Финал. (1/1)

Минут пять они сидят на краю крыши, словно самоубийцы. Нарумия щёлкает пальцами, будто что-то вспоминая, снимает с плеч рюкзак и расстёгивает замок.– Детское питание любишь? – фигурист выпрямляется в спине и переводит взгляд на друга. – Чего..?– Не спрашивай, – Рё достаёт из рюкзака две стеклянные бутылочки. Одну протягивает другу – Держи.Дрожащими руками Мирай берёт из рук друга баночку. Пытается открыть крышку, но руки не слушаются. – Блять, – глаза наполняются слезами, губы дрожат. Сайдзе просто не может открыть крышку, да он даже банку в руках держать нормально не может. Рё с лёгкостью открывает крышку, потом смотрит на результаты Мирай– Мирай, ты... плачешь? – Да! Да, плачу! Как и каждый день в последнее время! Имеешь что-то против?! – срывается он на друга, через слово всхлипывая. – П-прости, Мия, я...Рё вздыхает, берёт баночку из дрожащих рук, ставя поодаль от него. Потом перекидывает руку через плечо, обнимая, тот утыкается носом в болоньевую куртку и позволяет чувствам захлестнуть. – Заебало меня всё. Месяц в Японии, а уже всё заебало, я... не могу так больше.? Раздражают секреты брата, одиночество, тренировки изо дня в день, хватит! – выговаривает он, сжимая край куртки Рё. – Во-первых, ты не один, Мирай. Больше не один, – свободной рукой парень гладит Сайдзе по волосам, – теперь у тебя появился друг.– Хочешь быть друзьями? – фигурист поднимает голову с плеча Рё, глядя тому прямо в глаза.– А мы разве не друзья? – Друзья, – шепчет Мирай, опуская голову обратно другу на плечо – Спасибо, Мия, спасибо... – в ответ Рё лишь продолжает гладить Мирай по волосам, продолжая разговор:— Хорошо. Я уверен с братом вы помиритесь. Да, вы обязательно помиритесь. – Может быть. Это будет трудно, я, уверен, – фигурист судорожно выдыхает; слёзы почти не льются, но ком в горле остался, нос полон соплей, говорить всё также трудно, но он продолжает, — Мия, пожалуйста, скажи мне, что будешь болеть за меня на Гран-при. Прошу, для меня это очень важно.– Гран-при? Ты участвуешь в серии Гран-при?– Да, – тихо говорит Мирай, не поднимая головы. – Если так, то конечно! Да, конечно, я буду за тебя болеть! Ты обязательно победишь! Победишь Я верю! ***– Кто живой? – парень громко захлопывает за собой дверь. Услышав голос брата, Такато подрывается с места, выскакивая в коридор. – Мирай, ты... – он делает несколько шагов вперёд; прижимает брата к себе, обнимая его, даже не снявшего пальто. – Ты чего? Всё нормально? – удивлённый таким поведением старшего, Сайдзе сначала не обнял его в ответ – Если что, со мной всё в порядке, не волнуйся, – он в ответ закрепляет руки на талии брата. – Боже мой, ты где полночи шлялся? – На крыше... – неуверенно отвечает Мирай.– Где?! – Сайдзе распускает объятия.– На крыше, а что? А... Не, мы не прыгать оттуда собирались, а закат смотрели, — сняв обувь и пальто, Мирай прошёл на кухню.– "Мы"? – Я и Мия. Ах, да, у меня друг появился, – фигурист опирается локтями о край столешницы и становясь спиной к ней. Воспоминания начали понемногу поднимать настроение. – Я рад за тебя, – Такато становится напротив брата, принимая такое же положение. – Почему ты мне не говорил про свои отношения? Не доверяешь? – Я не знаю, Мирай, надо было раньше тебе всё рассказать и не таить ничего, – он мотает головой из стороны в сторону, – прости меня...Примерно на минуту тишина захватывает дом, а парни стоят напротив, не глядя друг на друга. Мирай водит глазами по комнате, словно пытаясь найти что-то. Несколько раз натыкается на яркий свет кухонных ламп, щурится. Такато же, стоит, закусив нижнюю губу, то опуская взгляд в пол, то переводя его на младшего, ожидая ответа. – Нет, я не говорил меня с ним знакомить или что-то вроде, а просто хотел, чтобы ты мне доверял и между нами не было никаких тайн, понимаешь? – парень наконец-то перестаёт водить глазами по комнате и останавливается на фигуре напротив стоящего. Такато кивает головой. В следующую секунду Мирай делает несколько шагов вперёд, потом протягивает ему мизинец – Мир? – Мир, – актёр протягивает мизинец в ответ. – Как в детстве, – подмечает фигурист – как бабушка учила.