Пятнадцать (1/1)
Где-то глубоко в крови Скалли чувствует невыразимую тягу. Вероятно, то же самое ощущает бабочка-монарх, когда однажды понимает, что пора лететь к своему оямелю (1). Вода. Она должна вернуться к воде.Скалли почему-то кажется, что самое правильное - оплакать свою дочь у океана, омыть горе в древнем эмбриональном бульоне Атлантики. Она всегда чувствовала, что именно здесь живет настоящий бог: в непрерывном горизонте, в пене прилива, в соли, в си?ни небес. В кармане ее куртки - щепотка песка из гроба и засохшая веточка гипсофилы. Ее мобильный телефон заперт в багажнике машины.Она хотела войти в прибой и бросить эти останки украденной души своей дочери в воду, вернуть их к месту обитания ее предков, передать Ахаву. Но теперь от нее пахнет Фоксом Малдером, и беда сможет учуять ее.Не Мелиссу и даже не собственного ребенка, но хоть кого-нибудь она спасет.В свою последнюю ночь в Сан Диего она входит в раскинувшийся под темным небом океан. Соленое сердце отца стучит в ее ребра. Ветер вздымает волосы вокруг ее лица - это игривые пальцы Бога, а, может, Мелиссы. Ледяная и суровая, но очищающая стихия. Омытая ею, Скалли принимает решение: после того, как ми?нут годы, наполненные Малдером, мутантами, бесконечными дорогами и ужасной, всепоглощающей любовью, она все-таки станет врачом. Пусть ей не дано подарить жизнь, но она может сохранить ее.По возвращении в Вашингтон она обнаруживает своего возлюбленного крайне изголодавшимся.Лёжа под ним на безопасном островке кровати, Скалли раскачивается, безвольная, и ослабевшая от любви. Малдер возвышается над ней: большой, золотистый и пылкий, едва сдерживающий себя. Он легонько проводит ногтями по тыльной стороне ее рук, по чувствительному животу, посылая электрическую дрожь по всему телу. Его толстый член полностью погружается в нее, его язык завладевает ее ртом. Он... он... он... с каждым толчком все сильнее врастает в ее тело и душу.Быть с ним?— искусство обладать и отдаваться. Ее тело - сосуд для его тела, ее душа - сосуд для его души. Сладкая и опасная капитуляция. Она знает, что навеки отмечена этой любовью, захвачена ею, и это одновременно прекрасно, унизительно, преступно и непостижимо.Он отрывается от напряженных сухожилий ее шеи, в которые жадно впивался губами, и схватив за бедро, прижимает ее колено к плечу. И тут же издает стон, отдаваясь во власть новых ощущений. На его устах - ее имя. Безнадежно покорная, Скалли вскрикивает от удовольствия и проводит ладонями по сильным, подвижным мышцам его спины.—?Я так и не получил ответа,?— хриплым голосом шепчет он в ее плоть. Слишком ошеломленная происходящим, Скалли силится понять смысл его слов. Малдер замедляет движения и, подняв голову, в которой прочно поселились призраки, прижимает свой лоб к ее. Пламя его взгляда пробуждает в ней новую волну экстаза. Он поднимает руку и убирает прядь влажных волос с ее щеки. Она почти задыхается.—?Выходи за меня,?— наконец произносит он, слегка отстраняясь, двигаясь невыносимо медленно. Головка его члена упирается в шейку матки, тяжелые горячие яйца прижимаются к ее заднице.Лед разливается по ее венам. Малдер затихает, чувствуя перемену, и легко целует ее, прижимаясь своими пухлыми, изогнутыми губами к ее губам. Она забывает поцеловать его в ответ.—?Подожди минутку,?— выдыхает он и, выскользнув из нее, тянется к своим брюкам, валяющимся на полу.Вернувшись, он устраивается рядом с ней, зажав что-то на кончике большого пальца. Скромный ободок из мелких бриллиантов, оправленных в потускневшее розовое золото. На вид вещь кажется очень старой и нежно хранимой.—?Малдер… —?предостерегает Скалли, приподнимаясь на локте, но он тут же перебивает.—?Нет, послушай… —?лицо у него такое же, какое бывает каждый раз, когда он исследует место преступления. Он берет ее руку в свою и крепко сжимает. —?Я знаю, что это не та жизнь, которую ты себе представляла. Я... я... я помню, как много ты принесла в жертву. Но ты нужна мне здесь, рядом. И я готов дать тебе все, что угодно… я постараюсь сделать нашу жизнь настолько нормальной, насколько смогу.—?Малд...Он смотрит на кольцо, крутит его вокруг большого пальца. —?Оно принадлежало моей прабабушке. Наверное, придется изменить размер для тебя. Мы можем жить здесь, или у меня, или снять таунхаус в городе… - его голос низкий и рассеянный. В ее груди разливается холодный страх.—?Нет.— ...Скалли?—?Нет. Брак - это не утешительный приз. Он неловко ерзает и протягивает руку, чтобы положить кольцо на прикроватный столик. Оно приземляется с пустотелым стуком. Он улыбается трагично и сконфуженно.—?Я… эээ... представлял себе, что все будет по-другому.—?Малдер, я… Я ценю этот жест. Правда.Она садится, кладет руку ему на щеку и заставляет посмотреть на себя. Всматривается в его лицо, в неровный выступ носа, в эти печальные глаза и понимает, что никогда не слышала от него слов любви.Они засыпают в объятиях друг друга. Когда она просыпается, его нет рядом. Вторая половина кровати опустела, простыни остыли. Кольцо все еще лежит на прикроватном столике и сияет светом византийского солнца. (1) Оямель или пихта священная. Каждую осень бабочки-монархи, которые обитают в Канаде и США, начинают собираться в стаи и мигрировать в Мексику, преодолевая путь в 2 000 — 4 000 км. Конечный пункт их пути - биосферный заповедник Марипоса-Монарка. Всю зиму бабочки проводят в состоянии оцепенения, облепив деревья оямель, растущие в заповеднике. При этом каждая бабочка выбирает именно то дерево, которое служило ее предкам. Механизм этого явления до сих пор до конца не изучен.