Часть 1 (1/1)

Забелин, Кунгуров и Сарычев сидели в коридоре.- Почему нас не пускают? Мы друзья его… - начал Андрей.- Потому и не пускают, - перебил Василий, - боятся, что мы предвзято будем судить его.- Да какого там предвзято! Да я… - А я не знаю, - сказал Кунгуров, - странно всё это. Забелин встал и подошёл к окну. Уже темнело. Вот так в коридоре они просидели часов с 12 дня. Вначале думали, что следствие будут вести они, но решено было их отстранить. Все сошлись во мнении, что друзья не смогут справедливо отнестись к Шилову. Не потому, что хотят помочь предателю, а потому, что психологически это будет тяжело. После этого они ждали, что их пустят к Егору, но допрос всё не кончался. Из-за двери ничего не было слышно.- Что они там так долго его допрашивают? – спросил Андрей. – Он уже устал.- Будут допрашивать, пока правду не выяснят, - ответил Сарычев. Кунгуров вздохнул. Он-то знал, как добывают правду, но одно дело, когда точно знаешь, что человек виновен, а другое – когда вот так вот, неопределённо. Только методы-то все направлены на то, чтобы человека заставить сознаться, а не на то, чтобы выяснять, как на самом деле было.- Если он сознается – расстреляют, - сказал Николай, глядя в одну точку.- Не верю я, что он предатель, - сказал Сарычев.- И что от этого? – закричал Забелин. – Не веришь ты! Егор там… И всё против него! Доказать-то нечем!Никто не ответил ему. Доказать они не могли, это правда. Да они и знали мало. Только то, что Шилов ничего помнит и что у него документы пропали. - А почему он ничего не помнит? – спросил Николай. – Если предположить, что он не врёт, то… Пьяный был?- Может, и был, - сказал Андрей, - вообще-то он не очень-то по этой части… Он же редко пьёт. - Может, его по голове ударили? – Сарычев посмотрел на Кунгурова. – Ты видел его. Не было у него на голове синяка?- Не знаю. Разве увидишь? Под волосами не видно.Снова замолчали. Было очень тихо, даже город как будто ждал чего-то. Слышно было, как неровно дышал Андрей. Николай часто прислушивался к его дыханию, отмечая, как при перемене настроения по-разному он дышит. Помнил он, как легко Андрей вдыхает и выдыхает воздух во сне, как дышит часто-часто, когда ждёт чего-то, и рвано, когда ему что-то не нравится. Дверь резко распахнулась. В коридор вывели под руки Шилова. Он почти повис на руках у конвойных. Андрей заметил кровоподтёки на лице, перебитые пальцы, кровяные корочки на месте ногтей. - Егор! – Забелин кинулся к нему, но Сарычев его удержал. - Расстрел, - сказал Григорьев, - сознался. - Да вы ж избили его! Да вы…- Тихо, Андрей, - спокойно сказал Сарычев, - можно к нему зайти?Григорьев смотрел сурово.- Нечего к нему ходить.- Он нам друг… - сказал Кунгуров, - был. Был друг.Шилов обернулся, посмотрел на него. На глазах выступили слёзы, и он снова отвернулся. - Идите по домам, - сказал Григорьев, - завтра в 9 утра повезём.Забелину не спалось, не сиделось, даже есть не мог. Поверить в то, что Шилов мог такое сделать, было невозможно и доказать обратное – тоже. Андрей не мог успокоиться и сосредоточиться. Нужно было думать быстро, искать решение, но слишком уж у него был взрывной характер. Сарычев и Кунгуров, наверное, сейчас тоже о Егоре думают. Его они отправили домой, чтобы не мешался. - Не мог ты, Егор, - шёпотом сказал Забелин. – Что ж я такой?Он ударил кулаком в стену, прижался лбом, дыша как после бега. Андрей злился на себя за то, что не мог в такую минуту нормально соображать, что терял время попусту. В который раз уже налил он чай, сел за стол, обхватив стакан руками. ?