3. Только ты (1/1)
Воззвал к Марии Робин ГудИ вновь исполнен сил,И, сзади нанеся удар,Он Гая уложил.Схватил он голову врагаВоткнул на длинный лук:"Ты был изменником всю жизньИ кончил быть им вдруг".И Робин взял ирландский нож,Лицо изрезал он;Один узнал бы Гая, ктоНе женщиной рожден.Баллада о Робине Гуде и Гае ГисборнеПервые тяжелые капли дождя упали на неподвижное тело. Гай попытался встать, но Бес был слишком тяжел для него, раненого и потерявшего почти кварту крови. Вдохнуть — и то было сложно. По лицу стекала вода, смывая кровь, и Гай приоткрыл рот, хватая губами живительную влагу.— Лежи, не дергайся, — прозвучал знакомый голос, и дышать сразу стало легче. — Матерь Божья, да лежи же спокойно, болван!— Локсли, — Гай едва сумел выдавить это короткое слово и закашлялся, выплевывая кровь. Сильная рука обняла его за плечи, проскользнув под промокшими тяжелыми крыльями. Пока Робин поднимал его, Гай успел увидеть тело Беса, безвольно распластавшееся в луже — левое крыло было неестественно вывернуто. Струи ливня сбивали грязь с его зеленой куртки, такой же, как у Робина. Стрела угодила мерзавцу точно в затылок. При очередной попытке вдохнуть поглубже в глазах померкло от боли, и Гай бессильно уронил голову на грудь своему спасителю.Очнулся он спустя короткое время, в воздухе, прислоненный спиной к горячей, словно адово пламя, груди. Дождь все ещё лил, но даже мокрые, крылья Робина были достаточно сильны, чтобы нести их обоих.— Локсли! — окликнул Гай и поперхнулся.— Молчи. Скоро будем на месте, — голос Робина был каким-то странным, сдавленным.Гай опустил взгляд на свои колени и вздрогнул. Одежда была не его... Беса?— Что...— Я переодел тебя в своё чистое. Твоя одежда сгодилась только на тряпки — остановить кровь.Мускулистая рука, обнимавшая его поперек груди, была обнажена. Гай откинул голову, прижался затылком к плечу Робина. Встречный ветер и ливень хлестали в лицо, вышибая дыхание, наполняя рот водой.— Не думал, что ты прилетишь. Бес сказал, твоя смерть — вопрос времени. Кто-то выследил нас...Он снова закашлялся, отхаркивая сгустки крови. Прохладная ладонь легла на лоб, придерживая ему голову. К затылку прижались горячие губы.— Знаю. Поговорим позже. Мы уже почти прилетели.Лачуга утопала в земле чуть ли не по самую крышу. Окошко, забранное драконьим пузырем, было темным, но там явно кто-то жил. Внутри оказалось тепло, даже жарко, пахло травами и старыми шкурами. Робин осторожно помог Гаю войти, затем исчез, видимо, стряхивал воду с крыльев. Скользнув в узкий проем, он ловко спрыгнул рядом с рыцарем и присел. Положив ладонь Гаю на щеку, он повернул его лицо к себе.— Потерпи, я разожгу огонь.Гай со слабой улыбкой наблюдал, как Робин возится, раздувая угли, тлевшие под белесым слоем пепла. Вскоре огонь весело накинулся на мелкие сучья и хворост, припасенные хозяином хижины. Тяжелые темные крылья Робин тщательно сложил, но концы их все равно мели утоптанный пол.— Никто не знает, что здесь теперь живу я, — сказал он, наклоняясь и поднимая Гая на руки, — старая Каи умерла два месяца назад. Она была мудрой женщиной...Шкуры были старые, истертые, но теплые и сухие. Робин быстро стащил с Гая мокрую одежду, размотал повязки. Кровь остановилась, но самая глубокая рана, от меча и кольчужных колец, вонзившихся в ребра, все-таки была паршивой. Кольца изорвали кожу и мясо, несколько их застряло в теле. Но отыскать причину кровавого кашля Робин не сумел. Лишь приподняв Гая, он обнаружил чернеющий кровоподтек под правой лопаткой.— Камень, — с трудом выдохнул тот, уткнувшись лицом Робину в плечо. — Упал... на камень...Он снова закашлялся, чувствуя во рту железистый привкус крови. Робин осторожно уложил его на постель, расправив крылья и подсунув под шею и голову обернутый шкурами чурбак. В хижине было слишком скудное освещение, но ждать было нельзя. Робин налил в плошку немного растопленного жира и закрепил фитиль, свитый из шерстяных ниток. Коптилка была тусклой, шкворчала и трещала, но такой свет был лучше, чем ничего. Несколько колец от доспеха впились так глубоко, что подцепить их вслепую пальцами, скользкими от крови, было невозможно. Опустившись на колени, Робин прижался ртом к груди Гая, нащупывая металл языком и прихватывая зубами. Добытые кольца он сплевывал на пол.— Локсли... — пробормотал Гай, невольно подаваясь навстречу, — Локсли, подожди...Робин оторвался от его груди, держа в зубах очередной осколок металла. Сплюнул его и вопросительно уставился на рыцаря.