***Прошло четыре месяца тренировок. Каждый день кроме воскресенья подъём в четыре тридцать, потом школа, а после с перерывом в полчаса, ещё тренировки. Тренировки, тренировки и ещё раз тренировки, и так четыре месяца с перерывом в один день в неделю. И все это ради трёх недель и золота в финале. Но Сайдзе не устал, нет, не устал, ему это нравилось. Вся эта загруженность, суета. Нравилось. А ещё, если Сато говорит, что так надо, значит, так надо, эта женщина плохого ему не посоветует. Сейчас пилот самолёта объявил, что самолёт заходит на посадку. Фигурист устало выдохнул, обрадовавшись, что скоро сможет принять душ и лечь спать. Взяв телефон в руки, он перевёл время на Стокгольмское – восемь часов назад. – Сато-сенсей, – парень обратился к ней, когда они уже сидели в автобусе, на котором вся делегация из Японии ехала от аэропорта до отеля – а я что, снова один в номере буду?– Ха-ха, милый, не надейся, на этот раз ты в номере будешь с Танакой Аки. – Кем? – парень скривил максимально удивлённую гримасу.Женщина отложила журнал, который читала в сторону и удивлённо взглянула на подопечного. – Вообще-то, он тоже юниор от Японии. Две недели прошло, Мирай, тебе же не настолько плевать на соперников? – Сайдзе отрицательно помотал головой – Ладно, но ты должен был видеть его в салоне самолёта. Такой светленький, чуть ниже тебя, не замечал? – Не замечал, – парень сложил руки на груди, повернул голову к окну. Было обидно, что этот блондин прошёл и в этот этап. Весь полёт он думал, что единственный, кому предоставилась возможность защищать Японию на полуфинале. Мирай свёл брови к переносице, всем своим видом показывая, как этот Танака ему неприятен, а то, что они даже ни разу не общались, ему никак не помешало. Выйдя из автобуса, парень первым забрал вещи из багажника, первым зашёл в отель, не подождав ни тренерки, ни хореографа. Заселение прошло успешно, и как только документы были оформлены, Сайдзе, попрощавшись с наставницей, забрал ключ-карту и побежал к номеру. Зайдя в комнату, он без сил упал на кровать. Пролежав там в позе "звёздочки" минуты две, парень услышал снаружи чьи-то шаги, направлявшиеся непосредственно к номеру. Мирай тут же подорвался с кровати, делая вид, что раскладывает вещи.– Есть тут кто? – начал Танака, захлопывая за собой дверь. Пройдя немного по коридору, он зашёл в комнату, которая на два дня будет служить им с Сайдзе спальней.– Привет. Ты Сайдзе Мирай, да? – Аки поставил сумку с вещами на кровать. Мирай молчал – Ты чего молчишь, Сайдзе? – ответа опять не было, парень лишь расстегнул свою сумку и начал раскладывать вещи по полкам шкафа – Ответишь мне?Мирай отрицательно помотал головой, не поворачиваясь. А Аки снова начал:– Ну спасибо, хоть не глухой. Я начну, – фигурист с вещами подошёл к шкафу. – Танака Аки, приятно познакомиться. Странно, почему я не подошёл к тебе ещё раньше, в аэропорту Токио? Или на каком-нибудь из этапов? – последние вопросы фигурист задал сам себе – Какой по счёту ты выступаешь? – Танака упорно пытался разговорить соседа, но снова тишина – Блять, Сайдзе! Устало выдохнув, Мирай начал:– Обращайся ко мне по имени. Как же мне смешно с тебя, Танака Аки, – парень, кране раздражённый, наконец-то подал голос, – ты так бесишься с того, что я тебе не отвечаю. Вижу, терпения нет совсем.– Чё ты молчал? – Танака прижался спиной к двери шкафа. – Не люблю говорить с незнакомцами. Это лишний стресс, а его мне в последнее время хватает.– Это очень странно, – прокомментировал он.– Угу, я знаю. Итак, первое: да, я – Сайдзе Мирай. Второе: выступаю последним, двенадцатым, третье: повторю ещё раз: обращайся ко мне по имени. – Да понял я, не кипятись. Крутой ты, – он подошёл к своей сумке, взял оттуда? оставшиеся вещи – последний выступаешь, значит, задатки есть.– А ты каким? – спросил он, проигнорировав ранее сказанный комплемент.– Девятым. – Знаешь, это тоже неплохо, – парень щёлкнул пальцами, и резко развернулся в сторону Аки, – Точно! Я тебя видел на Чемпионате Мира! Четвёртое место, да? – фигурист утвердительно кивнул – Тала-ант! — протянул подросток, – Эх, ладно, давай заканчивать с разговорами, я капец как устал. Чур, я первый в душ!Парень взял полотенце со спинки кровати и только хотел выйти из комнаты, как опять завёл диалог:– Ах да, Танака Аки, забыл сказать, чтобы ты даже не рассчитывал на полуфинальное золото. Оно моё. Моё и только. С этими словами он вышел из комнаты, закрыл за собой дверь, оставив Аки в полном одиночестве и полном шоке от наглости соперника.– Да, солнце, привет. Чего-то у тебя голос больно радостный. Результаты на сайт выставили? Да? Смотрел уже? И что, как? – Сайдзе сделал небольшую паузу в разговоре, – Правда?! Сдал? И сколько баллов? Ого, Мия, да ты умница! – всю эту радостную болтовню Танака наблюдал ещё минут пять, потом Мирай наконец-то удосужился положить трубку. – Слушай, Сайдзе, ты чё там так орал? Случилось что или девушка твоя экзамен сдала? – задал вопрос Аки, отложив книжку на тумбочку.