Поверить, что он не помнит… Почему? Как так может быть, чтобы не помнить вообще ничего? У меня так бывало? Нет. А у моих друзей? Ни у кого такого не было. Даже пьяный что-то может вспомнить… Если по голове ударили, сознание потерял, то удар-то должен помнить. Голова болела бы…? - Андрей глотнул чай, посмотрел на улицу. Шилов, друг, которому верил больше всех, за которого готов был всё отдать, оказался подлым предателем. Значит, всё это время, он работал на ?белых?, и никто не заметил этого. Сарычев, Кунгуров… Андрей мотнул головой, отгоняя эти мысли. Когда ещё война была, Андрея ранили. Он лежал в госпитале, ждал, когда друзья навестить придут. Через три дня Егора привезли, ранение в плечо. Рядом с ним умирал совсем молоденький парнишка, всё время просил пить, когда просыпался от тяжелого сна – ему делали морфин. Каждый раз он смотрел на Забелина и Шилова, точно первый раз видел. Егор смачивал ему губы тряпочкой, уговаривал потерпеть, и тогда Андрею хотелось, чтобы Шилов и ему вот так же…?Морфин!? - Забелин вскочил.Он долго бежал по улице. Эта догадка ошеломила его. Почему же раньше он не подумал, почему не подумали Сарычев и Кунгуров? - Василий! – закричал он, колотя в дверь.Он открыл сразу – тоже не спал. - Не кричи, Андрей. Спят же все. 3 часа ночи.- Вася… - Забелин задыхался от бега. – Вася… Я понял… Егору снотворное кололи… Уколы… Поэтому он не помнит…ничего…Сарычев схватил его за плечи и втащил в дом. - Коля! – крикнул он. – Подойди!Из комнаты вышел Кунгуров, надевая очки.- Андрей тут…- Егору морфин кололи, - перебил Забелин. – Поэтому он не помнит ничего. Надо быстрее к Григорьеву, к Егору! От уколов следы должны остаться. Если найдём – его выпустят! Что стоите! Быстрее давайте!Кунгуров стал надевать пиджак, запутался в рукавах, выругался. Андрей рванулся к нему, сам натянул на него одежду, снял с вешалки пальто Сарычева.- Андрей, - сказал он, одеваясь, - вы с Николаем давайте к Егору пока, а я к Григорьеву. - Постой, - с отчаянием позвал его Забелин, - ты… я с тобой лучше. Не смогу я там ждать, лучше в машине посижу.Сарычев кивнул. В машине ехали молча вчетвером: Забелин, Григорьев, Сарычев и Кунгуров. - Шанс один из ста, - сказал вдруг Григорьев, - он сознался.Сарычев сжал рукой локоть Забелина, опасаясь, как бы Андрей снова не стал кричать на Григорьева. Андрей не прореагировал, как ни странно. Сидел, сосредоточенный, напряжённый. Сарычев так и держал его за локоть, пока не доехали до места. Шилова держали в комнате, где делали ремонт. Там было грязно, пахло краской, пылью. Егор лежал на полу, свернувшись в клубочек от холода. Включили свет.- Я посмотрю, - сказал Забелин.- Хорошо, идите. – Григорьев вошёл вместе с ним.Егор даже глаза не открыл, так и лежал, весь сжавшись. Андрей только сейчас увидел, какой он худой. Хотелось сказать ему что-нибудь ласковое, но сейчас, при Григорьеве, при конвойных он не мог.Кунгуров и Сарычев остановились на пороге, Забелин и Григорьев подошли ближе. Шилов попытался приподняться, чтобы сесть, но опереться на руки не мог – пальцы страшно болели. - Лежи-лежи, - сказал Андрей, присаживаясь возле него.