Глубокое темное прошлое (1/1)

Так забавно наблюдать за этим лицом! Сперва зеленеет, потом бледнеет. А теперь маленькие глазки быстро бегают по тексту. Он читать-то успевает? Аукционист дотошно изучает договор, пытаясь найти недочеты. И какой же он потешный и низенький, когда не стоит за кафедрой со своим молоточком! – Да, все верно, – произносит он, возвращая документ Курогане. – Это подлинник, я не смею сомневаться в его оригинальности.Его лицо непроницаемо, но Фай отчетливо чувствует недовольство. Не говори он с влиятельным банкиром – наверняка бы кисло морщился. Или даже смотрел с открытой неприязнью. Но лицо аукционист держит отлично. Многолетняя привычка, что уж там.Фай довольно потягивается, разваливаясь поперек кресла. Черный деловой костюм немного сковывает, но это сущая ерунда. Главное, что ему идет. А аукционист демонстративно игнорирует его, и за человека-то и не считая. Вот только этот ?проданный раб? сейчас диктует ему свои правила.Хорошо же смотреть свысока на того, кто продал тебя, как подзаборную шваль. – Доведи свои слова до остальных, – произносит Курогане, убирая договор в сейф. – Теперь я руковожу вашим аукционом. И лично отбираю лоты. Мимо меня не пройдет ни один товар.– Как пожелаете, Курогане-сама.Какой послушный. Аукционист еще не знает, что Курогане не пустит на продажу ни одного человека. Они единогласно сошлись во мнении, что работорговлю давно пора прикрыть. Но только для обычных людей. Для гнусных выродков путь на сцену всегда будет открыт. Но Копировальщика все равно никто бы не купил! Он владел не только уймой денег, но и этим аукционом и другими нелегальными источниками дохода. Повезло им, что все договора Копировальщик хранил в одном месте. Они вынесли все ценные бумаги. Какую-то мерзость Курогане сразу порвал, а чем-то внимательно занимались они оба. И сейчас спешно налаживают связи и поднимают документы, подчиняя фирмы и компании. Пока их не опередили их в захапывании владений сгинувшего Копировальщика.Он обладал многим и составлял хитрые схемы договоров. Нужно время, чтобы разобраться в его мерзких бумагах.– Со всем моим уважением, Курогане-сама, – продолжает аукционист, и Фай недовольно куксится. Тон разговора сбивается. – Владельцем аукциона вы становитесь только сейчас. Однако, будучи клиентом, вы совершили очень знаменательную покупку. Я всецело верю Вашему слову, но время – деньги. А долг платежом красен. И изящно вручает Курогане другой договор. Тот вцепляется в него, яростно рыская глазами по тексту. Фай тихо смеется в кулак. У Курогане просто дикое выражение лица. Интересно, на что же подписался его двойник? – Часть сделки Вы оплачивали своим автомобилем, – бодро продолжает аукционист, пользуясь злым молчанием Курогане. – Однако, он был сожжен дотла и не может покрыть заявленной суммы. Итого, вы снова должны нам пятьсот тысяч. Сроки вышли, сами понимаете. Об этом написано в середине договора. Я не могу уйти, пока не получу всю сумму.Ого, какой смелый! М-да, не впервой ему вытребовать деньги с богачей. Но это все глупости. Ведь он впервые сталкивается с Курогане. С банкиром, ревностно оберегающим каждую йену.Курогане откладывает договор и поднимает взгляд в усмехающиеся глазки. – Договора не имеют обратной силы, Вам ли не знать, – хрипловато выдыхает он, и Фай замирает в предвкушении. – Не моя вина, что машина превратилась в груду металла. Вы верно говорите. Тогда я был клиентом, но сейчас – владелец. Я выкупаю этот долг. Выкупаю эту сделку и записываю счет на себя. Я – владелец, и волен распоряжаться договорами на свое усмотрение. Ведь моя печать стоит на каждом контракте. И подпись бывшего владельца фактически является моей. Аукционист аж воздухом давится от возмущения. – И все же, – произносит он, тщательно выделяя каждое слово, – у аукционных сделок есть свои правила. Каждый выкуп должен проходит через кассу. Даже владелец аукциона обязан заплатить за лот, если он сам назвал цену и поднял табличку.