29. (1/1)

Когда за Миюки закрылась дверь, Реске тихо хмыкнул и, поставив свой стакан на столик, опустил ладонь на бедро Курамочи. Тот фыркнул, качнув головой.— Отжег пацан.— Интересно, да. Никогда бы не подумал, что кто-то вроде такого парня смог лишить Миюки его хваленной рассудительности, и получилось действительно занятно, — с задумчивой усмешкой заметил Рёске.— Да и старик сглупил, нашел с кем тягаться, — согласился Курамочи.— Похоже, этот инспектор и правда не так прост, раз даже Миюки среагировал на него, к тому же это ведь Крис настоял на их сотрудничестве. Иногда меня радует, что он редко раскрывает все свои планы.— Я и не знал, что это его рук дело, думал, что Катаока сам вызвал Миюки, — Курамочи тоже избавился от своего стакана и, сощурившись, глянул на Рёске, но тот улыбнулся и отрицательно качнул головой, давая понять, что разговор на эту тему ему больше не интересен. Потом погладил его по ноге и, пристукнув пальцами по бедру, спросил:— Не болит?— Да нет, — Курамочи пожал плечами, смирившись с неудовлетворенным любопытством, и задумчиво поморщился. — Зудит иногда, почти зажило.— Раздевайся, — тут же скомандовал тот. — Хочу взглянуть.— И оценить проделанную работу? — Курамочи скинул с себя рубашку и принялся за брюки.Когда он остался только в одном белье, Реске коротко махнул указательным пальцем вниз, и Курамочи с ухмылкой избавился и от него. На теле осталось только несколько защитных пластин.— Подойди.— Мне даже как-то неловко, Ре-сан, — с ухмылкой признался Курамочи, подходя ближе, тот сразу же опустил обе ладони на его бедра.— Надо же, смущаешься, что ли? — Реске с улыбкой глянул на него и начал снимать пластыри.— Скорее волнуюсь, что проснется желание забить мне все тело, — Курамочи опустил взгляд на свой живот, откуда тот уже снял мягкую защитную пластину, открыв яркий оскал гепарда.— Не проснется, прости уж мне эту прихоть, — довольно вздохнув, Рёске обвел пальцами контуры передних лап и занялся пластырями на бедре, а когда снял последний, то прошелся ладонями по всей татуировке. — Не больно?— Нет, — Курамочи тоже внимательно уставился на рисунок. — Вышло даже лучше, чем я себе представлял, не думал, что вы и в этом мастер.— По-другому и не должно быть, только не на твоей коже, — Реске чуть отстранился и удовлетворенно хмыкнул, поднимая на него задумчивый взгляд.— Все-таки хочется забить мне что-то еще, — понял Курамочи и усмехнулся, когда тот улыбнулся, прикрывая глаза, и покачал головой.— Ты удивительно проницателен, Йоичи.— Дайте мне пару дней обдумать это.— Дай мне пару часов, убедить тебя в этом, — парировал тот, и Курамочи склонил голову на бок.— Я тут новую комнату оборудовал.— Хочешь показать?— Не терпится, — он сузил глаза, поймав чужие ладони в свои руки, потянул Рёске за собой.Вообще-то комната, о которой зашла речь, была скорее студией внутри бара. Курамочи давно планировал избавиться от арендованной квартиры в соседнем здании и полностью перейти в собственное, в которое угрохал столько ресурсов.Он занимался ремонтом почти все свободное время, и теперь, когда все, наконец, было закончено, он невольно оглядывался назад, вспоминая, с чего вообще все началось, и ловил себя на мысли, что это должно было быть чудом. От фантазий о собственном влиянии на район, который он считал своим домом, бара с хорошей выпивкой до подростковой влюбленности, ведь конце концов, он сам, грубо говоря, сох по Рёске еще со старшей школы, когда тот был студентом.Для того, чтобы у Курамочи снесло крышу, хватило всего одной встречи, еще и в одном из довольно проблемных районов, где он пропадал почти все время, не заботясь о собственном правильном будущем, о котором ему то и дело говорили старшие, и собственно на которое ему было плевать. Там-то они и пересеклись, точнее, Рёске был тем, о ком Курамочи был наслышан: уличная шпана боялась его, как огня, и он почти полыхал ожиданием этой встречи, намереваясь заявить о себе и уверенный в том, что никогда не признает чужое влияние. Тем более какого-то там студента со своими такими же мутными друзьями.