На скуле у Егора был огромный синяк, глаз припух, на губах – засохшая кровь. Забелин протянул руку к нему, и он отшатнулся, испуганно глядя то на Григорьева, то на него. Андрей поймал его за воротник свитера, оттянул ткань. Хотелось продлить это бессмысленное, в общем-то, прикосновение. - Ну, долго разглядывать его будете? – сказал Григорьев. – Смотрите руки и пойдём. Забелин приблизился к Егору, закатал рукава его свитера, внимательно посмотрел на сгибы рук. Кожа там была грязная, но ни синяков, ни следов от уколов не было. - Убедились? Падла белогвардейская. – Григорьев хотел пнуть Шилова, но Андрей загородил его, осторожно придержал искалеченные руки. - Зовите врача, - сказал вдруг Забелин, обернувшись и глядя снизу вверх на Григорьева.Тот оторопел от такой дерзости.- Какого врача, Забелин? Вы спятили? В 4 утра врача вызывать? Этому? Расстрел через 6 часов!Щёлкнул курок. Андрей приставил револьвер к виску.- Зовите врача или застрелюсь.- Забелин, - начал Григорьев.- Отойти всем! Палец Андрея опасно прижался к спусковому крючку. Григорьев отошёл к двери.- Зачем врач, Андрей? – тихо и спокойно спросил Сарычев. – Ну, что теперь сделаешь? Пальцы-то не заживут до 10 утра…- Куда ещё можно колоть снотворное? – спросил Забелин. – Что молчите?- В вену делают, - ответил Кунгуров. – Кажется. - Не знаете. Зовите врача. Пусть врач посмотрит. Григорьев стоял, глядя на него, заложив пальцы за ремень.- Ну, вот что, товарищ Забелин. Прекратите истерику и оружие уберите. Расстрел в 10 утра. Иван Тимофеич уехал вчера ночью в деревню. Если он вернётся до 10, то, конечно, я разрешу осмотреть Шилова. Если не…- Если через час Ивана Тимофеича не будет, я застрелюсь. Никто не двинулся с места. Только Егор позади него, тихонько застонав, перевернулся на другой бок, лицом к стене. - Стоите? – Забелин нервно хихикнул. – Вашего друга убьют завтра. А вы… Что, думаете, вы бы не признались, если бы вас так? - Все травмы он получил при попытке бежать, - сказал Григорьев. – Не думайте, что мы его пытали, чтобы он признался.Кунгуров смотрел, как Егор возится позади Андрея, пристраивая руки так, чтобы было не больно, он весь сжимался от холода, хотел опустить закатанные рукава свитера и не мог. В спутанных волосах его был какой-то мусор. - Ну, всё, хватит, - сказал Николай, решительно шагая к нему, - Василий, съезди ты за врачом.Василий вышел, коротко глянув на Григорьева. Кунгуров сел на пол, помог Егору опустить рукава. Он посмотрел на Николая затравленно, хотел сказать что-то, но губы слиплись. По подбородку потекла сукровица.- Принесите воды, - сказал Кунгуров.Конвойный принёс стакан. Обмакнув уголок носового платка в воду, Николай осторожно коснулся губ Шилова. Корочки размокли, и он смог приоткрыть рот.- Пить, - попросил Егор.Николай наклонил стакан, но ему было слишком больно. Он не смог ухватить край губами, и вода пролилась ему на грудь. Конвойный принёс чайную ложку, и Кунгуров долго поил Шилова водой. Он глотал, тяжело дыша. Потом Николай укрыл его своим пиджаком, уложил к себе на колени. Егор прошептал еле слышно: ?Спасибо? и закрыл глаза. Шилов сильно замёрз и всё теснее льнул к Николаю. Он шептал ему иногда: ?Потерпи, потерпи?, и Егор затихал на несколько минут. - Принесите что-нибудь, не видите – холодно ему, - не выдержал, наконец, Забелин.- Принеси, Вань, - сказал Григорьев, присаживаясь на подоконник.Конвойный ушёл и вернулся с шинелью, уложил Егора на неё и укрыл вторым краем. Шилов снова начал пристраиваться, вздыхая от боли. В 8 утра Сарычева всё ещё не было. Свет давно выключили. Взошло солнце. Начинался новый день. - Рука у вас не устала, Андрей Тимофеич? – поинтересовался Григорьев. – Уже часа 4 так сидите. Опустили бы уж. За врачом-то поехали. - Не устал я, - соврал Забелин.