Чтобы Курогане – да заплатил пятьсот тысяч? Не за себя? Да ни в жизнь!– В аукционном зале все равны, Курогане-сама. Показатель чести и гордости – заплатить названную сумму. Подтвердить свою силу. Вы ведь не какой-то шкет, не отвечающий за свои слова?А вот это он зря.Курогане опасно прищуривается.– Вашей старшей дочери все еще не дается пятая симфония, верно?Аукционист выпучивает глаза. Таращится на невозмутимого Курогане, вмиг теряя весь лоск. Ну, правда, забавный же!– А младшая показывает выдающиеся успехи в акробатике. У вас замечательные дочери. Неудивительно, что Вы так ими гордитесь. А старший сын совсем взрослый. Отличник академии, скоро он станет Вашим преемником. – Отку… К чему Вы клоните?!Курогане довольно оскаливается. Чуть наклоняется, исподлобья смотря на замершего аукциониста.– На таких замечательных детей будет отличный спрос на аукционе, не считаете? Они с лихвой окупят все пятьсот тысяч. Впрочем, начальная цена зависит от вас. Ведь именно Вы будете руководить торгами.Как же он сейчас прекрасен! Фай задерживает дыхание, открыто любуясь Курогане. Его истинной сущностью. Его открытым лицом и волевой позой. Почти материальным ощущением силы и власти. Невозможно не любоваться Курогане, ведущим сделки. Он никогда не проигрывает.– Ты не посмеешь, – выдыхает аукционист, меняясь в лице. Напускная вежливость исчезает без следа. Лицо перекашивает отвратительная гримаса. Аукционист забывает главный закон деловых переговоров. Первый, теряющий контроль – проигрывает. Курогане выставил свой козырь, которому аукционисту нечего противопоставить. Неужели он правда думал, что Курогане покорно отдаст пятьсот тысяч? Возмо-о-ожно, он и оплатил бы всю сумму, если бы лично выкупил Фая той ночью. Но, увы – Курогане не имеет никакого отношения к той сделке. Он никогда не оплатит долги другого человека. Даже если на кону стоит свобода Фая. Курогане освободит его по-своему. Так, как привык. Жестоко, беспринципно. Однозначно. Заплатить за Фая означает показать, насколько он ниже Курогане. Слуга и раб, но не равный. Фай бы, конечно, в будущем мог выкупить себя… Но их отношения никогда не были денежными.– Ту сделку я беру на себя, – отчеканивает Курогане. – Она больше не твоя забота. Наш разговор не выйдет за пределы этого кабинета. Иначе мне придется выкупать эту сумму.Аукциониста всего перекашивает. Он едва не булькает от злости. Такой важный на сцене, и такой зашуганный перед владельцем его аукциона. Обычный мужчина, которому нечего противопоставить превосходящей силе. Но Фай не винит его.Ведь никто не одолеет его Курогане. – Когда ближайший аукцион? – лениво спрашивает Курогане, откидываясь в кресле. Всем своим видом показывая, что не намерен продолжать тему сделки.– В эту субботу, – отчеканивает аукционист, возвращая самоконтроль. Но ненависть из глаз убрать так и не может.– В пятницу я проведу ревизию каждого лота. Подготовьте их к вечеру седьмого. И не смейте продавать товар без моего ведома. Я узнаю об этом.– Как скажете, Курогане-сама. Легкий поклон, отдающий чисто формальной вежливостью. Фай впивается в аукциониста, ловя его эмоции. А тот демонстративно игнорирует его игривый взгляд. Ничего-ничего, однажды и тебе придется считаться с мнением того, кто ты продал. Интересно, за кого он принимает Фая, раз Курогане так спокойно позволяет ему присутствовать при своих делах? Да еще и вальяжно валяться в дорогом кресле, перекинув ноги через подлокотник.– Я не опускаюсь до угроз, – произносит Курогане, когда аукционист берется за дверную ручку. – Я беру Ваших детей под свою защиту. Вы лучший аукционист города. Разумеется, у Вас множество врагов. И пока Вы работаете на меня – Ваша семья в безопасности. Никто и пальцем не тронет Ваших детей, пока наш договор останется в силе.А так сразу и не поймешь, действительно ли он защищает своего человека или открыто берет в плен семью потенциального предателя? Новая метла по-новому метет. Курогане как полноправный владелец аукциона устанавливает свои правила и отношения. Интересно, аукционисту было хуже у Копировальщика или сейчас?