Да, черт возьми, сама идея оказаться послушным щенком, как остальные, вызывала у Курамочи прилив неконтролируемой ярости, и если бы кто-то тогда сказал, что его можно подчинить, просто саданув по макушке ребром ладони, даже не слезая с байка, то точно оказался бы с разбитой мордой, но… Когда это все-таки прилетело по его выкрашенной в светлый цвет голове, на секунду Курамочи даже показалось, что увесистый удар выбил оттуда все мысли разом. Возможно, в этом была также виновата откровенно снисходительная ухмылка на привлекательном лице или, может, неправдоподобно нежный голос, который на удивление легко пробился сквозь рычащий звук мотора.— Разве тебя не предупреждали, что не стоит нарушать порядок, Йоичи?— Предупреждали, — Курамочи ответил, не задумываясь; он тогда и голоса своего не узнал, а затем и вовсе умолк, словно язык проглотил, когда Рёске усмехнулся откровеннее, откинув его оценивающим взглядом, и прежде чем, надеть шлем, добавил:— Может, когда ты немного подрастешь, это будет даже интересно, а пока тебе следует быть послушным. Повторять я не люблю.Он стартанул с места, оставив Курамочи наедине с собственным шоком, который быстро сменился на жгучее желание пробудить в этом парне тот проклятый интерес, о котором он успел сболтнуть.Но больше он его не видел, все планы, крутившиеся в голове Курамочи в тот момент, нарушил сначала внезапный переезд, затем поступление в университет, который он благополучно бросил только на третьем году обучения, а когда он вернулся в Токио, то атмосфера в городе уже была неузнаваемой. Возможно, виной тому был взрослый, а не подростковый взгляд на многие вещи, а может, и его желание работать буквально этажом ниже остальных и исключительно на себя. В сознании все еще оставалась та подростковая мечта, и он не торопился от нее отказаться.Тогда-то он и пересекся с Миюки. Сначала даже глазам своим не поверил, а услышав знакомый смех из-за барной стойки, который раздражал его всю юность и стал разве что чуть ниже, чем он помнил, кулаки зачесались почти по привычке.В отличие от него, Миюки, кажется, не был удивлен их встрече, он даже не сразу заговорил с ним, только кивнул и еще несколько минут крутился у другого конца стойки, а когда все-таки освободился, не дал Курамочи и рта раскрыть.— Если хочешь свое заведение, то придется постараться, — он прочел его желания с ходу, даже толком не поприветствовав, только плеснул в стакан ром и сунул под нос, после чего самодовольно усмехнулся.— Спасибо, что открыл мне глаза, хрен четырехглазый, — недовольно буркнул Курамочи и нахмурился сильнее, когда чужая ухмылка стала шире.— Здесь, в городе, сейчас полно таких баров, но не похоже, чтобы ты хотел открыть какое-то подобное заведение.— Я еще даже не выпил, а от тебя уже тошнит, так что не делай вид, что знаешь, что мне нужно.— У тебя это на лице написано, — Миюки легкомысленно пожал плечами, и когда Курамочи непонятливо скривился, пояснил: — Вон та штуковина, единственное, что здесь тебе пришлось по душе, — и махнул рукой, указывая в сторону стены, украшенной традиционными картинами. — Похоже, ты уже обошел не один район.— Не один, — Курамочи уклончиво кивнул, решив, что отпираться бессмысленно, потом задумчиво снизил голос. — Мне не нужен бар, в котором гости будут появляться только для того, чтобы залить шары до состояния тухлой колбасы.— В таком случае, повторюсь, тебе придется постараться.— Ты хоть в чем-то изменился, а, мудила? — недовольно поморщившись, Курамочи все-таки обратил внимание на свой стакан и, не раздумывая больше, опрокинул его залпом и тут же закашлялся. Внутри зажгло так, словно он жидкого огня хлебнул, в лицо мгновенно ударило жаром, а голос практически пропал, когда он беспомощно просипел: — Господи, твою мать, это откуда?