— Передохни... и я тоже... передохну, — Гай с трудом заставил себя улыбнуться.— Надо вытащить все, — Робин осторожно коснулся его груди, — иначе пойдет болезнь. Осталось всего ничего.Гай погладил его по щеке, тронул пальцами перепачканные кровью губы.— Думаешь, это что-то изменит? — пробормотал он, глядя в ореховые глаза. — Я не хочу умирать... но не боюсь смерти. Она лучше, чем жизнь без тебя.— Лежи, дурень, не дергайся, — нарочито грубо велел Робин, стараясь сдержать подкатившие слезы. — Забыл, что Небесная Матерь благословила нашу связь? С чего в твою башку стукнуло, что мы расстанемся?Вместо ответа Гай притянул его к себе и поцеловал в окровавленные губы.Робин клевал носом, дергаясь на каждый хрип раненого. Промыв израненную грудь и наложив смоченные отваром дубовой коры полосы ткани, он дал Гаю выпить горькой настойки из целебных трав, изгоняющих лихорадку. У него ещё оставалось немного, а от старой Каи он узнал рецепт её приготовления. И все же каждое движение, каждый вздох Гая заставляли его поднимать голову со сплетенных рук. В очередной раз заглянув в измученные глаза, Гай не выдержал и положил руку на голову Робину, вынуждая его снова прилечь.— Спи уже. Не бойся, не помру за ночь.— Не боюсь, — Робин вымученно улыбнулся, — я свое отбоялся уже. Едва не сошел с ума, когда понял, что собирается сделать Бес.— Так ты следил за ним? — Гай накрыл ладонью руку Робина, лежащую на его плече. — Значит, ты все же не так глуп, как можно подумать.— Заткнись, Гисборн, — второй рукой разбойник провел ему волосам, зарылся в них пальцами, — из-за тебя я потерял людей, веривших мне, веривших в меня.— Ты потерял их, когда принял Беса в свою шайку, — Гай слабо кашлянул, и на его губах снова запузырилась кровь. — А ведь я предупреждал тебя, что это человек епископа.Робин наклонился, прижался губами к его лбу. Слезы покатились из-под ресниц, капая на лицо Гаю.— Ты весь горишь. Вот, допей это.Настойка была мерзкая на вкус, но Гай послушно проглотил её и потянулся за поцелуем. Робин разделил с ним эту нестерпимую горечь, заглушив сладостью своих губ.— Я не знаю, что нам делать дальше, — прошептал он, снова прижавшись щекой ко лбу рыцаря, — пытаюсь найти выход... и не нахожу.— На Нижней Земле спокойно относятся к любви воинов, — хрипло прошептал Гай, с наслаждением вдыхая травяной аромат его кожи, — если захочешь, мы улетим туда.— Ещё месяц назад я бы сказал "нет", — Робин отвернулся, и голос его едва заметно дрогнул, — но сейчас... Если ты поправишься, Гай, мы улетим. Куда угодно, куда ты пожелаешь!— А твоя шайка?— Капюшон укроет лицо. Робин Гуд — это маска, любой сможет носить её.— Не любой, — Гай провел пальцами по щеке Робина, — у тебя есть время найти того, кто будет достоин.Он снова закашлялся и отвернулся к стене. Робин устроился рядом, обнял его, согревая своим телом, и вскоре Гай провалился в сон.За месяц, прошедший с гибели Беса и временного распада шервудской банды, у Гая было два рецидива. Робин не отходил от него, практически не спал, и его усилия не пропали даром. Впрочем, тут сказался и могучий организм рыцаря, и его желание жить. Харкать кровью он перестал и постепенно набирался сил. Правда, Робин лишь изредка позволял ему покидать хижину, боясь, что его кто-нибудь увидит. И Гай не имел представления, что происходит в Ноттингеме, уверенный лишь в том, что его считают мертвым. Но однажды, выбравшись погреться в лучах осеннего солнца, он услышал вдалеке песню. Затаившись за поваленным деревом, он жадно вслушивался в слова — голос был ему знаком. Пел, несомненно, один из шервудских стрелков.Воззвал к Марии Робин ГудИ вновь исполнен сил,И, сзади нанеся удар,Он Гая уложил.Схватил он голову врагаВоткнул на длинный лук:"Ты был изменником всю жизньИ кончил быть им вдруг".И Робин взял ирландский нож,Лицо изрезал он;Один узнал бы Гая, ктоНе женщиной рожден...Сердце словно сдавила ледяная рука. Сам не свой, уже не слыша окончания песни, Гай добрался до хижины и забился в угол, сжав голову ладонями. Таким, безучастным ко всему, его нашел Робин, вернувшийся с теплыми меховыми одеялами и небольшим запасом зерна.— Гай, что с тобой? Что случилось?Тот поднял голову, серые глаза потемнели.— Что ты сделал с Бесом?Робин обхватил его лицо ладонями, прижался губами к губам, ловя ртом дыхание. Поцелуй длился и длился. Гай сам не понял, как руки его обвились вокруг шеи разбойника. Как всегда, поцелуи и ласки Робина заставляли его терять голову, забывать обо всем.