Часть 3 (1/1)

Борис БольшаковПодмосковье. Июль 1943 год.Собственно говоря, слежку я за Валерием Кузнецовым устроил, если честно из вредности. После того, как я, в очередной раз, безрезультатно покрутившись в условленном для встречи с резидентом месте, направился сторону площади трёх вокзалов. Домой идти не хотелось, ибо слушать постоянное бормотание генкиной матери было выше моих сил. И тут, явление Христа народу! Буквально в двадцати метрах от меня мелькает знакомая фигура Валерия Геннадьевича Кузнецова. Меня он не заметил, а я вдруг подумал, что неплохо бы за ним проследить. Зачем? Сам не знаю. Захотелось и всё тут. Слежку, надо сказать, он не заметил. Я украдкой наблюдал за ним всю дорогу: Кузнецов был погружён в себя, губы его кривились в усмешке, словно он мысленно что-то кому-то доказывал.Так мы и доехали до какой-то станции, где находилось несколько дачных посёлков. Кузнецов так стремительно вышел из поезда, что я едва не потерял его, но вовремя заметил, как капитан нырнул на едва заметную тропинку за покосившейся от времени платформой.Так мы и шли. Он?— стремительно, словно крейсер в море. А за ним я, едва успевая нырять за стволы деревьев, когда Кузнецов внезапно останавливался.Так мы шли до какого-то дачного участка, куда Кузнецов вошёл почему-то не в ворота, а через заднюю калитку. Пробыл он там недолго. Я даже умудрился незаметно прошмыгнуть в ту же калитку и затаиться в кустах смородины. Стал прислушиваться [соседская собака как раз перестала брехать] и смог различить некоторые слова. Имя ?Николай?, которое громко произнёс Кузнецов, заставило меня рискованно высунуться из-за этих чёртовых кустов смородины. Зараза! Открытое окно, в котором мелькал ходивший взад-вперёд по комнате Кузнецов, было как раз напротив меня. Хорошо ещё, что у окна росла вишня и её ветви частично скрывали обзор. Правда, через минуту окно прикрыли, словно что-то почуяли, и я уже ничего не мог подслушать. Чертыхнувшись, я уселся прямо на траву и стал ждать темноты.До сих пор понять не могу, как меня не заметили? В сад несколько раз выходила женщина, развешивала бельё, даже чуть ли на меня не наступила, когда листья смородины обрывала. Наверное, для чая.Внезапно нарисовались ещё гости. К тому моменту были уже сумерки и я, набравшись смелости, перебрался под то окно, где мелькал Кузнецов. У собеседника таинственного жителя этой дачи был грузинский акцент. Я, видимо, пропустил начало разговора между таинственным дачником и его грузинским гостем, поэтому заданный грузином вопрос: ?Для чего??,?— был мне непонятен.—?Надо,?— тут же ответил дачник, как я полагал.—?Опять твой Кузнецов воду баламутит? —?буквально рычит гость.Я не удержался и фыркнул. Кого ж так умудрился достать Валерий Геннадьевич Кузнецов, раз вокруг этой дачи началась такая возня?А дачник мгновенно реагирует на вопрос гостя:—?Во-первых, он не мой!.. Во-вторых, мне, правда, надо. Ничего я сейчас тебе не объясню. Надо и всё тут.Интересно, а чего ему надо?Скрипнуло то ли кресло, то ли диван, и грузинский гость вдруг устало спросил:—?Не разрешу?— всё равно уедешь?—?Да.—?А если…—?Я вернусь, обещаю. После твоих подвалов, мне уже ничего не грозит.Подвалов?! Я почувствовал, как на загривке волосы зашевелились. Кто же эти люди?—?А ты случайно ничего не перепутал, а, Николай? Это и твои подвалы тоже,?— злиться гость.Интересно, а какой он из себя этот таинственный Николай?—?Ну, не-ет,?— Николай не удержался от издательского тона,?— на тот момент подвалы уже были твои.Твою ж, мать! Неужели это… Да ну, ерунда какая-то!—?Хорошо, но постарайся сильно не светится.Ого! А гость-то сдался.—?Ой, можно подумать Сталин не знает, что я живой.Ё-ёшкин кот! Да тут ещё и товарищ Сталин нарисовался. Ну и что мне теперь со всем этим делать? Уйти и забыть?—?