Миюки потянулся за бутылкой и, крутанув ее, неубедительно удивился.— Ох, Австрия.— Австрия?! А со спирта ты начать не мог? — Курамочи с трудом выдохнул, вытирая выступивший на лбу пот, потом снова глянул на Миюки, и тот быстро сунул ему в руки увесистую бутылку. По-хорошему стоило бы дать ею по очкастой морде, но он вовремя остановился и снова тяжело вздохнул. — Аж ливер пропекло.— Рад, что тебе понравилось, — Миюки улыбнулся так, словно всерьез захотел получить в зубы, Курамочи нервно оскалился, стараясь полноценно взять себя в руки, получалось не очень.— Да, пошел ты нахер для начала. Какого черта ты вообще работаешь барменом и лезешь в мои дела? Или, погоди, ты…— Вообще-то я студент, должна же быть у меня подработка, — тот пожал плечами.— И где ты учишься? — без особого интереса спросил тогда Курамочи, отодвигая бутылку с адским пойлом от себя подальше и стараясь не заострять внимание на чужой ухмылке, которая только шире стала вместо ответа. Сам он и так заметил, что тот слишком часто поглядывал на гостей бара, задумчиво щурился и явно что-то успевал обдумывать, а потом и вовсе дал понять, что трепаться о себе не будет.— Не так это и важно пока, мы же сейчас о твоих планах говорим.— Тогда, как насчет объяснить, с какого пушистого хера о них вообще речь зашла, я тебя несколько лет не видел, еще б столько же, конечно, не видеть, а ты с ходу лезешь ко мне в голову, не разуваясь.— Удачное стечение обстоятельств. А о том, что ты вернулся в город, мне сказал Зоно, — Миюки очевидно сдался, раз все-таки решил пояснить. Курамочи моментально вспомнил, как встретил старого знакомого, когда поехал заключать контракт на транспорт, но этот ответ мало его удовлетворил.— Продолжай, — он вздохнул и притянул бутылку обратно, Миюки тут же повторил порцию и снова пожал плечами:— Я предлагаю тебе сотрудничество, Курамочи. Нам необходимо наличие такого серьезного заведения, которое ты хочешь открыть.— Чт… Какое еще сотрудничество и кому это – вам? — тот даже растерялся от неожиданности, не успев донести стакан до рта, поставил его обратно на стойку, а Миюки некстати отвлекся на официанта.Тогда тот так ничего и не объяснил толком, к концу его смены Курамочи самостоятельно на ногах не стоял, потом на горизонте замаячил Зоно с еще одним знакомцем, после чего единственным, что осталось в памяти было обещание самому себе: не подливать никакого прочего бухла в желудок, если туда успели плеснуть самого настоящего, старого доброго абсента.Курамочи, на самом деле, впервые ловил глюки и ту высокоградусную ночь вспоминал с содроганием, так же, как и последующее утро, когда очнулся, уткнувшись лицом в холодную плитку пола ванной комнаты в чужой квартире, где собственно проснулся от почти знакомого голоса, который нежно посоветовал ему, как следует, убраться после себя.Он ушиб лоб до звездочек перед глазами, когда на четвереньках ринулся из ванной, чтобы увидеть обладателя того самого голоса, но за тем уже щелкнула входная дверь. А ближе к обеду заявился до отвратительного бодрый Миюки и вместо ответов на вопросы нагрузил больную от дикого похмелья голову кучей информации, от которой зудило не только затылок и лоб, но и кулаки.Почесать их не удалось, ни тогда, ни потом, хотя случаев было много, но тот голос, который он позже даже считал плодом воспаленного от переизбытка крепкого пойла воображения, едва не стал решающим пунктом в пользу этого странного сотрудничества.Довериться человеку, которого знал всего пару лет еще подростком и его странной, но так же малознакомой компании было дикой затеей, но Курамочи почему-то ухватился за нее. Тогда-то он точно не думал, что придется провернуть достаточно масштабную работу, но результат оказался именно тем, чего он хотел, и даже больше.