B.A.P - Мальвина (1/1)
Да ну, даже не смешно, это не любовь вовсе. Какая любовь?! С ума сойти. Вот там, тогда - да, там любовь была, большая и настоящая, правда тоже кривая. Всё кривое, какое-то погнутое, как велосипед под колёсами фуры. А вообще - всё это полный бред. Не умею я любить, не моё это. Я вот стишки хорошо сочиняю, рифмульки склеиваю в строчки, строчки - в столбики, столбики - в хиты. Лейкопластырем. Белым, тем, который отдирать очень больно. Да и "хиты", это, конечно, из области научной фантастики, футуризм, идеальное будущее. Которое, конечно же, непременно настанет. Вот-вот. Почти уже. Завтра. Ну или послезавтра. А сейчас - какая-то недолюбовь, недочувство, зато истерики вполне настоящие. Что-то с моей кармой не то, совсем плохонькая - меня эти истерики вечно преследуют. Сначалаона кричала, ножкой в аккуратной туфельке топала, лазурные кудри вскидывала. Но ту - любил. Как дурак, а что делать? Если уж дурак и есть. Кого-то я из древних богов прогневал, это уж точно, раз мне в карму так смачно наплевали. Только смирился, что та ушла, так особо моей и не побыв, только примирился, что ни истерик мне больше, ни капризов, ни вечного недовольства, только подремать прилёг... ... Как этот теперь тормошит, будит, внимания требует, капризничает - иным принцессам бы у него учиться. А что делать, раз уж вписался в эту историю, принялся ею жить, да вид делать, что я совсем настоящий - приходится просыпаться, по спутанным розоватым волосам трепать... Да что это вообще такое?! Одни и истерики и цветные волосы! Ничего другого, можно подумать, в жизни нет! И, самое обидное, сколько шкуру не меняй - всё ровно таким же остаётся, только, разве что, очертания чуточку меняются. Ну и голос, у той голос в сотни раз противнее был. А так - та же малина, только вид сбоку - даже Карабас-Барабас никуда не делся. - Чунхон, мать твою, выходной, какого хера?.. Тебе играть не с кем? Иди вон, этого буди... Арте... - Чоноп не хочет просыпаться. - капризы. Опять капризы, как же устал. - К тому же, я не хочу играть с Чонопом, я хочу играть с хёном, а почему у тебя чёрное на щеке? И вот да. Он вечно тараторит. Та вот молчаливая была, надменная - слова, даже грубого, не дождёшься. А этот, словно компенсировать хочет, всё болтает и болтает, да как у него ещё язык не болит. Можно подумать, что я так уж люблю эту болтовню. И приходится вставать, плестись в ванную, стараясь не слушать триста слов в минуту о его снах, в которых ни звука нет ни о Ключах, ни о Дверях, ни даже о Древних Черепахах, вставать перед зеркалом и стирать со щеки чёрную слезину. Каждое божье утро - одно и то же. Одно и то же. Я в каком-то кольце - сколько шкуры не меняй.
Приходится улыбаться криво, черную пену с руки смывая, брать зубную щётку и чистить ему зубы: он, как и та, что была - находит в каких-то идиотских мелочах Высший Смысл, радуется им, как щенок или ребёнок в кукольном театре. - Ты похож на Пьеро с этой слёзкой на щеке. Зачем она тебе? - он плюётся белой мятной пеной, когда смеётся, когда смотрит на меня так, как я сам когда-то смотрел на неё, на ту, что была.Смотрю вот на него такого, рассматриваю, и вдруг понимаю, почему, собственно, она предпочла мне собаку.- Пьеро и есть... Появляется и всё. - Волшебствоооо... - он делает большие глаза, опять бесконечно улыбается и, накинув мне на голову полотенце, уносится на кухню. А потом я пихаю в себя какую-то безвкусную еду и смотрю на Арлекина. Арлекин бесится, злится, на слюну исходит - теперь он младше меня, а в этом городе принято уважать старших - он не имеет права мне язвить, издеваться не может. Вот и сходит с ума, на этом болтуне срывается, да на Лисе Алисе.
Алиса, к слову, давно повредилась в уме, забыла вообще всё на свете, всё перепутала и теперь изображает из себя безмозглого щенка. Хотя это и неплохо. Неплохо. А этот, с розовыми волосами и нескончаемым словарным запасом, вдруг вскакивает, топает ногой капризно, руки в боки упирает. - Хён! Ну что ты молчишь! Он же меня обижает! - и тычет пальцем в невинно улыбающегося Арлекина. А я смотрю на него и теперь совсем чётко вижу ту, которую любил. И понимаю, что она это и есть, только теперь тоже всё забыла, только запомнила, что волосы должны быть смешного цвета. Не важно, какого. И я встаю, и цыкаю на этого придурка Арлекина, и беру за руку того, которого всегда любил, и не могу поверить, что кольцо, наконец, сомкнулось и у Пьеро больше не будет чёрной нарисованной слезы на щеке. Такие дела.