Его считают настоящим владельцем нелегальных торгов. Но это не более, чем мера предосторожности. Курогане никогда не светит лицом понапрасну. Аукционист выходит с легким поклоном, а банкир вновь берется за договор. Фай широко зевает, вытягиваясь во весь рост.– Само коварство, – лениво тянет он, лукаво поглядывая на мужчину. – Ты не защищаешь его семью, а открыто берешь в заложники. Вздумай он предать тебя – и его дети окажутся на аукционе. И он сам назначит им ставки. Будут два подставных лица, заламывающих невообразимую цену. Чтобы у аукциониста и мысли не было перекупить дочерей. Чтобы он страдал как можно дольше, весь вечер. А в последний момент именно ты выкупишь его детей. Просто представь его лицо! Конечно, ты, как хозяин аукциона, можешь отменить эту сделку… Но аукционисту знать об этом совсем необязательно, верно?– И кто из нас самого коварство? – усмехается Курогане, оборачиваясь к нему.Они наконец оказываются лицом друг к другу. Можно открыто любоваться мужчиной, гордо восседающем в дорогом кресле. Не то, чтобы Фая смущали посторонние…– Интересный договор? – кивает Фай на контракт. – Я ведь говорил, что почуял неладное еще до того, как увидел твоего двойника? Он подписал этот договор даже не прочитав, представляешь! А ведь ты всегда выдвигаешь свои условия. Никогда не соглашаешься с конкурентом. Заключаешь сделки с перевесом в свою пользу. Да и цена машины…– Плевать на нее, – хрипло выдыхает Курогане, и волоски на руках встают дыбом от этого властного, уверенного голоса. Голоса, которым говорит только Курогане. Атмосфера неуловимо меняется. Фай неотрывно смотрит на внимательного Курогане и не желает знать, как выглядит он сам. Какой у него взгляд и как алеют его уши. Они впервые остаются наедине после полугодовой разлуки. Копировальщик оставил после себя множество договоров и недописанных сделок. Нужно как можно скорее заявить на них права. Слишком много желающих на лакомый кусочек. Они днями и ночами разгребают горы дел, занятые лишь этой мыслью. У них нет времени друг на друга. Но, что удивительно – они всегда вместе. Не расстаются ни на миг с момента, как встретились в сырой, грязной землянке.– Я окончательно понял, что он – не ты, – продолжает Фай, пытаясь совладать с враз осипшим голосом. – Когда он сказал, что отменит мой долг в пятьсот тысяч, если я отвезу его на Южную пустошь. Ты бы никогда такого не сказал. Ты не прощаешь долгов ни другим, ни себе. Этот договор с аукционистом – иное дело. Ты не обязан оплачивать чужие долги.– Отменная же у тебя память.Фай довольно щурится, улыбаясь от уха до уха. Как же приятно слышать этот голос! Еще и еще, пусть Курогане говорит целый вечер! Фай не слышал его уже так давно…– А когда ты стопроцентно понял, что другой я – не я? – лукаво спрашивает Фай и склоняет голову набок. Переплетает кончики пальцев, игриво посматривая на властного мужчину.Курогане выглядит расслабленным, но Фай чувствует его напряжение. Его плохо подавляемые страсть и желание. Ни один из них не останется равнодушным рядом с другим. Но Курогане изо всех сил сдерживается, потому что в который раз боится его спугнуть. Он излишне острожен, и это ему совсем не идет. Измученный полугодовыми поисками, Курогане никак не поверит в реальность этой встречи. В то, что Фай может быть с ним. Он изменился за эти полгода. Насколько же преобразился сам Фай? – Когда не увидел на его спине твоей татуировки, – ровный ответ.– Оу, – многозначительно восклицает Фай. – Так ты… раздевал его?Курогане оскаливается.– Ревнуешь? – все также вкрадчиво.