Epilogue (1/1)
Мы похоронили его на холме, что так гордо возвышался над пострадавшей от боёв равниной. Было ранее утро, солнце едва-едва поднималось над горизонтом, а по полю всё ещё стелился ночной туман. Он окутывал всё вокруг себя полупрозрачной дымкой, прямо как в день отъезда. Уотсон отправился в туман в первые дни войны… и не вернулся оттуда.Тихие предрассветные минуты были для меня последней возможностью попрощаться с товарищем. Я стоял возле могилы с охапкой полевых цветов в руках. Надгробие было небогатым, сделанным наспех… Даже имя было едва заметно на нём. Мой друг заслуживал лучшего. Всегда. И такой идиот, как я, был недостоин его.—?У вас был замечательный товарищ… —?рядом раздался немного хрипловатый юношеский голос. А я не ценил Уотсона. Никогда не ценил. И теперь вынужден расплачиваться за это.Мне хотелось закричать, резко развернуться и послать подошедшего солдата вместе со его ?словами утешения? куда подальше. Как будто я сам не осознавал того, каким человеком был мой друг! Но он был прав. Я не задумывался об этом, а сейчас было уже слишком поздно.Я поднял взгляд на небо, как обычно делают люди, пытаясь сдержать эмоции, что норовят вырваться наружу вместе со слезами. У меня не хватало смелости повернуться к говорившему.—?Простите, я… Я слышал ваш вчерашний разговор.После смерти Уотсона я почти не осознавал того, что происходило вокруг, но эти слова заставили меня напрячься. Слышал что? Я вдруг подумал о том, что бросился бы на солдата с кулаками, посмей он осуждать что-либо, сделанное мной вчера.—?Ваш друг не уходил, потому что спасал других людей. Он…Я обернулся. Совсем молодой воин, стоявший рядом, замолчал и невольно отшатнулся, смотря мне в глаза. В его взгляде я заметил что-то, отдалённо напоминавшее испуг.Впрочем, молчание между нами длилось недолго. Подул порывистый летний ветер, и, только ощутив его холод, я осознал причину такой реакции. По моим щекам текли обжигающие слёзы.—?Он пытался вытащить из зоны поражения раненых,?— осторожно продолжил юноша. Я буквально чувствовал его взгляд на себе, но уже ничего не мог с этим поделать. —?И не спасся сам.Солдат замолчал, и в воздухе вдруг повисла какая-то непривычная тишина. Только неясный гул орудий раздавался вдали. Я стиснул зубы и прикрыл глаза дрожащей рукой, стремясь скрыть свою боль.—?Просто хотел, чтобы вы знали,?— попробовал объясниться он. —?Больше никто об этом вам, наверное, и не расскажет. Почти всех бойцов из моего отряда убили.Я молча кивнул юноше, хоть и не был уверен в том, что он заметил мой жест. Говорить не хотелось: мой голос наверняка бы дрожал.—?Вчера в лагерь доставили письмо. Теперь оставшихся в живых и уже вылечившихся солдат объединяют для того, чтобы вновь отправить на передовую. Враг продолжает наступать,?— он вздохнул и продолжил говорить, не получив от меня никакого вразумительного ответа. —?Мне нужно идти.Так вот что было в том письме, что я передал вчера… Юноша постоял ещё пару мгновений, после чего послышался глухой стук удаляющихся шагов.Я наконец опустил руку, смотря вслед молодому солдату. Его можно было бы принять даже за подростка, но никак не за взрослого человека. И такой юнец шёл сражаться за свою страну туда, откуда мог уже не вернуться… Прямо как мой друг.Что-то в моей груди больно кольнуло. После смерти Уотсона для меня в этой жизни, казалось, больше не осталось ничего дорогого. Но война продолжалась. У нас не было времени ни на слёзы, ни на раздумья…Медленно опустив букет цветов на могилу, я окликнул уходящего юношу. Для себя я всё решил. Если мой друг не смог победить в этой войне… Я пойду сражаться за него. До самого конца.Я догнал молодого воина и отправился вместе с ним. Вдаль по дороге на фронт, погружённой в густой, практически непроглядный туман…