Да причём тут товарищ Сталин? —?буркнул гость. —?Думаешь, тебя никто не сможет узнать?—?Это мы ещё посмотрим,?— усмехнулся Николай.Вот конспираторы! А писали-то, писали в газетах.… А, ладно! Я мысленно махнул рукой. Тем временем гость попрощался, раздал какие-то указания и уехал прочь. На улице совсем стемнело. Я поёжился от свежего ветерка. Всё-таки август наступил.Тем временем Николай заявил домработнице, что чай он будет пить в беседке. Ишь, каков гусь! Ладно, пойдём, посмотрим, что там за Николай. Блин, луна вышла! Я не знал, где эта беседка, поэтому уткнулся в неё чуть ли ни носом. Внезапно кто-то сказал:—?Добрый вечер, молодой человек.Я вздрогнул и посмотрел в сторону беседки, где в кресле сидел невысокий мужчина. Это и есть Николай? Интересно, а Кузнецов ещё здесь? Я не слышал, как он ушёл.—?Итак, юноша, как вас звать? —?терпеливо спросил неизвестный или всё-таки Николай.—?Меня? —?брякнул я вопрос.Глупей и не спросишь!—?Ну не меня же,?— усмехнулся собеседник.А вот и скажу, чего терять-то?—?Большаков. Борис.Он улыбается, ласково поглаживая небольшой ножик. Видел я такой у профессора на кухне. Им только фрукты нарезать. Тоже мне, напугал!—?И что ты здесь забыл, Большаков Борис? —?допрос продолжается.Я совершенно спокойно ответил, понимая, что ничего серьёзного мне не грозит:—?Я ищу капитана СМЕРШ Кузнецова Валерия Геннадьевича.Он, конечно, удивился, но на моё удивление ответил:—?Тогда ты опоздал. Кузнецов Валерий Геннадьевич отбыл на очередное задание не далее, как сегодня днём.Вот зараза! Как же он с дачи-то ушёл? Я не сдержался и ругнулся:—?Вот чёрт!Дачнику видать надоело, что стою тут перед ним, как Александрийская колонна в Ленинграде, поэтому он предложил-приказал:—?Значит так, товарищ Большаков, садись и рассказывай, для чего тебе был нужен Кузнецов. И вообще, как ты нашёл эту дачу?Я уселся прямо на ступеньки, ведущие в беседку, поёжился от ночной свежести и ответил:—?Я за ним следил.Дачник хмыкнул. На его месте я б тоже поразился тому, что сотрудник СМЕРШа позволил за собой слежку.—?И как же тебя не заметил капитан СМЕРШа? —?удивляется он.И тут я, нагло ухмыляясь, иду ва-банк:—?В следующий раз, Николай Иванович, постарайтесь не расстраивать своего капитана.И если я прав, то передо мной именно Ежов, а грузинским гостем был нынешний нарком внутренних дел Берия. Поворачиваю голову, чтобы заметить, как на лице Николая мелькнула и пропала неуловимая гримаса, но удивление во взгляде осталось. Он сделал приглашающий жесть рукой, чтобы я сел за стол, и спросил тоже сразу в лоб:—?Ну и давно ты знаешь?—?Да нет,?— честно ответил я, понимая, что до сути он всё равно докопается. —?Кто вы, я понял только сейчас, а так товарищ капитан лишь раз обмолвился о вас.—?Это как? —?брови у моего собеседника взлетели вверх.Убив комара, усевшегося ко мне на руку, я медленно ответил:—?Он случайно назвал меня Николаем.Сказать?— сказал. Теперь стараюсь выдержать взгляд, которым меня буквально ощупывает Ежов. По его лицу нельзя было понять, о чём он думает. Зато на меня нахлынули воспоминания о той ночи. Я с трудом сдерживал, чтобы вновь не заорать в голос. Да, Кузнецов меня не тронул в каком-то смысле, но он сделал всё, чтобы я снова стал шарахаться от любых прикосновений. Вопрос, исходящий от Ежова, ворвался в мои мысли, заставляя болезненно морщиться:—?У меня только один вопрос, до крайностей дело не дошло?Спасибо, что хоть не выспрашивает. Видимо заметил моё состояние. Качаю головой и тихо отвечаю:—?Нет.Догадываюсь, что он всё понял, но спрашивать дальше не стал и на этом спасибо.—?Ну, а сюда ты зачем пришёл? —?допрос пошёл в другом направлении.Хороший вопрос! Да я и сам не знаю, если честно. Беру из вазочки сушку и зачем-то стучу ей по столу, так как мысли заняты совсем другим.—?Не мучайте его больше,?