– Даже не знаю, – тянет Фай, игриво прищуриваясь. – Он такой милый и добрый... Открытый и улыбчивый. Само радушие! У него нет этой анорексичной худобы, да и волосы длиннее. Он так тянулся тебе навстречу… Прямо в рот заглядывал! И наверняка очень послушный, раз дал увидеть свою спину… – Мне не нужны послушные, – хрипло выдыхает Курогане, смотря в глаза. Фаталити. Вот и все, удар под дых. Их импровизированный бой окончен одним точным ударом. Фай нервно вздыхает, медленно вставая с места. Каждое его движение четко отслеживается Курогане. Но банкир не двигается с места. Даже не шевелится! Хотя ему невыносимо хочется вцепиться в тощее тело перед собой. Но Курогане ждет, зная о непереносимости прикосновений Фая. Давая ему полную волю действий. Он все еще не верит, что перед ним тот Фай, которого он однажды потерял. И что он сам идет к нему. Сам опускает ладони на подлокотники, низко склоняясь к лицу. Они одновременно находят губы друг друга. Целуются осторожно, словно в первый раз. Фай задыхается, снова и снова касаясь этих губ. Этих жестких, грубых губ, так маняще пахнущих виски. Сколько же он пил, пока искал его? Наверняка его запасы здорово опустели. Ведь Курогане знает лишь один способ справиться со стрессом… Горячий язык властно оглаживает губы. Фай открывает рот, покорно позволяя углубить поцелуй. Давая целовать себя властно и уверенно. Едва отвечая чужому напору. Тихо вздрагивая от особо глубоких движений языка. Сходя с ума от сжигающего жара. От их близости и запаха Курогане. Целуя отчаянно и сладко, все еще не смея поверить в происходящее. Курогане подчиняется его желаниям, хоть и он властвует в поцелуе.– Все еще только губами? – Хрипловато усмехается Курогане, когда Фай устало опускает голову на его плечо. – До сих пор не переносишь прикосновений? От его голоса по телу проходит дрожь. Его ладони крепко вцепляются в подлокотники. Чего же Курогане стоит сдерживаться, чтобы алчно не вцепиться в Фая?! Вся его выдержка уходит на это. Только бы не спугнуть. Подавить свои желания в угоду Фаю. Так отчаянно нуждается в нем, что начисто забываешь о себе.Этим поцелуем Курогане отдал ему всего себя.Фай тихо смеется, возя лбом по крепкому плечу. Надежному, сильному и твердому плечу.– А я ведь так хотел побольнее ударить тебя при встрече, – сипло выдыхает он, не поднимая головы. – Чтобы отгородить от себя. Не дать нам сблизиться… Я назвал другого тебя ?Куро-сама?, а он на это никак не отреагировал, представляешь!Уютное плечо мгновенно напрягается. Курогане больно слышать это прозвище. Фай не смеет поднять головы и взглянуть ему в глаза. Он это в шутку, не всерьез. Фай ведь единственный всегда звал его по имени!.. Но больше он никогда назовет Курогане издевательским прозвищем.– Даже бровью не повел! – продолжает смеяться Фай, елозя по каменному плечу. – Словно к нему каждый день так обращаются. Таким спокойным был, я сразу подумал, что это не ты! Даже ты не настолько хорошо владеешь эмоциями! Ты бы точно отреагировал… Фай почти истерически смеется, всем телом прижимаясь к замершему мужчине. Все еще не в силах коснуться его. Сходя с ума от его жара и запаха. От их невыносимой близости. С каждой секундой возбуждаясь все сильнее. Боже, да так он кончит даже полностью одетым!– Я тоже, – хрипло шепчет Курогане, и Фай весь обращается во внимание. – Сходу собирался нокаутировать тебя. У меня тоже была припасена фраза, понятная тебе одному. На которую твой двойник нихрена не отреагировал. – И какая же? – игриво спрашивает Фай, почти ложась на мужчину. Нахально потираясь о его торс. Все меньше и меньше себя контролируя.Давай же, ну. Скажи то, во что вкладывал всю свою ненависть.Курогане наконец отмирает. Поводит носом по светлым волосам, шумно вдыхая запах Фая. Руки дрожат, не в силах вытерпеть эту сладкую пытку. Так близко. Так далеко…– Я сказал, что знаю все о его глубоком темном прошлом.Наваждение сходит, словно его и не было. Фай судорожно отшатывается, и Курогане молниеносно хватает его за запястья. Припечатывает ладони к подлокотникам, не давая уйти. Фай задыхается, смотря на него во все глаза. Взгляд Курогане тверд и уверен. Спокоен. Сердце заходится стуком, но вовсе не из-за широких ладоней на собственных запястьях.Курогане узнал то, что Фай предпочел бы унести с собой могилу.