№4. Лонгшот (2/2)

?Спасибо?.— Да не за что, — улыбнулась ему в ответ Смеллерби. Только улыбка это была какой-то неправильной. Слишком горькой, что ли…С тех пор они довольно часто вдвоём поднимались на это место – ветку одного двухсотлетнего дерева, с видом на большую часть леса и краешек моря.Они довольно быстро стали хорошими друзьями, ?не разлей вода?: задания им давали исключительно совместные (отчасти потому, что тандем хорошего стрелка и хорошего бойца в ближнем бою давал неплохие результаты), и вообще они редко когда появлялись отдельно друг от друга… и да, тренировки у них были тоже совместными – в основном, правда, потому, что они пытались научить друг друга своим способностям, но выходило у них это не очень хорошо – Смеллерби так и не научилась стрелять из лука, а Лонгшот – пользоваться кинжалами в бою. К тому же Смеллерби была единственной, кто мог переводить людям мрачные взгляды Лонгшота, а тот в свою очередь единственный умел блокировать приступы бешенства у Смеллерби.

В общем, если сказать, что они были неразлучными друзьями и партнёрами, то это будет чистейшей правдой.Джет смотрел на их общение со стороны и посмеивался, хотя относился к их дружбе очень положительно.Впрочем, он был из такого сорта людей, которые иногда проверяли отношения между людьми на прочность.

— Смеллерби, — раз спросил он её, — слушай, а эта краска на твоём лице – она что-то значит?— Ну да, — уверенно ответила не разбирающаяся в тонких интригах девушка. – У нас так в деревне красили воинов, когда они шли на войну. А что?— Ух ты! Ты меня бы таким образом накрасить не смогла бы?И Джет невинно подставил ей своё лицо.Когда покраска лица закончилось, на поляне появился Лонгшот; Джет откинул волосы с лица и воскликнул:— Чёрт, это удивительно! Эй, Лонгшот, я выгляжу симпатичным?Лонгшот быстро взглянул на Джета, сухо поджал губы и спешно удалился, не издав ни единого звука.— Что с ним? – удивилась Смеллерби.Джет пожал плечами: он уже начинал жалеть о своей выходке. Это хорошо, что Смеллерби не знает о том, что в деревне Лонгшота таким образом красили молодожён…Джет ещё долго после этого извинялся перед Лонгшотом за свою шутку.После провала с поджогом деревни Лонгшот был единственным, кто последовал вслед за Джетом и Смеллерби в Ба Синг Се; он больше не мог сказать, что разделяет идеи и убеждения Джета, тем более что они день ото дня становились все более навязчивыми и параноидальными, но бросить его считал для себя постыдным – и это не говоря уже о том, чтобы уйти от Смеллерби.

