Прятки под дождём (1/1)

Phantasmagoria — ...Lost in thoughtЗал разразился дружным шквалом рукоплесканий мгновениями раньше, чем стих аккорд последней на этот вечер песни. И вместе с тем удивительным образом совпали овации пришедших с шумом начавшегося дождя, будто бы и тот, проникшись полной отдачей группы на сцене, решил отблагодарить выступавших… по-своему. Но, не оценившие такого подношения музыканты, слегка ворчали о непогоде, поочерёдно заглядывая в попавшееся по пути к гримёрке окно. Крупные капли разрезали темноту ночи, будто бы ослепшие от яркого огня мотыльки, летящие к стеклянной преграде, чтобы в следующий миг разбиться на сотни крохотных дождинок и заспешить вниз тоскливыми слезами грядущего к концу лета. Звук, рождавшийся при этом, успокаивал. Казалось, шум дождя был слышен теперь и в отдалении от окон. Влажный шепот, которым стихия будто бы обнимала небольшое здание концертного зала, приятно ласкал слух уставших музыкантов, но в тоже время, частично вгонял в беспричинное уныние, с которым каждый боролся как мог.Матои, уже за кулисами, умудрился добраться до алкоголя и теперь, в шутку, приставал к смущённому Рику, пытающемуся переодеться в столь настырной компании. Казалось бы, скромный в обычное время барабанщик, теперь вёл себя как подобает настоящим соблазнителям, в избытке присутствующих в разного рода сериалах. Несмотря на отсутствие сил, вокалист был всё же не против маленького забега по комнате, в попытке отобрать кофту у драммера, грозящего отдать её только за поцелуй. Кисаки же, с невозмутимым видом соблюдал нейтралитет — не помогая Матои, умоляющему поймать беглеца, ни взывая к мольбам Рику утихомирить драммера. Он всего за пару минут решил вопрос с возвращением согруппников по домам и теперь, в ожидании машины, находил приятные моменты и в любовании этими двумя дурачащимися.— Кисаки-семпай, вы должны повлиять на этого человека! — истошно вопил вокалист, одновременно с тем кидаясь в драммера чьими-то носками. — Да он же опять пьян!— Я трезв как никогда! — выпрямляясь по струнке и интуитивно продолжая опасаться гнева лидера, заявил барабанщик, силясь не выдать своё не самое трезвое положение.— Ты пьян! — настаивал на своём Рику.— Жаль, что я тоже не пьян, — неожиданно выдал Кисаки, чуть дольше обычного задерживая взгляд на руках Матои, обвивших талию Рику весьма по-собственнически. Звучало сказанное довольно тихо, а оттого, оба музыканта так и замерли в объятиях друг друга, не веря собственным ушам. Секунда. Две. И оба понимают, что произнесённое им не причудилось. Матои, ойкая, убирает руки от вокалиста и спешит отойти, а Рику не может побороть нахлынувшее смущение и, не смея больше смотреть на лидера, спешит спрятать взгляд за длинной высветленной чёлкой.Кисаки же лишь удивлённо пожал плечами, он предпочитал многословности краткость, а пустословию — дельность. Придерживаясь этого правила, он и получил свой весьма странный образ, который, помимо восхищения, с легкостью мог вызвать и панику в такие вот моменты, когда басисту тоже хотелось пошутить. Вот и теперь он не знал как объяснить согруппникам о шуточности сказанного, да и не хотелось портить столь забавный ход событий. Но даже если бы басист и хотел что-то объяснять, то на вряд ли успел бы.Едва не выбитая при сильном раскрытии дверь звонко ударилась о стену и с обиженным скрипом поспешила закрыться вновь, но, прежде, чем мир гримёрки вновь сузился до малого закрытого пространства, внутрь успели влететь ещё двое. Запыхавшиеся и счастливые гитаристы дольше прочих задержались на сцене, что уже не было неожиданностью. Раскидывая медиаторы, даря поклонницам улыбки и подмигивания, оба в равной степени завораживали зал, будто бы маленьким бонусом, раздавая каждому из пришедших по частичке собственного позитива и, в тоже время, получая троекратное количество подаренного обратно.