- Едут вон, - сказал Григорьев, - уж не знаю, с врачом или без. Николай погладил Шилова по волосам. Он открыл глаза и зажмурился от солнца, а Николай всё гладил и гладил его по голове, думая о том, что сейчас, конечно, никаких следов врач не найдёт. Он сам не понимал, что сейчас чувствует к Егору: то ли жалость это, то ли другое что-то, неясное. Может, он и враг, но ведь соврал-то он, выходит, глупо очень. Кто ж так оправдывается: ?Не помню, не знаю?. Андрей впился глазами в руку Николая, не упуская ни одного его движения.По лестнице застучали сапоги.- Идут, - сказал Григорьев.Врач поздоровался со всеми, подошёл к Шилову.- Снимите свитер, - попросил он, - обычно в вены на руках делают. Не знаю, остались ли следы.Кунгуров и Сарычев быстро сняли свитер с Егора. Он сидел, согнувшись, дрожал от холода. Врач взял его руку, внимательно осмотрел вены, то же самое проделал со второй рукой, потом осмотрел шею. - Снимайте брюки теперь. Руки у него чистые, шея тоже. Сняли брюки. Врач раздвинул ему ноги, нисколько не удивившись, что вся кожа у него в кровоподтёках и ссадинах. Он долго рассматривал внутреннюю сторону бёдер.- Тут тоже чисто. - Где ещё вены есть? Неужели больше некуда? – спросил Сарычев.Врач задумался. - Ну, разве что в паховую… Но это опасно. Редко делают.- Посмотрите, - сказал Забелин, - посмотрите всё. Его же расстреляют! Николай хотел спустить с него нижнее бельё, но Егор прикрылся, сжал колени.- Да что ты, Егор. – Николай убрал от него руки.- Хватит, - сказал Григорьев, - нет у него там ничего. Чисто всё. Он предатель. Иван Тимофеевич ласково улыбнулся Егору и положил ладони ему на бёдра.- Ну, что вы, Егор Петрович. Тут же все мужчины. Чего вы стесняетесь?Он потянул вниз ткань, открывая низ живота. Егор приподнялся, позволяя спустить нижнее бельё до колен. Андрей глядел на светлую полоску волосков от пупка вниз, сглотнув вязкую слюну, посмотрел ниже. Там тоже были синяки. Кунгуров и Сарычев отвернулись, чтобы не смущать Егора. Верил ли он сам, что это возможно? Он ничего не помнил, а после того, как его избили, вырвали ногти на руках и ногах, перебили пальцы, жить и не хотелось. Хотелось только, чтобы больше не было больно. Врач склонился над ним, чуть раздвинул складочки кожи.- Чисто, - сказал коротко и не удержался, прибавил: - кто ж так избил-то? Разве можно в эти места бить? Егору стало стыдно. Его осматривали при всех, и ничего не находили. Значит, никто ничего ему не колол. Опозорили его просто так. - Я не выдавал вас, - сказал Шилов, - клянусь, что не помню ничего. Подступили слёзы. Было обидно, больно, стыдно. Забелин медленно опустил руку с револьвером, поднялся, пошатываясь.- Всё, - сказал Григорьев, - вон отсюда все, а вам, товарищ Забелин… Я меры приму, будьте уверены. Застрелится он… Сарычев смотрел на Андрея. Взгляд у него стал какой-то отрешённый, остановившийся. Как будто бы ничего не видя, он поднялся, убрал револьвер, сделал несколько шагов. Василий протянул ему руку, взял его холодные сухие пальцы в свои, чуть потёр. - Всё, Андрюша, всё, - прошептал Сарычев, прижимая его к себе, потянул к двери.- Не мог Егор, - сказал Забелин и посмотрел ему в глаза, ища подтверждения. Сарычев увидел, как в глазах у него блеснули слёзы. Оттолкнув руку, Андрей бросился к Егору, схватил его за плечи, наклонился к его лицу. Шилов бросил на него испуганный затравленный взгляд, выставил руку вперёд, закрываясь от него, слабо толкнул его в плечо и отполз в сторону.