Именно с руки Миюки, как ему тогда казалось, его понесло сначала в штаты, затем он с трудом выбрался из Мексики, поливая бывшего одноклассника последними словами, только для того, чтобы провариться еще несколько месяцев в тех странах, названия которых он даже прочитать с первого раза правильно не мог. Надо сказать, что карибские острова Курамочи запомнил хуже всего, он практически не просыхал те несколько недель, что там болтался. Сам Миюки сопровождал его только в Гватемале, и то пробыли они там несколько дней, хотя не то, чтобы Курамочи и это хорошо запомнил.В конце концов, его потрепало по миру почти два с половиной года. Получившийся выход, оказался тем, что он успел выстроить неплохие деловые отношения со многими людьми и наработал колоссальный опыт в области ведения своего будущего бизнеса, так что желание прострелить Миюки оба колена, отпустило, правда, ненадолго. Все-таки сотрудничество с ним и его странноватой компанией все еще находилось где-то за гранью психической выносливости Курамочи. Единственный, кому он всерьез начал доверять, был Тэцу. Не то военный, не то, черт знает, пойми кто, именно он помог ему выбраться из Мексики и составил компанию в центральной Азии, после которой Курамочи занялся поиском средств для восстановления печени.Район, который он выбрал для своего бара, помогал выбирать один из знакомых Миюки, так он и познакомился с Санадой, тот тип раздражал его чуть меньше, к тому же он быстро и забавно пьянел, начиная травить весьма нетривиальные шуточки.Позже в процесс вмешался Танба. Курамочи помнил его по связи с Исашики еще со школы, тот сэмпай частенько гонял его со знакомыми студентами на старом спортивном поле, где он ошивался вместе со сверстниками, включая Миюки. Было даже странно видеть всех этих людей спустя годы почти в одной и той же компании.С ремонтом Миюки спешить не советовал, он был уверен, что предстоит немало разборок, да и сам Курамочи прекрасно это осознавал. Он собирался открыть бар на пересечении территорий двух достаточно серьезных группировок и руководствовался только законными бумажками, которыми его снабдил Танба, предупредив при этом, что для такого бизнеса это все равно, что подзадничные салфетки. Так что Курамочи был готов к любым последствиям и столкновениям, в конце концов, именно в этом и был весь план.Открытие должно было подействовать на максимальное количество людей, таким образом, Курамочи мог бы подпалить чужие задницы, заявляя о себе, не как о серьезном конкуренте, а как о том, кто займет нишу, в которой только одно единственное место.Тогда то, он еще не совсем понимал масштабы предстоящей заварушки, несмотря на то, что на тот момент прошло уже почти три года, как он влился в это новое и довольно серьезное общество, люди в котором редко пересекались друг с другом, и вся связь в основном поддерживалась либо через молодых курьеров, либо по телефону.К слову для Миюки такое существование очевидно было самым естественным, за все то время до открытия бара, Курамочи видел его всего три или четыре раза, половина из которых заканчивалась кафельным полом под его собственной невменяемой на утро мордой. Миюки же в отличие от него оставался бодрым и трезвым, казалось после любого количества алкоголя, словно вместо кишок у него была чёрная дыра, впрочем, как и у Тэцу.Это до сих пор несколько нервирует Курамочи: за время, проведенное за барной стойкой, таких людей он больше не встречал.