— Это было… это было… — едва не задыхаясь, Джун приземлился прямо на пол, то ли изображая своими действиями звезду, то ли силясь нарисовать снежного ангела на коротком ворсе ковра. — Это было…— Шикарно! — подсказал ему подходящее слово Иори и, упав в незанятое кресло, попытался обнаружить свои вещи, осматривая округу.— Именно так… — промурлыкал розововолосый и, судя по голосу, был готов уснуть прямо в столь непригодном для сна месте. Но вопреки ожиданиям, тут же соскочил с пригретого было местечка и тоже приступил к поиску своих вещей, чем поверг и Кисаки, и Матои, и Рику в одинаковое состояние настороженности.— Такой заряд энергии… — не замечая на себе ошарашенных взглядов, Джун уже справлялся с низом костюма.— Я готов был бы повторить это тысячу раз! — соглашается ритм-гитарист, и тут же добавляет, будто бы только вспомнив: — Но не сегодня. Нас уже ждут.— Тебе как обычно? — уточняет Джун, под чётким руководством возвращая в косметичку Кисаки одолженные им принадлежности.— Всех светленьких, — кивает Иори, стирая с себя остатки макияжа и придирчиво осматриваясь в зеркало.— Тогда брюнеточки мои! — от вопля гитариста, отражение в деревянной раме опасно вздрагивает, но нет — остаётся стоять, передумав крошиться в пыль.— Твои розовые, — смеётся блондин и кидает в друга кофту, которую тот уже разыскивает больше минуты. Он не произносит ни слова в своих тщетных поисках, но Иори и не нужны слова. Он просто знает.— И розовых мне, — собственнический настрой веселит и собеседника Джуна, и его самого в ещё большей мере, и оба заходятся звонким хохотом, ударяя по рукам, словно бы в знак заключённой договорённости.И только после этого вихря эмоций, урагана воплей и излитых впечатлений от концерта, оба гитариста замечают, что остальные их согруппники всё ещё сидят на своих местах. Не снятые образы и не смытый макияж заставляют насторожиться. И Джун даже успевает подумать о том, что с Кисаки станется и устроить повторный прогон отыгранного, ноги начинают ныть от столь беспокойной догадки, невольно подкашиваясь и заставляя гитариста приземлиться прямо на пол, перед лидером. Пристальное и молчаливое смотрение в глаза больше минуты, приводит к тому, что Кисаки сдаётся первым, не выдерживая этого преданно-вопрошающего взгляда.— На улице дождь, мы ждём машину. И через полчаса нас всех развезут по домам, — сообщает лидер монотонным голосом и добавляет, чуть холоднее и строже: — По дождю я вас никуда не пущу, не хватало мне ещё больных гитаристов.— Но… — Иори бросает беглый взгляд на розововолосого, но быстро берёт себя в руки, прикусывая губу. Любое слово сейчас может выдать и его, и Джуна. Можно, конечно, постараться совсем осторожно донести до остальных, что они решили поехать вдвоём к Джуну чтобы, например, порепетировать. Но репетиция на ночь глядя, да ещё и после концерта — не самое хорошее прикрытие.— Мы что маленькие что ли, Кисаки-сан? — недовольно морща нос поинтересовался Джун, на что ответом ему служил всё тот же непроницаемый взгляд, без слов говорящий что — да — для него они выглядят именно маленькими беспомощными детьми. Гитарист же, представил, как далеко будет после такой заботы добираться до дома Иори — не самое радостное известие. И рассказать бы всю правду лидеру, но негласное молчание и приятное, почти азартное, ощущение тайны делали своё дело. — Тем более, я вообще не домой собирался…— Куда скажешь — туда и завезём, — невозмутимо отрезал Кисаки и, неторопливо взглянув на часы, решил, что можно понемногу начать сборы.