— Второе, только парень, – он рухнул на кровать, кинув полотенце в ноги – восемьдесят один балл из ста, прикинь?! – Чё бля? Парень? – переспросил Аки.– Ага. А ты что, гомофоб? – Да нет, вроде... – этих слов Мирай хватило.– Ну вот и отлично, – он расстелил кровать, но ночник выключать не спешил – А ты в душ не пойдёшь? – Пойду, только... – их разговор прервал не пойми откуда взявшийся смех Танаки, нет, даже не так, ржач – Пхаха, Мирай! У тебя такая смешная пижама! С единорогами! – через слово смеясь выговорил фигурист.– Сволочь! – Мирай укутался в одеяло с головы до ног, чтобы не было видно пижамы – Харе ржать! Вали в душ! – С этими словами Мирай, всё так же плотно укутанный, отвернулся от Такаки, дабы не видеть его выражение лица. ***На часах еще не пробило и шести утра, но парни уже стоят на коньках, с непонятным никому рвением отчитывая свои программы. Сайдзе, докатав свою и замерев в исходной позиции, глядит из-под руки на Аки. Отточенные до совершенства движения приводят в восторг, заставляют сердце биться чаще.Когда Аки заканчивает, Мирай начинает комментировать, словно диктор какой.– Японец замечательно отказывает свою произвольную программу, без единой ошибки! – он радостно хлопает в ладоши и подъезжает к Аки. – Воу, комплименты пошли. Спасибо, мне приятно, – парень подъезжает к бортику, рядом с которым за ними наблюдает гордая подростками тренерка. Глядя на время, парни идут к выходу со льда, по пути пересекаются с русскими. Мирай уважительно здоровается на английском, соперники также отвечают ему, но с заметным акцентом.Отойдя достаточно далеко от них, Сайдзе заводит разговор: – Дрожь прошла по телу, когда их увидел. – на ничего не понявшие взгляды Сато и Аки, он отвечает – А что вы так на меня смотрите? – все трое сворачивают налево, идя к выходу из шведского спорткомплекса. – По-моему, вовсе не итальянцы наши с Танакой главные соперники, а они! Вы вообще слышали об их тренировках? Капец полный, торчат на льду до потери сознания!Танака крутит пальцем у виска, говоря Мирай, что тот преувеличивает. ***Последний этап Гран-при перед выходом в финал. Выход в прошлые два этапа Мирай обеспечило серебро на третьем этапе, но финал не обеспечивает ничего. Конечно, так остаётся только до объявления результатов. Это время и стало для главного героя самым сложным.Отлично откатав свою программу, под ликование зрителей, успевших уже полюбить фигуриста, Мирай выходит со льда, направляясь в "уголок слёз и поцелуев".– Ни разу не упал, это отлично, – тараторит он себе под нос, – блин, Сато‐сенсей, вам не кажется, что флип после ойлера надо было заменить на сальхов? – весь на нервах, парень теребит край костюма и постукивает лезвием конька, одетым в чехол, по ковру. – Не кажется, – Было видно, что женщину изрядно раздражают нескончаемые вопросы её ученика. Тренерка сложила руки на груди и перевела взгляд на журналистов, идущих к ним, как будто здесь мёдом намазано. — Но почему?! Он же был... – Мирай срывается, но женщина сразу же прерывает истерию фигуриста.– Мать твою на лево, Мирай! – она переводит взгляд на ученика, ладони сжимает в кулаки – Какого чёрта ты истеришь?! Программа прокатана, причём очень хорошо! Русские, которых ты так боялся, упали! Причём оба! А сейчас сюда набегут журналисты! Будешь вот в таком виде перед камерами блистать, да?! Всё-таки Мирай понимает только когда на него кричат. Он замолкает, но через секунду растерянно отвечает:– Н-нет... – на этой ноте их диалог прервали операторы и журналисты, стеной выстроившиеся перед Мирай и Сато.***Уже на следующий день, когда баллы были подсчитаны, все двенадцать парней-юниоров выстроились в линию на льду. Сейчас огласят результаты. — Выстроили, как на расстрел, — шутил Аки. – Господи, блять, Танака, не смей шутить, я итак волнуюсь, – шепчет Мирай, внимательно разглядывая соперников, стоявших либо по одиночке, либо попарно на небольшом расстоянии от них: один из итальянцев, тот самый Баттичелли, которым Сато вечно подгоняла Сайдзе, два раза споткнулся; швед, каким-то неприятным чудом прошедший в полуфинал, не ошибся ни разу, но программа слабовата – не конкурент.Фигурист перевёл взгляд на дикторов. Те настраивали микрофоны. Только он хотел сказать об этом Аки, но не успел: один из ведущих сие мероприятие заговорил. Поприветствовав зрителей, мужчина, выждав небольшую паузу, по-английски начал: – Третий, бронзовый медалист из Японии, Танака Аки!