— То, что должен был сделать, — отстранившись, ответил наконец Робин. — Увы, Алан успел заметить рану в затылке Беса. Но лица его не узнал. Твоя камиза обманула его, как и остальные, он решил, что это ты. По счастью я успел достаточно изувечить труп, чтобы по лицу его нельзя было опознать.— И теперь меня считают мертвым? — устало спросил Гай.Робин кивнул. Затем оставил его, погрузившегося в тягостные размышления, и принялся разворачивать одеяла. Раздул в очаге пламя, подвесил котелок, насыпал туда зерна и залил водой. Настрогал оленьего мяса с грудинки, ещё оставшейся с охоты.— Я нашел проводника, — сказал он, деловито помешивая варево деревянной ложкой, — и договорился с ним. Лучше него никто не знает воздушные течения Пустого Неба. Его зовут Шаузи. Он мой должник, и поможет нам.— Ты все ещё хочешь улететь на Нижнюю Землю? — тихо спросил Гай, поднявшись и подойдя к нему. — Ты правда хочешь этого?Робин обернулся и, выронив ложку, обнял Гая. Тот уткнулся лицом в его плечо, обхватив обеими руками. Сердце Робина бешено колотилось.— Гай, я хочу этого больше всего на свете, — пробормотал он.Гай не мог ничего ответить, в горле стоял горячий комок. Робин осторожно приподнял его лицо, заглянул в глаза. Гай нашел в себе силы отстраниться и вернуться на лежанку. Робин долил воды в котелок и помешал. Затем подошел и сел на край постели.— Я только одно могу сказать, — устало произнес он, глядя в глаза рыцарю. — Если не будет тебя, не будет и меня.— И ты поэтому выдал труп Беса за мой? Поэтому выставил меня трусливой скотиной, повернувшейся спиной к врагу?Лицо Робина пошло красными пятнами. Гаю показалось, что он сейчас ударит, но лишь на мгновение в ореховых глазах сверкнула молния.— Не я сочинил проклятую балладу! — медленно, холодно произнес он. — Да и какая разница, что болтают люди?Гай с минуту смотрел на него, потом медленно сдвинулся к стене, и Робин принял это приглашение, опустившись рядом с ним.— Ты простишь меня когда-нибудь за это? — тихо спросил он, ероша волосы рыцаря.— Можно подумать, ты оставил мне выбор, — вздохнул тот и потянулся к его губам. Если Робин и хотел возразить, то поцелуй вымел все возражения из головы.Они не занимались любовью за прошедший месяц, Робин не желал рисковать. И теперь, шалея от жадных поцелуев, Гай забыл обо всем на свете. Робин притянул его к себе, осторожно провел ладонью по поджившим рубцам на груди. Подхватив его под лопатки, поглаживал основания крыльев, губами и языком ласкал шею, и Гай таял под этим градом нежности.— Почему ты такой, Робин? — стоном вырвалось у него, когда разбойник одним сильным движением взял его, проникнув почти до упора. Он закусил губу, вздрагивая, мотая головой и цепляясь за плечи Робина.— Молчи! — прорычал тот, яростно вбиваясь в гибкое тело и прикусывая Гаю губы до крови. — Молчи, Гай! Молчи!Гай обхватил ногами его бедра, цепляясь за него, глядя в бешеные темные глаза.— Скажи, — шептал он, касаясь окровавленными губами рта Робина, — скажи мне. Только одно...Движения стали быстрыми, яростными, по телу прокатывалась горячая болезненная дрожь. Гай держался, не позволяя себе соскользнуть в притягивающую сладостную бездну. Обняв Робина, он прижался лбом к его лбу.— Скажи...Робин резко дернулся, и Гай вскрикнул от боли, но только сильнее стиснул его плечи.— Скажи... Робин...Его губы снова оказались во власти жадного рта, высасывающего кровь из укусов, жизнь из самого сердца. Робин не щадил его, дав волю всей своей боли, отчаянию и страхам, теснившимся в груди. Он хлестал Гая крыльями, выдыхал грязные ругательства, а когда тот забился в агонии удовольствия, тяжело рухнул, погребая его под собой. Глухое отчаянное рыдание вырвалось из его груди.— Люблю тебя, будь ты проклят, люблю...Гай, измученный этой вспышкой, полумертвый от слабости, боли и наслаждения, обнял его. Сердце успокоилось, и на душе было тепло и легко. Он гладил Робина по спине, а тот в слезах и протяжных, рвущих душу стонах выплескивал напряжение последних месяцевПроводник им попался неболтливый. Если он и узнал в исхудалом рыцаре заклятого врага шервудской братии, то ничем не выдал этого. С улыбкой он пожал руку Робину, перекинулся с ним парой фраз, затем обратился к Гаю.— Лететь долго придется. Силенок-то хватит?Гай молча кивнул. Рука Робина, лежавшая на его плече, придавала сил, заставляя чувствовать себя почти всемогущим. Проводник понимающе усмехнулся.— Летите крыло в крыло, — сказал он, расправляя потрепанные, но мощные крылья. — И да пребудет с нами всеми благословение небес!