Матои и Рику нехотя, но оторвались от своих мест, решив последовать примеру лидера. Казалось, они оба поглощены сборами, но на деле можно было уловить любопытные взгляды этой парочки, подозрительно косящейся на растерянных гитаристов. И Джун, и Иори, в своей растерянности и знании вреда от споров с лидером, кратко переглядывались, на мысленном уровне придумывая план побега. Дверь оставалась не заперта — Кисаки не пошёл на крайние меры, а потому, вздохнув поглубже, Джун прихватил свой рюкзак и с невозмутимым видом отправился к выходу.— Куда? — вопрос, звучащий как приказ остановиться, мог быть произнесён только голосом басиста — раскат грома, прекрасно дополняющий не прекращавшийся за окном ливень.— Курить, — Джун старался говорить ровно, не выдавая волнения вызванного ложью, тем более… ложь всегда можно было обратить в правду — зайти покурить, дождаться побега Иори из гримерки, а потом уже вместе отправится прочь.— Хорошо. Только не задерживайся, скоро уже машина подъедет, — смилостивился лидер , отмахнулся от нахального гитариста и впился взглядом в светловолосого, будто бы ожидая чего-то. Иори, изобразив заинтересованность собственным телефоном погрузился куда-то в пространства интернета. От громкого хлопка закрывшейся двери он едва заметно вздрогнул и принялся считать до ста.Уже на десяти руки пронзил легкий удар током и замер мелкой дрожью на кончиках пальцев, не желавших попадать по кнопочкам. Такой бывает от желания поиграть на гитаре после длительного перерыва. На тридцатом счёте, стало сложно концентрировать взгляд на яркой картинке дисплея, всё чаще отвлекаясь на мельтешение собирающихся согруппников. На пятидесяти, Иори неожиданно подумал, что случится если розоволосый сбежал из-под охраны не дожидаясь его — от этой мысли телефон едва не выпал из рук и подобру-поздорову был убран в карман джинс. На семидесяти сидеть стало чудовищно неудобно, а стоять и того хуже. Хотелось бежать. Вперёд по коридору, третья дверь налево, открывать её и, успокоившись, заставать Джуна гасящим окурок в железной пепельнице. На сотне, Иори едва выдержал, чтобы не сбежать прочь. Скользнув взглядом по собравшимся согруппникам, он устремился к двери бросив что-то в духе: ?Позову Джуна, что-то он долго?Ещё один хлопок. И спешные шаги, удаляющиеся прочь от гримёрки. Трое музыкантов переглядываются и в глазах их одновременно начинает играть веселье. Отбросив сумки со своими пожитками они спешат к окну, едва не припадая к стеклянной поверхности лбами. И даже в Кисаки в этот миг просыпается немалая доля любопытства. Совсем как дети, в ожидании чуда, они всматриваются в дождливую темноту ночи.А чудо преспокойно докуривает обещанную сигарету и выкидывает окурок в мусорный бак, близ здания концертного дома. Шаги, то и дело срывающиеся на бег, становятся всё ближе. И уже через один вдох и половину выдоха Джун чувствует, как сзади его накрывают, но не любящими объятиями, а значительным толчком в бок.— Ай! — многозначительно комментирует Джун и смотрит исподлобья так обиженно, что Иори, не выдерживая, смеётся и прощает этой буке всё, что мгновением ранее действительно считал обидой.— Ты бросил меня на растерзание этим троим! — выдаёт он не так сурово как хотелось первоначально, продолжает хихикать тихонько и едва слышно ойкает, когда его притягивают к себе. Но эта близость — обман — хитрая уловка. Джун касается плеч гитариста, чтобы в следующий миг, приподнявшись на цыпочки, взлохматить залаченые прядки, придавая причёске ещё более угрожающий вид.— Ну они же ничего не сделали, — шепчет, чуть отстраняясь довольный своей проделкой Джун, и уже всё своё внимание отдаёт пейзажу затапливаемого перед ними города.