Аки вышел из линии, направляясь к пьедесталу. А мужчина-диктор продолжал: – Второй, серебряный медалист из России, Александр Кузнецов!Парень также вышел из линии, маша зрителям и радостно улыбаясь. Когда он пожал руку Аки и поздравил его обняв, фигурист зашёл на пьедестал. – "Твою мать! Каким макаром, Кузнецов?! Но я не третий, не второй, а программа скатана лучше всех... – Сайзде погрузился в свои мысли, отвернул голову от пьедистала с призёрами. – Да нет, быть того не может".– Первый, золотой медалист из Японии, Сайдзе Мирай!Не веря в услышанное, Сайдзе прикрывает рот рукой, направляясь прямиком к пьедесталу с победителями. Он выиграл, прошёл в финал, а это значит, что все старания не были выброшены коту под хвост! На Танаку надевают бронзовую медаль, на Кузнецова – серебрянную.На Мирай – золотую. Хочется закричать от радости на весь каток, но вместо этого слёзы начинают литься из глаз. Парень смахивает их со щёк. – Сайдзе, ты чего ревёшь? Это же не финал! – шипит Аки, смотря вперёд, на журналистов. – Танака! Я выйграл... – говорит Мирай, принимая из рук девушки букет цветов. – А финал-то ты в расчёт не берёшь? – В самом начале я даже не думал дойти до него...Пройдя через все почести, положенные троим победителям, юниоры выходят со льда. Мирай с Аки идут к Сато, обнимают её, благодарят. Когда они заканчивают, тренерка отдаёт парням мобильники, говоря: – У вас обоих телефоны от звонков разрываются, – Сайдзе забирает устройство из рук женщины, отходит в сторону.Смахнув из уголков глаз оставшиеся слезинки, он сжал телефон в руке, мельком взглянул на оставшихся юниоров: ещё трое пройдут в финал, они-то и составят ему конкуренцию. Фыркнув, парень отвёл взгляд, направляясь к выходу с катка. – Слишком уж тут шумно, – всего пара сотен метров, и он уже отворяет дверь на улицу. Стряхивает снег с лавки, садится на неё, наклоняет корпус к коленям, сцепляет ладони в замок. Несколько минут просто сидит, глядя вдаль и ёжась от холода. – О, Сайдзе, вот ты где, – Аки подсаживается к другу, несколько? раз хлопая того по спине. – Почему ушёл с катка? Знаешь же, так нельзя. – Знаю, но как-то всё равно. Проветриться захотелось. – Ладно. Ты, дурак, даже олимпийку не взял, замёрзнешь же!– Ой, заюша, а ты, стало быть, волнуешься за меня? – Мирай перекидывает руку через плечи друга, кладя ладонь на его затылок. Приближается слишком близко к его лицу, будто пытаясь поцеловать. – Ты совсем?! – Танака подрывается с места, отталкивая Сайдзе – Собираешься своему парню изменять?! – Кому? – уголки губ изогнулись в улыбке.– Тому, с кем позавчера по телефону разговаривал! Забыл уже, да?!– А-а, – Мирай наклоняется, теперь всей спиной опираясь об витражное стекло – Рё Нарумия – не мой парень, мы лишь друзья, и ничего больше. Аки немного успокаивается, переходя на спокойный тон – То есть, ты тогда ломал комедию просто так?– Нет, я от души посмеялся над тобой, когда ты в душ ходил, – фигурист слегка усмехается, подушечками пальцев потирая золотую медаль. – Нет, ну ты точно на голову отшибленный, правильно Сато говорила. В любом случае всё-таки соизволь вернуться на лёд, нас ещё для прессы не сфоткали, – так, Аки уходит, захлопывая за собой входную дверь. ***Такато ставит две чашки горячего чая на стол перед братом. Тот, в свою очередь, скидывает полотенце с мокрых после душа волос, берёт в руки одну из них, подносит её к носу, вдыхая приятный аромат. Выдыхая, он тянет: – Наконец-то дома, – актёр, глядя на брата, то ли усмехается, то ли умиляется и прикрывает глаза.– Сильно устал, чемпион? – О-очень. Три недели туда-сюда по странам, с одного уголка мира в другой, кто же не устанет, – подросток делает первый глаток – Теперь я тебя понимаю, Такато, каждый год летать из Японии в Великобританию, а потом встречать шумного и надоедливого мелкого... Прости. –За что? Нет тут твоей вины, Мирай. – Угу. Верно, – выплёвывает он, быстро переходя к следующему вопросу – А... – парень делает паузу, колеблясь. Старший ненавязчиво его подгоняет – А ты смотрел мои выступления в Америке, Франции... – Конечно! Мне больше всего понравилось в Канаде, а Чунте в Рос...