавая, и она потянулась к своему карману. – Это моя закладка. В такой маленькой кроватке у ребенка не должно было быть места для маневра, но Пуберт сумел извернуться и натянуть на себя одеяло как раз вовремя. Пурпурного цвета зелье брызнуло на съеденную молью ткань и начало дымиться. – Оставь ему ее на сегодня, – зевнул Гарри, деликатно прикрыв рот рукой. – У тебя будет достаточно времени, чтобы отплатить ему завтра.– Зачем откладывать на завтра, если ты можешь убить сегодня?***Молния пронеслась сквозь штормовое утреннее небо, похожая на рога, сорванные с Минотавра. Ливень непрерывно барабанил по черепичной крыше, а ветер играл петлями на виселицах, которые сейчас были пусты. Об утреннем гольфе не могло быть и речи. Машины стояли на улице бампер к бамперу, бессмысленно сигналя под проливным дождем. – Бьюик. Идеально.Гомес поднял шар для боулинга, тщательно прицелился и отвел руку назад. Грохот поднялся громче ветра, и Гарри улыбнулся из-за чашки, когда начался крик. Он пил чай со своей матерью в тенистом подветренном месте между башнями. В этом небольшом укрытии не было ветра, и дождь, казалось, избегал их, чтобы отыграться на Ларче, пока стоический дворецкий держал табло. Гарри посмотрел туда, где Уэнсдей наносила последние штрихи на деревянный гроб. Поперек крышки аккуратным каллиграфическим почерком было выведено одно слово: Пуберт.– Ты пропустила немного.Она наклонила гроб в сторону, чтобы покрыть лаком упущенный участок, как на лестнице загремели шаги. У Гарри было достаточно времени, чтобы положить чашку и взять лимон, прежде чем восьмидюймовый клинок, кружась, пролетел над его плечом. И глубоко впился в желтую кожуру.– В самом деле, Пагсли.– Почта пришла, – сказал его брат, перепрыгивая через подножку Уэнсдей. – Скрестите пальцы за сибирскую язву.Гарри аккуратно вскрыл первое письмо и вытряхнул его. На колени выпала открытка. – Не повезло. Дядя Ливерворт шлет нам свою любовь. Они вернутся из Греции в течение недели. Смотри, у них есть фотография с Гидрой. Они… Что это?Он смотрел на маленький пакет, размером с голову, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный веревкой. Оттуда не просачивалась вязкая жидкость, что было немного странно. Гарри поднял его и потряс в качестве эксперимента. Никакого тиканья, никаких странных запахов. Как необычно. Мортиша выглянула из-за своей новой копии Жизнь в вене. – Возможно, это что-то из коллекции Дяди Фестера?– Я так не думаю. Это адресовано Уэнсдей. В воздухе раздался свист и пакет, разорвавшись, упал, высвободив блестящий каскад цветных завернутых в фольгу вещей, большая часть которых плюхнулась в дождевую лужу. – Конфеты? Кто мог отправить тебе конфеты?Уэнсдей закончила сматывать длинную проволоку и схватила клочок бумаги, что сумел избежать участи сладкого подарка. – ?В знак нашего восхищения?, – зачитала она вслух. Она сжала бумагу в руке, и та самопроизвольно загорелась, шумно опадая, словно соглашаясь с ее внезапно язвительным тоном. – Это те Уизли.– Какие Уизли? – поинтересовалась Мортиша.– Ты помнишь двух мальчиков из Хогвартса, Мама, близнецов с рыжими волосами?– И они заинтересованы в нашей Уэнсдей, да? – Гомес радостно потер руки. – Это замечательно! Соответствующая компания!Звук удушения заставил его обернуться. Пагсли, глаза которого по диаметру обгоняли блюдца, схватился за свое горло. Его язык, сильно раздутый, вываливался изо рта и валялся по полу, как грязный слизняк. Под его стопой лежал блестящий фантик. – Эфи гефята впесятляют, – он как-то сумел закрыть рот, его губы уже приобрели синий оттенок. – Я фмогу умефеть?– О, дорогой, – даже Мотриша выглядела слегка удивленной. – Он задыхается до смерти.Гарри посмотрел на Уэнсдей.– В этом мы можем ему помочь.Как по команде, снизу донесся резкий визг.– Кто положил Пуберта в кухонный котел?Гарри и Уэнсдей усмехнулись друг другу.