- Егор, ты… ты правда не помнишь? – задыхаясь от подступающих к горлу слёз, спросил Забелин, смутно ощущая, что сердце у него сейчас заходится от какого-то другого чувства.Шилов, не удержавшись, упал на спину и закрыл глаза. Словно вспышки молнии, проступили вдруг лица, фигуры, обстановка. Все ощущения нахлынули волной, и Егор застонал:- Ванюкин… Ванюкин, на станции. Ещё там были… офицеры. Я…Шилов вспомнил, как его кто-то держал за руку, а Ванюкин, дыша ему в лицо, делал укол. Егор поднял руку, глядя на своё тело. - Вот следы, - сказал Иван Тимофеевич, - следы от трёх уколов.Опустившись около него на колени, врач дотронулся пальцами до кожи около подмышки. Три синячка с маленькой красной точкой в середине. - Ох, и повезло же вам, товарищ Шилов, - врач покачал головой, - как только вену тут нашли.В коридоре раздался грохот шагов и крики.- К Григорьеву! – закричал кто-то.Конвойные что-то говорили, но их перекричали:- Товарищ Григорьев! Шилов не виноват! Это бандиты! Ванюкин сознался нам! И золото мы вернули! Товарищ Гигорьев!Андрей потерял сознание.Очнулся Андрей оттого, что кто-то гладил его по волосам. Он открыл глаза, не сразу вспомнил, что случилось. Сарычев улыбнулся ему, не переставая водить пальцами по его голове. - Егор! – вспомнил Андрей, хотел сесть, но Сарычев его удержал. - Тихо, тихо. Успеешь ещё. Полежи немного.Андрей расслабился, закрыл глаза и задремал. Сарычев стал тихонько похлопывать его по груди.Егор лежал в соседней комнате, не спал, глядел на Кунгурова.- Ну, что ты, Егор, - шептал он, стараясь успокоить его хотя бы так, раз прикосновения он не мог вынести. – На плечах-то нет у тебя ничего, почему ты боишься? Я только погладить хотел.Шилов глядел умоляюще и молчал. Николай, чуть наклонившись к нему, так же шёпотом рассказывал об Андрее, о том, как они с Сарычевым думали вдвоём и ничего не смогли сообразить, о том, как отчаялись и снова поверили. Егор вспомнил всё, что с ним делали у Ванюкина, но пожаловаться Кунгурову почему-то не мог. Ждал Андрея, отчего-то думая, что найдутся слова, чтобы описать это. Шёпот Николая всё-таки успокаивал, и Егор решил закрыть глаза на секунду. Секунда превратилась в минуту, минута в две. Он уснул.Андрей сквозь сон слышал разговор Сарычева и Кунгурова. Говорили они вполголоса о том, что сделали с Шиловым там, у Ванюкина. Он не понял, что они имели в виду. Понял только, что это что-то страшное, и это что-то он никогда не забудет. Не зная слов, чтобы назвать это случившееся, Николай замолчал и произнёс то, что считал более подходящим:- Его там… обидели?- Надо с ним осторожнее, - ответил Сарычев, вздохнув, - ты с ним… поласковее будь, Коля. Не будем его одного оставлять.?Как это – обидели?? - подумал Андрей, открывая глаза и недоумённо глядя на друзей. Они улыбнулись ему и замолчали, переглянувшись. Пока ребята возились у печки с ужином, Андрей вошёл к Егору. Он ещё спал. Лицо расслабилось, припухшие, почерневшие от засохшей крови губы приоткрылись. Дышал он ровно, еле слышно, как всегда. Андрей знал, что никогда не сможет обидеть его. Сейчас он думал, что никогда не будет желать Егора, не захочет поцелуев, жарких, торопливых прикосновений и коротких приглушённых стонов. Андрей сел на край кровати, вгляделся в его лицо и прошептал, ошеломлённый силой и чистотой своего чувства:- Я люблю.