– поняв, что задел абсолютно ненужную тему, Сайдзе останавливается на полуслове. – Кому? – в ответ Такато лишь неловко кашлянул – Ну, отвечай. – Ты понял, – парень отчаянно пытался продолжить диалог, замяв неловкий момент. – Нет, я тупой. Не понял. Объясняй, – Мирай прставил локоть на столешницу, сложил ладонь в кулак, поставив на него подбородок. – Это прозвище, – также скомканно отвечает Такато– Чьё? Прежде чем ответить, Такато делает глоток его зелёного чая, никогда ему не нравившегося, вдыхает побольше воздуха и быстро произносит:– Моего парня, – он отварачивает голову в сторону. Щёки и уши краснеют. Они с Адзумаей в отношениях относительно давно, а произносить такие слова всё равно как-то не по себе. – Ты так мило краснеешь, Такато, – подросток щурит глаза. Зевает. Дабы не смущать брата, отводит взгляд, беря в руки телефон, на который буквально секунду назад пришло уведомление.– Привет, Мия, – пишет фигурист в ответ на: "Привет! Ты вернулся?" друга.– Вернулся, – быстро печатает он, снова зевая, прикрывая рот.– Ура! Как тебе в Швеции?– Красиво. И холодно. Давай я тебе завтра об этом напишу? Я очень устал.– Да, конечно. Кстати, насчёт завтра. Может быть, погуляем?– Да-да, конечно, – как на автомате отвечает он, снова прикрывая рот рукой, – напишешь, во сколько и где?– Напишу. – Прекрасно. Хороших снов, Мия.– Хороших, Мирай. ***Снег. Холод. Радостные выражения лиц. Все эти составляющие были неотъемлемой частью кануна Рождества и жутко раздражали. Почему? Потому что Сайдзе-младший не празднует Рождество. Он не верит в Высшие силы лет так с четырнадцати. Сейчас четыре часа дня. Тренировка, положенная по плану, откатана, то есть, половина планов на сегодняшний день выполнена. Осталось только встретиться с Нарумией. Часа три назад тот позвонил и попросил не опаздывать, быть ровно в четыре тридцать. Даже место точное сказал, правда, сонный Мирай ничего из этой спешной болтовни не понял, поэтому пришлось кидать ещё и геолакацию. Идя по переполненной людьми улочке с магазинчиками, уже украшенными к празднику, он пинал, словно мяч, смятую алюминиевую банку из-под газировки и иногда поглядывал на начищенные до блеска витрины со всякими рождественскими символами по типу носка для подарков на них. Вскоре маленькие уютные магазинчики сменились большими постройками: многоэтажками, офисными центрами и тому подобным. Достав из кармана куртки телефон, на который тут же упало несколько маленьких снежинок, парень посмотрел на время. 16:25, и он уже на месте. Войдя в здание, что являлось агентством, где юные – и не очень – таланты приобретали популярность, Сайдзе, стряхнув оставшийся, ещё не успевший растаять снег с одежды, остановился, поприветствовав администратора и и сев на рядом стоявший диванчик. Написав другу краткое "Я на месте", и получив такой же краткий ответ "Щас спущусь, жди", он открыл какое-то давно установленное приложение, в которое не заходил уже лет сто. Ну а Рё, наш пунктуальный мальчик, долго ждать себя не заставил, появившись перед носом залипающего в игрушку Мирай ровно в 16:30.– Как пунктуально, Рё Нарумия, – бросил фигурист, вставая и заключая друга в объятия. Ответом послужила радостная улыбка на лице школьника и такие же тёплые объятия. – Мирай, я скучал. – Ты, конечно, не поверишь, но я тоже, – распуская объятия говорит спортсмен – Одевайся, и пойдём туда, куда ты так яростно хотел, – не убирая улыбки с лица, Рё даёт другу подержать рюкзак и надевая на себя куртку. – Да, конечно, – парень застёгивает замок, забирая из рук напротив стоящего сумку – ну давай, Мирай, рассказывай про свои путешествия! – Ой-ой-ой, Мия, ты просто не представляешь как у меня после этих "путешествий" колени болят! – с энтузиазмом начинает фигурист. Он бы так и продолжил, если бы не голос, донёсшийся откуда-то сзади. – Нарумия-кун! – оба оборачиваются. Им навстречу идёт высокий зеленоглазый блондин, с явным намерением поговорить. – Это ещё кто? – быстро выговаривает Мирай, глядя на друга. Как ответ, видит лишь удивлённый взгляд, направленный на него. – Адзумая-кун! – Мия идёт ему навстречу, в ответ махая рукой – Вы тоже здесь? Какими судьбами? – Здесь проходили съёмки для одного журнала, уже закончились... – Адзумая на секунду замирает, глядя то на Мирай стоявшего в нескольких шагах от них, то на Нарумию перед ним – Это твой друг? Вы куда-то спешите? – Да-а, – неловко тянет он, – я вижу, вы незнакомы? – Слушай, заюш, в Токио живёт четырнадцать миллионов человек, и ты предлагаешь знать всех в лицо? – вмешивается в разговор Сайдзе. Закатив глаза и недовольно цокнув, Нарумия говорит:– Боже, Мирай, всё шутки шутишь! Адзумая-кун – близкий друг Такато-сан, тебе-то не знать! Сайдзе понимает взгляд на Джунту: его радостное выражение лица, совершенно противоположное тому, что было у