– Я не планировал ковыряться в твоем прошлом, – ровно продолжает Курогане, прямо смотря в расширенные от ужаса глаза. – Но я искал любую информацию. Малейшую зацепку, что дала бы найти тебя. И узнал о твоей давней работенке. Ты пробыл там совсем немного и отлично затер следы. Но я очень тщательно искал тебя.Голова идет кругом. Воздуха не хватает, а сердце заходится стуком. Фай едва ли видит Курогане. Сознание затапливает ужасом. Прошлое Фая узнал тот, кому он меньше всего желал его раскрывать. Память услужливо подкидывает картины того времени. Это было почти сразу после смерти брата. Фай съехал с квартиры и продал все их вещи. Ему негде было жить и нечего есть. Но это волновало меньше всего. Самоненависть сгрызала лучше любого голода. Истерзанный разум твердил, что близнец мертв. Именно из-за него, не успевшего помочь самому дорогому человеку. Которого ценил больше собственной жизни. От непрекращающихся самообвинений Фай не мог спать. Истощенное сознание мечтало найти максимально унизительную работу. Ту, которая окончательно смешает Фая с грязью. Достойная его, мерзкого братоубийцы и предателя. Настолько отвратительная работа, в которой Фай мог бы хоть ненадолго забыть о собственных терзаниях.О том, насколько он отвратителен. Именно тогда Фай нашел то местечко в квартале красных фонарей. Поселился в яркой кабинке, служащей одновременно и местом работы, и жильем. Полностью закрытой, с одним небольшим отверстием на уровне паха. И Фай с самоубийственным рвением принялся за новую работу. Задыхаясь от ненависти и отвращения к самому себе. Все глубже и глубже загоняя себя в безысходность и отчаяние. Работая не покладая рта и с каждым часом улучшая свои навыки. Задирая максимальную цену, пытаясь хоть так ослабить поток жаждущих клиентов. Зарабатывая деньги не прикладывая тяжелых физических усилий. Тратя минимальное время на сон, не желая видеть повторяющиеся кошмары. Отказываясь знать иную жизнь. Закрывая себя в крохотной комнатке, начисто отрезая себя от остального мира.Пока однажды не осознал, что грязь внешняя никогда не затмит грязь внутреннюю.Какими бы мерзкими делами он не занимался… Сколь бы ни было порочно и непристойно тело Фая, его душа остается гораздо отвратительнее. От душевной грязи не спастись грязью телесной. Осознание этого настолько шокировало Фая, что уже через час он навсегда сбежал из этого пропащего места. Собрал деньги, оборвал все контакты и замел следы. Да, клиенты не видели его и даже не догадывались, что за тонкой перегородкой скрывается отнюдь не шикарная красотка. Фай хорошо позаботился о том, чтобы вычеркнуть из биографии короткий эпизод этого безумства.Но в этот бизнес не попасть без посторонней помощи. На деле не доказав, что можешь загибать непомерную цену за услуги. А связи Курогане слишком велики. – Я пристрелил сдавшего тебя ублюдка. Единственного знающего о твоем ?увлечении?. Ты ведь после этого стал ненавидеть чужие прикосновения? Точнее, прикосновения мужчин. На женщин тебе всегда было плевать, – шепчет Курогане, внимательно смотря в расширенные глаза. Спокойный, уверенный в себе Курогане. Как он вообще может касаться его?! Нет, не так. Курогане держит Фая, чтобы тот не смел сбежать. Чтобы выразить ему свое презрение. Плюнуть в лицо всей своей ненавистью и вышвырнуть прочь чертового вафлиста. Начисто забыть о существовании Фая. Что Курогане целовал именно этот грязный рот… – Но я не прекратил тебя искать. И знаешь, почему?Меньше всего Фай желает знать ответ. Неужели… за все прошлое… Он хочет от...Запястья резко дергают и Фай не удерживает равновесия. Нелепо падает на Курогане, заключающего его в крепкие объятия. Притягивающего к себе за талию и зарывающегося пальцами в волосы. От железной хватки из легких вышибает последний воздух. Фай судорожно вздыхает и Курогане наклоняет его голову, опаляя ухо горячим дыханием.– Потому что мне плевать на твое прошлое, – яростно выдыхает он, еще крепче сжимая напряженное тело. – Всегда было плевать. Мне похрен, чем ты занимался до меня. Потому что ты со мной именно сейчас. И тебе тоже должно быть певать. Соберись и живи настоящим!