Позже он не раз думал, что, если бы не его переезд в старшей школе, все сложилось бы либо куда проще и раньше, либо совсем иначе. В любом случае эти годы он считал упущенными. Однажды он даже озвучил это при Рёске, и тот повторил свой увесистый подзатыльник ребром ладони, для того их встреча уже в его баре, оказалась довольно приятным или даже забавным воспоминанием. О более раннем происшествии Курамочи вспоминать не хотел, все еще существовала вероятность, что чужой голос ему причудился после того абсента, и хотя Рё-сан улыбался довольно хитро, но все-таки ничего так и не сказал. Очевидно, в приоритете у него был именно тот случай, когда в едва открывшимся баре случилась первая и последняя, но самая беспорядочная заварушка, которая грозила дойти до перестрелки, если бы веселье не было прервано. Курамочи с этим не спорил, в конце концов, это был первый раз, когда он смог взять себя в руки и заглушить вспышку ярости.Он тогда изрядно накатил, выяснив, что гости пришли к нему не за выпивкой, а за конкретным мордобоем — претензии были даже не к нему, точнее с самого начала отношения пришли выяснять именно с ним, но потом противостояние группировок оказалось важнее, чем расположение бара на спорной территории.В его заведении моментально разрослась скандальная драка, а хуже оскорбления для хозяина и придумать было сложно, Курамочи и не сдержался.В крови плескался алкоголь, в голове бесился подогретый градусом мозг и в самый разгар вечеринки, когда он забрался на стойку с веером своих ножей, каким-то чудом не запутавшись в ногах и бутылках, в бар вошел он, и все резко затихло. Курамочи даже на секунду решил, что его кто-то оглушил.Позже он узнал, что это Миюки привез Рёске, пообещав тому незабываемое зрелище. Тот, очевидно, успел поанализировать интерес к упомянутой вскользь фамилии Коминато, Курамочи тогда рефлекторно навострил уши и отвлекся от реальности так, что впервые пробил себе палец вместо куска льда, уж такого-то Миюки точно не мог упустить.И тогда он хорошо запомнил это чувство, ведь еще никто не рассматривал его так двусмысленно оценивающе несколько долгих секунд, прежде чем все-таки разбавить повисшую напряженную тишину своим мягким голосом.— Так, Миюки действительно не соврал, — насмешливо заметил Реске, прошел дальше, уселся на один из уцелевших диванчиков и небрежно качнул пальцем. — Вы — выметайтесь, а ты, — он все еще не сводил с Курамочи взгляда, и когда бар опустел, коротко закончил: — Раздевайся.Не так себе представлял их встречу Курамочи, разумеется, он узнал его, может, даже не внешне из-за тусклого освещения или опьянения, а по голосу, но не сразу поверил в происходящее. А потом возможно из-за того, что он был на взводе и порядком навеселе, Курамочи даже не попытался обдумать собственные действия и, просто плюнув на беспорядок вокруг, откинул ножи, покачиваясь, но, не слезая со стойки, кое-как стащил с себя рубашку и склонил голову на бок, щурясь и пытаясь вглядеться в чужое лицо.Реске продолжал заинтересованно смотреть на него в ожидании продолжения.— Продолжай, Йоичи, у тебя нет причины останавливаться.И Курамочи не остановился, поверив ему на слово. Собственное имя, озвученное этим голосом во второй раз, подействовало на него, наверно, даже сильнее, чем тот абсент, который едва не сжег ему рассудок.— Ну и о чем ты так крепко задумался? — мягкий голос вытолкнул его в реальность, Курамочи проморгался, прислушиваясь к ощущениям. Рёске водил пальцами по его плечу до шеи и обратно, ощутимо задевая ее ногтями, очевидно определившись с местом для новой татуировки.Он перевернулся на бок и уставился на его лицо.— О той нашей встрече, когда мне пол бара разнесли, что я тогда вытворял на стойке, — Курамочи приглушённо рассмеялся.— Это было горячо. Повторить не хочешь? — Рёске усмехнулся, приподнимаясь на локте и с интересом рассматривая его лицо, будто в первый раз.— Только если вы предложите мне равноценный обмен, Рё-сан.— Запрещенный прием, Йоичи, — предупредил тот, запуская пальцы в волосы и ощутимо сжимая их, так что Курамочи хищно оскалился.— Ну же, вам есть, что мне предложить?— Безусловно.Курамочи знал, на что идет, дар убеждения, которым обладал Рёске, был, пожалуй, единственным в своем роде, как и он сам.