Мирай, раздражало. В следующую секунду взгляд карих глаз уже направлен на Рё. – Что-то я не вижу в нём Сасаки-сан. А таких уж близких друзей у Такато больше нет, мне-то не знать, – частично пародируя Мию, говорит Мирай. Развершувшись и направилась к выходу, подросток выкрикивает другу: – Поторопись!? Как только фигурист закончил, начал Адзумая: – Нарумия, а что это было? Кто этот парень и какое отношение он имеет к Такато-сан? – этот вопрос акрёр задал, лишь чтобы уточнить свою догадку. – Адзумая-кун, видимо, вы действительно незнакомы, и Мирай не выделывался. Опять,? – быстро бросив последнее слово и вдохнув побольше воздуха, Рё продолжил – этот дурак – парень, немного развернув корпус, указывает одним пальцем на входные двери агентства – младший брат Такато Сайдзе, Мирай Сайдзе. Уж не знаю как так, Мирай уже месяцев пять в Токио живёт, а господин Сайдзе вас ещё не познакомил, – как окончание своей небольшой речи, Нарумия пожимает плечами. Быстро попрощавшись с сэмпаем, он идёт вслед за другом. Оставшись стоять в холле совершенно один, Джунта через прозрачные стёкла глядит на друзей, постепенно удаляющихся от здания. Маленькая догадка актёра номер один подтвердилась: да, всё-таки тот темноволосый юноша, стоявший перед ним несколько минут назад, действительно брат его возлюбленного. А вот слова Нарумии про "ещё не познакомил" были неправдой: тогда, девятого сентября, когда старший забыл про шестнадцатилетие младшего, Такато как раз таки хотел познакомить самых близких ему людей. Радостно хмыкнув, Адзумая, поправив висевшую на плече сумку, направился к выходу. ***Тишину, царившую в поезде метро нарушал лишь стук ногой об пол, и источником этому звуку послужил наш главный герой. Несколько раз Нарумия уже деликатно, а, может быть, и не очень, пытался прекратить сие действо, локтём пихая друга и как бы говоря: "Прекрати! Мы в метро, тут принято соблюдать тишину!". Рё снова совершает уже привычное действие, но уже не молча, а со словами: – У тебя нога ещё стучать не устала?! – хоть и злясь, но пытаясь сдерживаться, шипит он.– Чёрт бы тебя подрал, Мия! Может быть, ты наконец скажешь, куда мы всё-таки направляемся?! – точно также шипя, говорит Мирай. Видимо, видя, что его маленькая придирка к поведению друга может перерасти в ссору, Рё выдыхает. Уже более спокойным тоном тот отвечает коротко и максимально непонятно:– Жди, недолго ехать осталось. Скоро увидишь. Не только пунктуальный, но и зачастую говорящий правду Мия, и в этот раз не соврал: совсем скоро их поезд остановился на нужной станции. Выйдя из метро, Сайдзе всё также покорно следовал за другом, реша не задалбывать его вопросами. Слова друга Мирай снова оказались правдой: они шли от силы минут десять, у последнего даже ноги болеть не начали. Место, к которому они подходили, оба парня видели много раз, но, правда, из далека – эта башня величественно возвышалась над всей японской столицей. – Не-ет..! – затаив дыхание шепчет фигурист – Мы туда идём?! – выкрикивает он, оборачиваясь к другу и показывая пальцем на башню. Рё лишь довольно кивает головой, решив не прерывать радостные вопли Мирай. Вскоре, возможно от радости, а возможно от нетерпения, Сайдзе хватает Рё за запястье; их спокойный непринуждённый шаг сменяется на бег. Зная, как Мирай любит смотровые башни, а точнее, вид, открывающийся с них, Нарумия привёл своего друга к той, самой известной и высокой в Японии Отчасти Мирай всё ещё был дитём. Сейчас эту свою сторону он показал так:только зайдя туда, Сайдзе сразу ринулся к окну, словно как раз таки ребёнок, увидевший игровую площадку. Мия, на чьём лице играла улыбка до ушей, всё это время не спеша плёлся за другом. Как и тогда в сентябре, когда эти двое сидели на краю крыши, вид с самой высокой точки Токио был волшебным и непривычным: ни тебе старинных построек, как в столице Англии, ни маленьких улочек с красными телефонными будками, ни по-готически одетых людей, неспеша идущих в никуда. Стиль Токио взаправду отличался от лондонского: суета, метро, вечно забитое под завязку, низенькие людишки в костюмах. А выйдешь на улицу – настолько же много людей, как и до этого в метро. Безусловно, какие-то атмосферные места тут были, да и уютные улочки тоже присутствовали, но, как и несколько месяцев назад, Мирай ещё не привык к этому. Сейчас, может быть к сожалению, а может быть и к счастью, всех этих японских улочек и людишек видно не было – как-никак, самая высокая точка столицы, и, придя в эту точку зимой, – а, особенно, в декабре – можно было увидеть лишь хмурое небо, падающий с него снег, и утопающие в этом снеге очертания зданий. Было во всей этой картине что-то завораживающее и... романтичное? Да, романтичное.