Курогане почти рычит, упоенно тиская его. Крепкие ладони лихорадочно оглаживают подрагивающее тело. Прижимая ближе и давая сполна прочувствовать колом стоящий член. Боже, как же Курогане его хочет! А ведь они полностью одеты… Фай не может сдержать дрожи и тихих охов. Сознание плывет, а чувства мешаются, разгоняя по телу нестерпимый жар. Лишая зрения и слуха. Сосредотачивая все ощущения на чужом теле. На непрерывных касаниях властных рук. Сознание плавится, и Фай сходит с ума одновременно от нескольких ужасов. Курогане знает, чем занимался Фай. Ему давно известно все о нем. Прошлого не удалось скрыть. Курогане знает его всего.Его касаются чужие руки. Сильные, уверенные руки мужчины. Ласкают властно и бесстыдно, и Фай не в силах этому помешать. Курогане с ним. Так близко, так жарко! Фай не думал еще хоть раз увидеть его. Не мечтал даже коснуться и робко взглянуть в багровые глаза… Увы, Курогане чужды робость и стеснение. Фай елозит на крепких бедрах, вертясь в жаре тесных прикосновений. Краснея и явственно чувствуя чужое возбуждение. Сколько же силы воли у Курогане? Чего ему стоит сдерживаться?! Наверняка давно хочет, как в каком-то дешевом фильме, сбросить кипу документов со стола и опрокинуть на него Фая. Навалиться сверху, вжимая в горячее дерево. Остервенело срывать одежду, жадно касаясь распростертого под ним тела. Целуя и лаская, не отпуская от себя ни на миллиметр… Все бурные фантазии прерывает жалобное урчание в животе.Они замирают, вцепившись друг в друга. Фай съеживается, но желудок вновь издает протяжный звук. Внутренности сводит, а лицо становится полностью пунцовым. Ладно хоть дым из ушей не валит!– У тебя голод синоним возбуждения? – устало спрашивает Курогане, откидываясь на кресло и закрывая глаза.– Смотря какой голод, – лукаво отвечает Фай, удобно ложась сверху. Момент безвозвратно испорчен. А желудок вновь сводит неприятной болью. М-да, как неудобно-то.Давно забытое чувство накатывает внезапно и абсолютно не вовремя. Когда он в последний раз чувствовал голод? Так непривычно вновь хотеть есть… Но так хорошо и спокойно. Правильно. Жажда жить возвращается вместе с этими жесткими объятиями. Настоящими и такими страстными. Они ни за что не позволят Фаю умереть.– Давно был в ресторане? Этот ублюдок выкупил один элитный бар. Пора наведаться к ним. – И отпраздновать наше воссоединение? – хитро шепчет Фай, кончиками пальцев поглаживая левое плечо мужчины. – Тогда позовем Шаоран-куна и Сакуру-чан! Курогане недовольно кривится, и Фай не сдерживает усмешки. Хотел ведь зарезервировать весь ресторан только для них. Предложил бы Фаю выбрать место, и они бы заняли столик у окна. С видом на сияющий ночной город. Они бы не сводили друг с друга томных взглядов весь вечер, неспешно попивая коллекционное вино. Фай при всем желании не съел бы больше одного блюда, но даже этого было бы слишком много. А после они бы стояли у панорамного окна, любуясь занимающимся рассветом. Дыхание Курогане щекотало бы шею, а его руки уверенно лежали на талии. Фай бы положил ладони поверх его, с наслаждением прижимаясь к крепкой груди. Чуть обернулся бы, ловя взгляд багровых глаз и отвечая ему легкой улыбкой…Но теперь с ними еще двое членов их маленькой семьи.Случайности не случайны, в этом Фай окончательно убедился той злополучной ночью. Он знал, что Копировальщик пленил какого-то парнишку, заставляя его работать на себя. Но кто только мог подумать, что одновременно с тем, как Курогане убил их главного врага, Шаоран наконец-то вырвался из своей тюрьмы. Одетый в униформу подчиненных Копировальщика, он появился так внезапно, что Курогане едва не пристрелил его. А вот Шаоран, как оказалось, прекрасно о них знал. Удивительно, что Курогане сразу ему поверил и взял под свою опеку. А ведь прежде никому так бездумно не доверял. Но Шаорана он словно… уже знал.