— я сказал это быстрее, чем сообразил, зачем я это сказал.В темноте я совершенно не видел лица собеседника, но чувствовал, что он недоверчиво на меня смотрит. Я решил ?добить? и его своими словами, но для начала забил рот сушкой:—?Не мучайте его, иначе может сорваться на ком-то другом.Тягучее молчание было мне ответом. Оставалось только вжать голову в плечи и ждать, когда прилетит, но Ежов меня удивил:—?Чай себе хоть налей,?— устало сказал он и придвинул мне свою чашку,?— а то скоро сушкой подавишься.Быстро налил уже изрядно остывшего чая и залпом выпил.—?И всё-таки, как ты догадался, кто я? Не каждый с первого раза поймёт.Я усмехнулся:—?Да очень просто. Не так уж много у нас в стране было невысоких мужчин по имени Николай, которые могут отсиживаться на ведомственных дачах наркомата госбезопасности.—?Внутренних дел,?— для чего-то поправил он.Лично мне без разницы, о чём я собственно ему и заявил.Становилось всё прохладнее. Ночная свежесть первых чисел августа давала о себе знать. Я то и дело зябко поводил плечами. Мой собеседник видимо понял, что я начинаю замерзать и протянул мне один из своих пледов. Пришлось кивнуть головой в знак благодарности.—?Ну и откуда ты такой взялся? —?Ежов всё-таки не унимался.Оно и понятно. Мне б тоже было бы любопытно про того, кто как снег на голову свалился к тебе в гости без разрешения. Тяжко вздыхаю и молчу.—?Я жду.Упёртый, зараза!—?Я?— немецкий шпион,?— тихо сообщил я, ожидая реакции.Она и последовала, но такая, что едва не заставила подавиться чаем:—?Нашли, чем удивить. Я?— шпион пяти разведок.Ну вот, а я совершенно серьёзен и так и говорю Ежову об этом. В ответ он грустно усмехается и заявляет:—?Я тоже. Ты мне лучше скажи, шпион, кем ты был до своей шпионской деятельности, раз так быстро смог всё разложить по полочкам?—?Учился в консерватории,?— бурчу я.В это время Ежов зажёг керосинку. Её слабенький свет лишь мог отгонять приставучих комаров, но не освещать всё вокруг.Снова напомнил о том, кто я и кем стал в плену:—?Я, правда, немецкий холуй.—?Угу,?— ворчит Ежов, погрузившись в свои мысли, но спрашивает. —?И много ты успел нахолуйствовать?И тут мне становится весело:—?Не-а,?— тяну я,?— по крайне мере, я так думаю.—?Интересно, а как же ты доказывал фашистам свою лояльность? —?ехидный вопрос застаёт меня врасплох.В ответ я пожимаю плечами. В неровном слабом свете керосиновой лампы, я разглядываю когда-то всесильного наркома. Но он умудряется всё время уходить в тень. Один раз лишь мелькнули синие глаза и вновь скрылись. Неожиданно я понял, что смотрю на линию его губ, нижнюю часть лица можно было назвать даже идеальной. Чтобы стряхнуть с себя всякий непотребный морок, мотаю головой. А этот деятель вдруг саркастически выдаёт:—?Боюсь даже предположить.Заметил-таки! Чувствую, как дрожат мои пальцы, когда я пытаюсь застегнуть гимнастёрку на все пуговицы. Мало мне, что Кузнецов эти пятна заметил, Радостин теперь на них коситься, этот зек придурочный тоже облизывается, так ещё и бывший нарком увидел. Сам виноват! Не фиг было расстегивать гимнастёрку.—?Да как вы обо всём догадываетесь? Что вы, что Кузнецов.—?Я, конечно, прошу прощения, юноша,?— вдруг начал он. —?Но почему мне кажется, что ты что-то недоговариваешь. То, что ты пережил?— это одно. Могу тебя заверить, я знаю, что это такое. Но вряд ли Абвер стал бы использовать тебя, как, прости, немецкую подстилку, я прав?Я задумчиво смотрел на него и молчал. Но надо сказать Ежов своего добился?— я выложил ему всё. Ушёл ранним утром, ежась от утренней росы и тумана. На прощание Николай Иванович сказал:—?Идите домой, Борис Сергеевич. Пока едете комендантский час окончиться. И волнуйтесь, я, думаю, всё с вами будет хорошо.Насчёт ?всё хорошо? он малость ошибся, но в данный момент я на судьбу больше не жаловался. Грех!