Ей же в то время было ужасно плохо: она с трудом сдерживала свою тоску по Красоте и страдания, что их казавшаяся крепкой и неразрушимой команда так ничтожно распалась; что Джет так и не смог расстаться со своим прошлым, хотя убеждал ребят в обратном, но, тем не менее… и да, эти его дурацкие подозрения о беженцах с корабля. Которых он с какого-то идиотизма принял за беглых людей Огня. Ну не идиот ли?Всё это сильно било по Смеллерби. И когда на корабле тот самый престарелый чайный мастер обратился к ней как к мальчику, она не выдержала и накричала на него зачем-то – впрочем, не зачем-то, потому что. Потому что ей было больно, плохо, потому что её искренне бесила неопределенность этой ситуации, потому что она вновь потеряла свой дом, потому что до сих пор не знала сама, кто она есть и что ей вообще надо делать…И вообще, если бы не Лонгшот, она бы в это время окончательно бы сошла с катушек.Когда Джет ушёл от них и попал в плен к Дай Ли, депрессия Смеллерби пошла по новому витку.— Нам надо его спасти, — сказала она вечером Лонгшоту.?Зачем??.— Но мы же его команда! Лонгшот, он верит в нас!?Это был его выбор?, — пожал плечами Лонгшот.— Да, он сам от нас ушёл, но… — Смеллерби ударилась головой об стол. – Чёрт, я чувствую себя предательницей.Лонгшот на это ничего не ответил, только лишь обнял её за плечи.Ещё в эти дни она пристрастилась к фруктовому пиву: другое достать было и нельзя – как Ба Синг Се не позиционировал себя ?городом культуры и праздника?, в котором нет места войне, она всё же не могла на нём не сказаться – в частности, из-за перебоев с поставкой нужных для пива ингредиентов, приходилось обходиться тем, что имелось в самом Ба Синг Се и его предместьях.Смеллерби это невероятно злило.?Город веселья, мать его?, — зло думала она про себя, прикладываясь к кружке.Один раз Лонгшот всё же перехватил её руку и строго посмотрел на неё.— Ладно, наверное, ты прав, — вздохнула она, ставя кружку на стол. – Пора с этим завязывать.?Давно пора?.В такие моменты Лонгшот казался ей строгим папой, и она с этого начинала жутко раздражаться – но не сейчас. Сейчас же она потянулась и криво усмехнулась:— Настала новая пора! Иначе зря мы ехали в Ба Синг Се, что ли??Ты точно сегодня только пиво пила??— Никакого отряда сопротивления, никакой дурацкой борьбы за свободу… и никакой любви, — помолчав, добавила она; и ей показалось, что этим словам Лонгшот сильно удивился.?Почему??.— Потому что…— Она не знала что ответить. Но, помолчав и подумав, всё же выдохнула: — Да потому что. Вот сколько не рассказывали про любовь – это всё для красивых и благородных. А я что?Такого возмущенного шока она на лице Лонгшота не видела ещё ни разу. Странно, что от высоко поднятых вверх бровей с его головы не упала шляпа. Смеллерби даже показалось, что от такой реакции друга на её слова она даже потихоньку начинает трезветь.

Немного помолчав, он всё же остолбенело выдал:— Ты что, дура?Смеллерби не знала, что ему ответить. Она вжала в голову в плечи и начала что-то тянуть про ?Ну а что…?, пока, наконец, Лонгшот с поджатыми губами не подошёл к ней, не поднял, не перекинул через плечо и не потащил куда-то вглубь дома.Такой реакции она от него не ожидала. И даже орать, визжать, кусаться, брыкать ногами и требовать ?Спусти меня немедленно!? стала далеко не сразу, но он хоть бы хны.В итоге он её принёс в какой-то погреб, где стояло всего пара свечей на столе, матрас и зеркало, даже окон никаких не было, и запер дверь.Смеллерби довольно много ругалась, причем всякими словами, за которые ей в прошлом не раз слетало от Пиксквика, который берёг нежные детские уши Дюка, но таких выражений Лонгшот ещё никогда не слышал – не только от неё, вообще в принципе. Она билась в дверь, рычала, орала, требовала её выпустить – без толку: если он как-то и реагировал на её требования, то отвечал исключительно молча.В итоге она, злая и обессиленная, плюхнулась на матрас перед зеркалом; и ей ничего не оставалось делать, кроме как посмотреться в него.Она уже давно не видела себя в зеркале: года три, наверное, или даже больше, с тех пор как сожгли её деревню – в отряде зеркал, разумеется, не было, и единственное, чем ограничивалась Смеллерби, это поверхность воды, но – ну что в ней можно разглядеть?Причём это было связано не только с отсутствием зеркал: Смеллерби и сама не хотела в них смотреть, так как ещё со своего деревенского детства помнила, что ничего хорошего она там не увидит – мальчишескую физиономию с синяками, ушибами, носом картошкой и злым выражением глаз, лохматую нечёсаную голову… и что, и всё. Зачем лишний раз расстраивать саму себя?Но человек, которого она сейчас видела в зеркале, имел мало общего с тем нелюдимым деревенским пацаненком.Нет, конечно, красоткой она не стала. Нос по-прежнему картошечный, овал лица тоньше не стал, всё та же диспропорция жуткая, неженственная… Разве что грудь немного выросла, да и царапины с синяками с лица исчезли.Но всё-таки что-то в этой девушке всё же было. Симпатичное.

А если стереть краску?Воды рядом не было, поэтому пришлось стирать слюной, размазывая краску по лицу.