Втроем они гораздо проще пробились к главному сейфу. И пока Курогане и Фай отстреливались, Шаоран успешно взламывал систему и по частям перегонял счета Копировальщика. Ведь именно он разрабатывал защиту и устанавливал ловушки. Но у него не было выбора – его Сакуру также пленил Копировальщик. Держал ее официанткой на своем аукционе, грозясь в любой момент сдать на торги. Шаоран вынужденно делал все, что ему велят… И только сейчас получил шанс расплатиться за все. Он даже запустил резервную систему самоуничтожения, подорвав убежище Копировальщика и навсегда погребя его под обломками. Шаоран оказался отличным айтишником и неплохим механиком. Курогане без раздумий взял его водителем. И Сакуру тоже – Шаоран бы не согласился уйти без нее. Ей нашли место секретаря – девочка отлично умеет располагать к себе и планировать время. А уж какой она заваривает великолепный чай! Им всем нужно познакомиться поближе, Фай чувствует это. После пережитого они фактически стали одной семьей. Курогане и Фай искали друг друга, а нашли себе еще и детей! Теплая ладонь мягко касается левого виска. Фай приподнимает голову, и Курогане невесомо откидывает прядь волос со лба. Внимательно всматриваясь в заклеенный висок. Кончиками пальцев оглаживая белый пластырь, пресекающий бровь. – Суицидальный идиот, – шепчет он, но Фай не слышит и грамма злобы. – Тебе должно было вырвать глаз.– Но не вырвало ведь, – лукаво отвечает Фай, подаваясь на ласку. – А Шаоран-кун нуждался в помощи.– Ты не знал его, но ломанулся в самый эпицентр, – о, а теперь это явная угроза. Неужели ревнует? – Что, если бы я не успел?– Я был бы красив даже с одним глазом ~– Ты хоть раз видел людей, которым наживо выдирают глаза? От такого откидываются на раз, – и вновь этот злой утробный рык. Багровые глаза пылают, прожигая насквозь. Ярость Курогане улеглась, но с момента битвы прошло слишком мало времени. Он еще четко видит ту сцену. И слишком отчетливо понимает, что было бы, опоздай он хоть на пару секунд. Нет, Фай не думал о смерти. Он не собирался умирать. Не желал такой скорой встречи с братом.Мысли Фая были заняты лишь мальчишкой, волею судьбы оказавшимся в ужасном месте в ужасное время. Он просто делал все ради любимой. Совсем еще ребенок, переживший слишком многое для своего возраста. У Шаорана взрослый взгляд. Но он так юн и по-детски наивен… Фай не мог бросить его. И потому с готовностью самоубийцы бросился к нему, спасая от взрыва. Фай отчаянно желал дать будущее этому мальчику и его любимой… Абсолютно не думая о будущем своем.– Я не сомневаюсь в твоем… опыте, – легко хмыкает Фай, открыто смотря в пронзительные глаза. – И уж кому-кому, но явно не тебе ругать меня за ненужное самопожертвование, м-да?Длинные пальцы ласково оглаживают крепкую шею. Касаются кадыка, соскальзывают на ямочку ключиц. Ведут дальше и опираются на сгиб плеча. Курогане остается бесстрастен. Фай аккуратно сжимает и массирует левое плечо, но мужчина даже не морщится. Только глаза вспыхивают ярким огнем.– Зачем скрываешь боль? – ласково шепчет Фай, оглаживая напряженное плечо. – Ладно глаз, но лишиться руки… – Думаешь, лучше быть одноглазым, чем одноруким? – кривая усмешка. Фай довольно щурится. Курогане всегда скрывает раны. Он не примет ничьей помощи. И как же приятно владеть его слабостью! Ведь Курогане скорее умрет, чем признается в собственной боли. – Ты… слишком расслабился, Курогане. Привык побеждать любого противника… И едва не лишился руки из-за собственной силы. Иногда ты совсем не думаешь о последствиях. Сколько будет заживать? Рана слишком глубока, – преувеличено горестный вздох.– Не дольше, чем твое лицо.– М-м-м, а шрам? ~– Сам сказал, что твою красоту ничего не испортит, – широкий оскал.