Выйдя из своих мыслей, развернувшись к Рё в пол оборота, Сайдзе жестом зовёт того подойти ближе. – Ты же мне что-то важное сказать хотел? Выкладывай, – говорит фигурист, оперевшись о поручень. – Мирай, – тихо, с замиранием сердца, просит Нарумия – пожалуйста, дай мне ещё немного времени. Сейчас его просьба выглядела так, словно кто-то близкий умер, и Мирай, будто ребёнку, не хотят этого говорить, готовясь к детским слезам и истерикам. Это выглядело так, словно Рё готовится сказать что-то плохое. Выждав момент, Мия снова начинает:– Слушай, а можно вопрос личного характера? – в светло-карих глазах был виден некий стыд. Мирай кивает – Почему тебя воспитывает только брат? Заданный вопрос ввёл Мирай в замешательство. Он думал, что Рё спросит что-то про секс или что-либо в этом духе, но никак не про личное и глубоко спрятанное в душе. Переступив с ноги на ногу и издав звук похожий на "Ох...", Сайдзе всё же отвечает: – Мама – это слово он произносит с большой непривычкой – умерла через несколько дней после родов. Ей делали кесарево, открылось сильное кровотечение и врачи не смогли его остановить. Отец наложил на себя руки. Причина – депрессия, длившаяся у него долгие годы, дальше я не знаю. Бабушка умерла из-за естественных старческих болезней, когда мне было шесть. Про тётю ты знаешь, – закончив свой рассказ на грустной ноте, фигурист метнул взгляд на друга: тот стоял совсем близко, отвернув голову. Рё, скорее всего, ожидал услышать подобное, но всё равно после ответа стало до жути стыдно. Уже во второй раз за этот вечер.– Тебе стыдно? Тут не за что испытывать стыд. Что было, то прошло. Естественно, я скучаю по ним всем, но у меня есть Сайдзе. Надеюсь до моих восемнадцати печень у него не откажет, – усмехнувшись и резко сменив тон, фигурист решил сменить и тему. Сработало. Дальше их разговор плавно переходил из одной темы на другую: то о соревнованиях болтали, то о предках Мии, то об учёбе и переходных экзаменах, то о Рождестве. В общем, было весело.Но, видимо, темы имеют свойство заканчиваться. Наступила тишина. Абсолютная. Парочки, наверное подслушивая их разговор, тоже решили умолкнуть. Складывалось такое впечатление, что все стоят на минуте молчания. – Я нашёл тему для разговора, – неожиданно подал голос Сайдзе – то, зачем ты меня сюда привёл. Нервно прокашлявшись, Рё выдаёт:– Разве мы здесь не для того, чтобы посмотреть на вид? – растерянно отвечает он. – Я не знаю! – раздражённо и громко произносит Мирай – Ты меня сюда привёл, ты и говори, зачем мы здесь! – Ой, Мирай... – склонив голову к рукам, лежащим на поручне, Рё несколько раз выдыхает. Парень, видимо, полностью собравшись с мыслями, разворачивается. Сняв перчатки, он ловит взгляд тёмно-карих глаз Мирай – Прости, – с какой-то несвойственной для него решительностью тянет Нарумия. Точно также решительно он кладёт ладонь на щёку Мирай – Прости, пожалуйста, – снова говоря эти же слова, Нарумия приподнимется на носочках, целуя Мирай в щёку. Отстраняясь, он видит лицо своего возлюбленного с глазами по пять копеек. Кладёт вторую руку на левую щёку Сайдзе, при этом говоря: – Удачи на финале Гран-при, Мирай. Плавно убирая руки со щёк фигуриста, он также плавно разворачивается, идя к выходу с верхнего этажа башни. – Вот дурак... – шепчет фигурист, ладонью прикрывая глаза. Рё, признавшись в своих чувствах, разрушил их с Мирай дружбу. Если говорить по правде, то Сайдзе сомневался в истинности чувств Нарумии: это может быть влюблённость, может быть симпатия, но никак не любовь. Ведь любовь – то чувство, что может зреть в вас годами, а за их несколько месяцев общения обычная симпатия перейти в любовь не сможет – слишком мало они знают друг о друге. ***Босыми ногами он стоит на полу, который раз расчёсывая и без того расчёсывание пряди волос. Коньки валяются около скамьи.