Часть 44 (актёры) (1/1)
— Вот заеби-и-ись потусили. Хенке, это, с-сука, все ты...Язык у Тарьей еле шевелится. Если честно, язык Хенрика слушается и того хуже, а еще что-то странное с координацией, а потому самым верным решением кажется завалиться на пол — прямиком рядом с мелким, и вытянуть длинные, гудящие после злополучной вечеринки ноги. — Психуешь? И ладно. Н-ничего я такого... не сделал. Вот. Сам же...— Пидж-жак твой, блять, где?Мысли Тарьей каким-то непостижимым образом скачут с предмета на предмет и, кажется, не собираются надолго задерживаться где-то на месте. Они набрались не по-детски, и, наверное, для этого даже был какой-то весомый повод. Вот только сейчас, Хенрик чуть сосредоточится и обязательно вспомнит его...— Я ебу? В такси, мож-жет... Или вон, возле двери. Видишь, в-валяется что-то?— Да, похуй...Конечно же, похуй. Господи, какой-то несчастный пиджак. Кажется, Тай вообще умудрился оторвать от него часть рукава, когда они напару отплясывали стриптиз под радостно-пьяные вопли девчонок и улюлюканье парней. Брюки, правда, снимать не стали, потому что, стоило Холму только уцепиться за молнию, как Тарьей зыркнул как-то страшно, насупился и быстро свернул лавочку, отговорившись тем, что "в горле пересохло, и вообще вы все тут извращенцы, блять, поголовно". Честно, Хенке был только рад, потому что в штанах уже нехило так дымилось, и риск забыть про десяток ненужных свидетелей вставал в полный рост. Вставал, впрочем, не только риск, и это, определенно, становилось проблемой, потому что...— Хочу тебя прямо сейчас, — оттащил своего мальчика подальше от устроенного тут же неподалеку бара и очень невинно мазнул губами по голому плечу и ключицам. Мурашки радостно сыпанули в разные стороны, а Тай застонал, вжимаясь бедрами. — Хенке, ты провокатор, — а сам уже лапал довольный вовсю, оттирая к какой-то неприметной двери, что на поверку оказалось уборной.Как в дешевом, сопливом романе? Об этом не думалось как-то. Когда и зачем, если эти губы везде, если пальцы гладят умело, сражаются с застежкой на брюках, если бухается прямо тут на колени и открывает свой невозможный, такой обычно молчаливый и вредный рот... Такой влажный, такой горячий... — Если Р-румен что-то зафотать успел или видео записать. Х-хенке, это пиздец... не мог дверь зак-крыть? Представь, его инст-та-стор-ри... пиздец... его же фанаты пасут...— Еб-банулся? Румен — твой лучший друг-г вообще-то. Был. Пока я т-тебя не кфонс... конкисх... не изъял в лично пользование. Во!Поворачивает голову чуть назад, потому что так, как разлегся, лицо Тая не видит совсем, только обтянутые брюками охуенные бедра, их хочется лапать, сжимать, провести ладонью изнутри, чуть прижимая — выше и выше, туда, где...— Ч-тожжж ты у меня такой охуенный-то? М-м-м...— Я у мамы с п-папой! — выдает эдак важно, а сам все время пытается сдуть лезущую в глаза челку, руки-ноги раскинув при этом морской звездой. Обалдуй. Ленивый и пьяный. — Может-т быть, ты и у них, но трах-хаю тебя — я.— Н-ну, мы это еще исправим. Хенрик нелогично хихикает, хотя от последних слов в голове будто взрыв, и мурашки по пьяному телу, и пожар... адское пламя под кожей, в венах — везде. Это не страх... это... что-то доселе неведомое. Предвкушение...— В обморок ебнешься щас, — зачем-то сообщает Тарьей, опять включая свою невъебенную логику. — Угу... куда-нибудь ниже этажом.Тянет руку, чтоб опустить на бедро, погладить бездумно.— Чего замолчал? Если страшно...Хенрик фыркает, одним этим звуком показывая, ЧТО он думает обо всех этих "страшно".— Жрать хочу, просто пиздец... — выдает тут же следом и шипит, когда куда-то в колено прилетает ощутимый пинок. — Ай, беш-шеный, ты чего? Межд-ду прочим, это тв-вой организм сегодня получил ударную дозу протр... прот-теинов, не мой... Видел бы ты л-лицо Румена, когд-да... Когда он, Хенрик, кончал, а Тай жадно глотал, так крепко вцепившись в него, и сам так жарко, громко стонал...— Ах, так, знач-чит... Соскакивает вдруг, словно и не он только что растекался по полу аморфной амебой. Секунда, и вот уже наваливается сверху, а глаза так пьяно... так блестят предвкушающе... — Протеин-нов ему захотелось... Хенрик замрет, а потом облизнется, когда в наступившей вдруг тишине громко-громко вжикнет молния на брюках Тарьей... И весь хмель куда-то улетучится, испарится, и вот уже сам потянет ближе, помогая снять эти неудобные тряпки...