Фай довольно жмурится. Волоски на руках вновь встают дыбом. Как же приятно слушать этот властный голос… Снова и снова. Слушать его сколь угодно долго. Фая прошиб пот, когда он услышал этот озлобленный голос в темноте аукционного зала. И едва не упал, безошибочно найдя в темноте яростные багровые глаза. И только за кулисами поняв, кто его купил… Но Фай полностью свободен. Другой Курогане не передал денег и не завершил сделку. А его Курогане никогда не опустится до гнусных аукционов, чтобы завладеть им. Впрочем… Фай уже давно принадлежит ему одному. Гораздо раньше, чем сам это сознал. – Так странно, – шепчет Фай, устраиваясь на здоровом плече. Курогане подхватывает его под талию, позволяя удобнее лечь на себя. – Другие мы из другого мира… Сказки, да и только. Мы одинаковы во всем. Другой я сказал, что у него тоже была татуировка феникса на спине. Но свой волшебный узор он отдал за возможность перемещаться между мирами. Как самое ценное, что у него было на тот момент.Ведь и красивая татуировка тоже самое ценное, что есть у него. Точнее, было. До того, как он встретил Курогане. Прекрасного черного феникса подарил ему брат. Фай был начинающим тату-мастером. Он великолепно рисовал и умело обращался с инструментами. Этот феникс не был пробой пера или черновиком. Наоборот – Фай вложил максимум сил и вдохновения в этот узор. Корпел над рисунком все свободное время, вырисовывая мельчайшие детали. Именно потому, что это его первая серьезная работа. Его подарок своему близнецу.Тяжело и сложно было обоим – вытерпеть боль и вырисовать каждую линию. Но ради друг друга они преодолели все. А он ведь и не знал, что будет на его спине! На все расспросы брат лукаво улыбался и запрещал смотреться в зеркало. Держал интригу до последнего, изводя любопытного близнеца неизвестностью. Но он не обижался, ведь целиком и полностью доверял брату. Они – близнецы. И что бы Фай не изобразил на его спине – это будет шедевр, идеально ему подходящий. Передающий всю суть их обоих.Он не мог остаться в долгу и преподнес брату ответный подарок. Редчайший драгоценный камень, флюорит. Минерал цвета их глаз. Большой и массивный, Фай с трудом выкупил его из частной коллекции неместного короля. Брату невероятно понравился его подарок. Камень остался с ним и после смерти. Фай спрятал минерал в одеждах брата, веря, что он защитит близнеца. Но теперь они погребены под руинами лаборатории Копировальщика.Брат называл его по имени и говорил что он феникс, раз за разом возрождающийся из пепла. Тот, кого не сломить. Восстающий из любого небытия. И неважно, насколько низко падет. До чего бы он ни опускался – обязательно переродится еще более прекрасным. А вскоре некому стало называть его настоящим именем. Брат словно чувствовал что-то, почему так торопился закончить татуировку.У него было совсем немного времени насладиться результатом своих трудов.– Мою татуировку нарисовал брат, – шепчет Фай, прикрывая глаза. – Если бы ее нанес любой другой мужчина, ты бы дико ревновал, правда?Интересно, кто нарисовал татуировку другому ему? Курогане молчит. Лишь неспешно поглаживает бедро. Ему тоже есть что сравнить между собой и двойником. Пусть он никогда в этом не признается – но у них слишком много общего.– Как думаешь, где они? – тихо, едва слышно.– Твой сказал, что они пробудут в этом мире не дольше пары дней. Они уже не здесь. И никогда не вернутся.Это правильно. Они не должны быть в одном мире.– Их отношения совсем не такие, как у нас. Они спокойны и открыты друг с другом. Словно живут вместе уже несколько десятилетий. Подумать только – в одном мире мы старая семейная пара, а в другом ненавидим друг друга…– Я никогда тебя не ненавидел, – хриплый выдох. Ладонь на бедре жестко сжимается.– Даже когда думал, что я украл твои деньги?– Я знал, что ты бы ни за что не забрал мое. Я искал тебя, потому что такой болван стопроцентно вляпался в какое-то дерьмо. Настолько вонючее, что его подставили, пытаясь стравить со мной. Я искал тебя чтобы вытащить из дичи, в которой ты увяз. И мне похрен, что ты скажешь, но с этого дня ты живешь со мной. Чтоб всегда был перед глазами. Даже не думай больше сбежать.Губы вздрагивают, складываясь в теплую улыбку. Руки обвивают крепкую шею и Фай довольно утыкается носом в черные волосы. Верно. Теперь все непременно будет хорошо.А иначе и быть не может, когда его так крепко обнимают любимые сильные руки.