Несмотря на то, что кожа приняла от краски красноватый оттенок, всё же лицо немного от этого изменилось и – о, ужас! – стало женственнее.

Смеллерби тряхнула головой: волосы у девушки в зеркале растрепались одуванчиком, отчего та стала выглядеть миловиднее и беззащитнее.?Чёрт, неужели я действительно так изменилась??.Смеллерби не знала ответа на этот вопрос, равно как и не знала, кому верить больше: вот этой вот подозрительно симпатичной девушке в зеркале или держащемуся у неё в голове образу страшноватой пацанистой девчонки, глядя на которую и не поймёшь, некрасивый ли это парень или же некрасивая девочка…Она настолько крепко задумалась над этим вопросом, что даже не стала избивать Лонгшота после своего освобождения.Смеллерби почти никогда не плакала: пару раз всего, когда соплячкой ещё совсем была и когда деревню сожгли, больше ни-ни. Она твердо была уверена в том, что это бабская привилегия – ныть и плакать, ей же этого не позволяло положение. Да и постыдно это, что уж там.На смерти Джета она же рыдала, даже не пытаясь скрыть своих слёз – да и скрывать их было не от кого, не от Лонгшота же, который сам вот-вот заплачет…После того, как Аватар с командой помогли им справиться с воинами Дай Ли и они выбрались на поверхность, первое, что они сделали, это с почестями похоронили Джета. Почести эти, впрочем, были весьма условные – просто положили рядом с ним его клинки, Смеллерби воткнула ему соломинку в рот, а Лонгшот поставил рукодельную табличку с вырезанным на ней именем бывшего предводителя. И постояли с минуту, в полном молчании. Потом в таком же полном молчании вернулись домой.Смеллерби не могла думать ни о чём: ни о том, что она впервые за месяц увидела Красоту-Катару и ничего с этого не почувствовала, ни о том, что Ба Синг Се, оказывается, вовсе не такой светлый и праздничный город... даже воспоминания о Джете её не гложили. Просто вот конкретно сейчас у неё в голове была только одна чёткая и ясная мысль: его нет. Как больше нет отряда сопротивления.

Хорошая смерть: даже умирая, боролся до последнего – за свободу и за свою жизнь. Достойная для воина смерть.

Она искоса посмотрела на Лонгшота, так и не притронувшегося к еде, и он… плакал?— Эй.Он медленно повернул к ней голову: Смеллерби накинула ему на плечи покрывало из степных буйволов и посмотрела ему в глаза.— Эй, не плачь, слышишь?Лонгшот криво усмехнулся.— Ты же парень, ты не должен плакать.

Большой палец, которым она провела под глазами Лонгшота, дважды обожгли слезы; от этого было даже немного больно.— Джет бы не оценил. Знаешь, что он бы сказал? – И Смеллерби старательно воспроизвела голос Джет: — ?Хей, парень, хватит ныть! Нас ждёт светлое будущее!?Лонгшот, услышав это неумелую переделку голоса своего бывшего предводителя, всё же издал короткий нервный смешок и, тепло посмотрев в глаза Смеллерби, тихо сказал:— Хорошо, не буду.Вслух. Смеллерби показалось это очень важным – особенно в тот день, когда умер Джет.

Это настолько сильно её обрадовало, что она даже не сразу обратила внимание на то, что Лонгшот придвинул её за плечи к себе и поцеловал в губы; очнулась лишь тогда, когда он несильно прикусил ей язык. Она не любила боль, с ней было связано слишком много плохих воспоминаний и мучительных последствий, но тут она даже не стала после поцелуя драться с Лонгшотом. Ей это даже в голову не пришло, что было совсем удивительно. Только лишь удивленно-добродушно выдавила из себя ?Ну ты и крокодил?, и они некоторое время сидели, прижавшись друг к другу вплотную и тепло дыша на кожу.Свой первый поцелуй Смеллерби представляла себе совсем не так, но альтернатива была неплохая.— Ты красивая.Она подняла глаза на Лонгшота: тот говорил абсолютно серьезно, пристально глядя на неё. Она некоторое время помолчала, затем тихо ответила ему:— Спасибо.Так закончился этот тяжелый для них день.