Сейчас в помещении он один – Сато отлучилась по делам, а Аки по зову природы. Положив расчёску на прежнее место, парень возвращает взгляд на своё отражение в зеркале. Который раз оглядывая себя, он понимает, что сейчас Мирай Сайдзе безупречен: волосы, в которых нет ни одного колтуна; причёска, что ему нравилась, а это значит, что та не имеет минусов; синяки под глазами более не видны – покрыты плотным слоем тональника, его Сайдзе наносил всё утро, стараясь, чтобы это выглядело как можно естественней. Получилось. Сейчас внешней усталости фигуриста почти не видно, а на внутреннюю он, как может, пытается не обращать внимания; чёрная футболка-мешок, такого же цвета легинсы, всё это скоро сменится костюмом, что тоже пришёлся Мирай по душе: белый верх, украшенный пайетками и плавно перетекающий в чёрный низ. Один из рукавов белый, полупрозрачный, а второй – наоборот, бежевый, будто оголяющий руку и плечо спортсмена. Уже замерзшие босые ноги вскоре оказываются в относительном тепле – Сайдзе уже дозавязывает шнурки на любимых чёрных коньках, их после Гран-при придётся выбросить. – Сайдзе, пора! – зовёт того Сато, держа руку на ручке двери. Мирай послушно кивает головой, скрывая внутреннее недовольство: тренерка дёрнула его совершенно неожиданно, не дав даже? вещи в шкафчик сложить, пришлось небрежно кинуть их на полку, тем самым смяв. Дома придётся гладить. Да и что значит её "Пора!"? Пора куда? На лёд – точно нет, в раздевалке всё-таки есть небольшой телевизор, Мирай старался поглядывать на него время от времени. Путь от раздевалки до катка занял не меньше минуты. В коридорах Мирай Танаку не заметил. – "Одного из моих соперников забрал туалет? Спасибо" – ничто никого не забирало, не беспокойтесь. Мирай так выплёскивает накопившийся внутри стресс. Сато пояснила, что сейчас Аки разминается где-то в районе парковки, там тише, да и музыка в наушниках приятнее звучит. Не обладая такими специфическими вкусами, Сайдзе занял простой коридор. Вся его разминка сопровождалась звуком хрустящих суставов и кашей в голове. Вернувшись вчера с прогулки, он уснул часа в два ночи, учитывая, что лёг в одиннадцать. Нарумия признался ему, и наверняка ждал ответа, но принимать мальчишеские чувства и в планах не было – каждый хоть раз в жизни должен испытать боль от разбитого сердца. Да, эта идея эгоистична, я знаю, не кидайте тапками.Ещё одна мысль, не давшая спокойно поспать – это обещание брата обязательно присутствовать на финале. Ещё на этапе в России они созвонились, Такато пообещал, чуть ли не клялся, посмотреть на выступление младшего брата в живую. И да, взаправду, увидеть лицо старшего среди японских болельщиков было бы неимоверно приятно. Так же резко, как и несколько минут назад, Сато прерывает поток мыслей её ученика:– Мирай, – рука, коснувшаяся плеча, окончательно выводит Сайдзе из мыслей – пора на лёд. До выступления минута. – Ой ё, – парень опускает поднятую до головы ногу на пол, после следуя за наставницей и решаясь с ней на секундный диалог. Чехлы от коньков лежат на руках у тренерки. Один шаг, и лезвие конька касается льда. Взгляды тысяч зрителей направлены на него, шестого и последнего выступающего. От этого становится не по себе.– Всё получится, Мирай, я верю в тебя, – произносит женщина.Сердце сбивается с ритма, отдаваясь болью в груди, фигурист тщетно пытается унять его. Итак прекрасно зная, что его никто не услышит, но всё равно очень тихо, он произносит:– Спасибо вам.Диктор, комментирующий Гран-при, объявляет: – Сайдзе Мирай, Япония, Произвольная программа! Выходя в центр льда, он понимает, что не боится проигрыша. Сейчас становится безразлично, на какой ступеньке пьедестала он будет стоять и кто те люди, что будут стоять рядом, плевать на те оценки, что поставят ему судьи. Начинается музыка. Сальхов, лутц, тулуп и другие прыжки были выполнены без единой запинки. Каждое приземление фигуриста на ноги японские болельщики воспринимали как маленькую победу. Последний прыжок в программе – тройной аксель – и трибуны снова и наполняются радостными криками, как бы говорящими: "Мы! Мы победим! Мы – чемпионы!"; белое полотно с красным кругом посередине поднялось выше, чем было до. Как эти люди такое совершали, для Мирай по сей день осталось загадкой. Он победил. Сейчас, как и обещал всем, кому только можно, он стоит на верхней ступени пьедестала победителей, держа букет цветов в руках. На лице играет улыбка, а из глаз нескончаемым потоком льются слёзы. Помните тот дневник, что упоминается в начале? Так вот, немного погодя, он запишет в нём о своей победе. Начав вести эту тетрадь, будучи ещё ребёнком, Мирай и помыслить не мог, что когда-нибудь выиграет Гран-при, став чемпионом; и помыслить не мог, что у брата когда-нибудь появился парень; никогда не думал, что тётя уйдёт из жизни так рано.Теперь, как бы это высокомерно не звучало, он не обычный фигурист Мирай Сайдзе. Он - победитель Гран-при Мирай Сайдзе. Дальше лишь Олимпийское золото.