— Не сделали, а если бы… — вдыхая вместе с возмущением и запах дождливой свежести, Иори не успел больше ничего сказать, опасно прозвучавшее ?Бежим!? и светловолосого уже тащат через безлюдную полосу дороги, на другую сторону улицы.Не по-летнему холодные капли дождя норовят добраться до открытых участков тела, вызывая мурашки и безумное желание завопеть об этом холоде всему миру. Такой холодный и такой сильный ливень, кажется, вымачивает обоих гитаристов до нитки быстрее, чем те успевают проделать и половину пути. И больше в округе таких безумцев как они нет — пара людей под зонтами, одна маячащая вдалеке машина, и ночь, в которой столько свободы и в тоже время так мало места, что хочется жаться друг к другу всё ближе. Ощущать учащённое от бега дыхание друг друга и чувствовать усиливающуюся дрожь, продрогших под ливнем тел.— Джун, ты знаешь, что ты сумасшедший? — произносит блондин, еле-еле различая собственные слова, когда зуб на зуб не попадает от холода.— Конечно, — кивает розоволосый, не менее активно дрожа, — ты мне сам говорил об этом.— Ты уверен, что автобусы ходят так поздно? — мельком оглядываясь на проезжую часть интересуется Иори, понимая, что не так уж это и важно по сути. Да и холод не так силён, когда можно позволять себе стоять вот так, без стеснения и боязни быть замеченными кем-то. Просто радоваться возникшей возможности дарить друг другу оставшиеся крохи тепла физического и бесконечную теплоту души.— Нет, я же сумасшедший, — окончание фразы срывается в чуть истеричный смех и Иори тоже не удерживается от улыбки, прижимая розоволосого к себе поближе и, где-то в глубине души поражаясь самому себе, понимая, до какой же степени безумного человека угораздило его полюбить.— Кисаки убьёт нас, — шепчет, прямо в губы, пробуя с них капли дождя, как росинки сладчайшего нектара.— Но оно ведь того стоит, — вновь, чуть привставая на цыпочки, уверяет Джун, и Иори понимает, что — да — стоит, ещё множество-множество раз сбегать прочь, да хоть на край земли! Чтобы снова и снова подарить друг другу признания, которые будут надёжно сокрыты ночью, во мраке её сложного одеяния.***— Может скажем им, что всё знаем? — неожиданно изрекает Матои, когда ему надоедает изображать выпившего развязного барабанщика.— И лишим себя такого постоянного представления? Ну уж нет! — твёрдо стоит на своём Кисаки, будучи полностью уверенным в прелести этой игры, где двое гитаристов мнят себя лучшими конспираторами этого времени.— Кисаки-семпай… — с грацией кошки подкрадываясь к лидеру начинает Рику, и вконец осмелев кладёт руки к сидящему басисту на плечо. — А как ты догадался, ну… первоначально?— Всё просто, Рику, — накрывая чужую ладонь своей басист сдержанно хохотнул, — У Джуна, в нынешнем образе, есть ярко-красная помада, а у Иори нет, точнее… она появляется к тому моменту, когда оба добираются до гримёрки. Волшебство какое-то или…— Или Джун, — веселясь, добавляет Матои, лучше других видящий этих двоих на сцене, чувствующий, как тянет их к друг другу. Да тут и обзора со стороны басиста было достаточно, чтобы видеть, с каким обожанием Иори поглядывает в сторону старшего гитариста.Рику на мгновение задумался, а после звонко рассмеялся такому простому ответу на мучающий его вопрос. Его взгляд вновь скользнул по двум фигуркам на другой стороне улицы. Гитаристы стояли крепко обнявшись на открытой площадке автобусной остановки и, кажется, целовались — дождь скрывал столь интимные подробности от посторонних глаз, но в какой-то миг Рику причудилось, что он видит свечение, исходящее от обоих. Всего лишь миг, когда тайна чужого счастья достигла его сердца, будто бы капля солнечного света пронзившая ночь и пелену затянутого тучами неба.