1. Вальтер (1/1)

Здесь царит покой. Мертвый покой.У некоторых затонувших кораблей сохраняютсяснасти, а у некоторых даже паруса.У многих есть команда – запутавшиеся в снастяхили привязанные к рулевому колесу моряки.Благодаря подводным течениям,их путешествие все еще продолжается –без цели, без гавани плывут по мирумертвые корабли с командами из скелетов,над затонувшими городами и между подводнымигорами, до тех пор, пока корпусне рассыплется в прах от гнили и корабельных червей.Иногда с них срывается якорь и падаетна самое дно, в холодную тишинуглубоководной равнины, тревожапокой столетий поднятым облачком ила.Терри Пратчетт "Опочтарение"– Из Норвегии поступила еще одна телеграмма, – Принц Ойген хмурился, и это было необычно, Ойген редко показывал свои эмоции вот так открыто. – Хиппер сообщает, что силуэт неизвестного рейдера определенно немецкий. И более того, он похож на нас, крейсера типа ?Адмирал Хиппер? или на линкоры типа ?Бисмарк?.– Ваш брат не мог перебрать норвежской выпивки под сюрстремминг? – Вальтер не хотел его обидеть, но у него возникали серьезные сомнения в анализе Хиппера. – Вы в Гамбурге. Я тоже здесь, как видите. Мой дорогой брат с прошлой недели в Сен-Назере. Хиппер в Норвегии. Больше нет никого, кто мог хотя бы отдаленно походить на нас вместе взятых. Впрочем, как бы я ни относился к герру Хипперу, но даже он спьяну не перепутает Шарнхорнст или Эмден со мной или с собой.Судя по лицу Ойгена, тому стоило немалых усилий не запустить папкой с документами ему в лицо.– Ваше легкомыслие, герр Бисмарк, не делает вам чести. За два месяца был потоплен один наш корабль, серьезно повреждены две субмарины и один крейсер. А вы рассуждаете о делах, не имеющих отношения к нашей проблеме!Вальтеру стало стыдно, он поднял руки и сменил тон.– Извините, Ойген. Я просто растерян. Дело пахнет мазутом, я полагал, что это шуточки англичан или бредни пьяной матросни, но… Я не знаю, что мне делать. Меня тревожат эти потери. Они тревожат Гросс-адмирала и фюрера. И… И у меня нет ни одной идеи, как с этим разобраться.– Отправиться в Норвегию, – ледяным тоном отчеканил Ойген. – Это ваш долг.– Это мой долг, – согласился Вальтер. – Останетесь моим заместителем?– Это мой долг, – Ойген поджал губы. – Ради всего святого, будьте благоразумны.Вальтер пожал плечами. Когда дело касалось Хиппера, Норвегии и странностей, он не мог давать такие обещания. Но под испытующим взглядом ему пришлось кивнуть. В конце концов, если он сделает ошибку или просто набьет Хипперу морду, Ойген придет и всё исправит. Эта вера была детской и наивной, несмотря на то, что Вальтер уже больше года был в самостоятельном плавании, но как людские дети верили во всемогущество своего отца, так и Вальтер верил, что герр Рейнике может всё что угодно.Как-то так сложилось, что Вальтер с Хиппером невзлюбили друг друга с первого взгляда. Один Господь и, может быть, гросс-адмирал Редер, знал, что там творилось в голове у этого крейсера, но Вальтера он, мягко говоря, не любил. И всё тут. Пока Вальтер был маленьким и находился под опекой Ойгена, не было ни дня, чтобы это исчадие ада, повернутое на скандинавских легендах и викингах, не устраивало пакостей маленькому линкору. Вальтер огрызался, пакостил в ответ, иногда пытался порыдать в китель наставника (ну, это было всё равно, что плакаться сугробу, ощущения и итог примерно были одинаковы). Победа была далека, как южные моря, в которых Вальтеру так и не довелось побывать. А Хиппер просто наслаждался безнаказанностью.Впрочем, вскоре Вальтер вырос. К его чести, мстить за детские обиды Вальтер не стал, но когда Хиппер решил разворошить былое, то отомстил, услав непокорного ублюдка в Норвегию, к нежно любимым Хиппером фьордам и каменным руническим истуканам. С глаз долой, из сердца вон. Хиппер, впрочем, не особо радовался. Не так давно там погиб их с Ойгеном брат, второй крейсер их класса по имени Блюхер, с которым Хиппер был вроде как дружен, в отличие от Ойгена. Но в любом случае, в Гамбурге стало спокойней без Хиппера.А потом появился чёртов рейдер.Бисмарк чертыхнулся, отложил книгу и потянулся погладить кота. На третий день плавания ничего не происходило, даже англичане не показывались в небе. Над Балтикой мозолили глаза, а стоило пойти севернее – как ветром сдуло.Шедший в кильватере Ульрих держался под водой, поднимаясь только дважды в сутки – подзарядить аккумулятор и поужинать с отцом. Чем старше становился сын, тем меньше времени они проводили вдвоем, чтобы не поссориться. Волчонок быстро вырос и отрастил клыки. А поскольку яблочко от яблоньки недалеко падает, то характер у волчонка оказался под стать отцовскому – резкий, неуступчивый, буйный. Двум злобным сукиным детям было тесно на одной палубе. Да нет, даже не на одной палубе, а в одной гавани, и даже в одном море. Ульриху всего было мало, кроме отцовского внимания.Впрочем, это не мешало Вальтеру обожать его как самого себя.Вальтер выбрался на палубу, поежился от налетевшего северного ветра и застегнул шинель на все пуговицы. Кот потерся о ноги, вопросительно мяукая.– Ты ел, – отрезал Вальтер. – Будь добр, помни, что в море мы едим по часам.Оскар посмотрел на него с презрением. Будь у кота плечи, он мог бы пожать ими и сказать что-нибудь вроде ?Сам дурак!?. Но, к счастью, Оскар даром речи не обладал.Где-то в метрах пяти над ними парил альбатрос. Вальтер махнул ему рукой. Как знать, может это был кто-то из его собратьев или предков, альбатросов следовало уважать, ведь в них перерождались души погибших кораблей. Не все, конечно, некоторые воплощались в новые тела, но такое было скорее редкостью и по большей части так везло кораблям Королевского флота. Впрочем, не Вальтеру было им завидовать. Не каждый из них был как Йорктаун, американский авианосец и неформальный лидер. Йорктаун погибал и возвращался снова, непобедимый, бессмертный, всегда юный. Услышь Хиппер мысли Вальтера, он бы обязательно вставил свои пять пфеннингов о скандинавском боге Бальдре, например. Но Хиппера здесь, слава богу, не было.Вдалеке виднелась сизая полоса скал, ветер сменился, с суши тянуло сыростью и чем-то неузнаваемым, быть может, гниющими водорослями. Вальтер не чувствовал ничего: ни предвкушения, ни страха, ему было скучно. И это отчего-то пугало.В рубке застучал телеграф, выплевывая ленту сантиметр за сантиметром.– Принеси, – Вальтер наклонился и погладил кота по спине.Оскар вскоре вернулся с лентой в зубах.?Слышу гул винтов ЗВ. У.?– Боевая готовность, – скомандовал Вальтер сам себе. Кормовые башни нацелились на зюйд-вест, с катапульты сорвался и устремился в небо Арадо-196. В небо уставились расчеты ПВО, в трюме громче застучали агрегаты силовой установки.– Передай ответ: ?Увеличь дистанцию, иди параллельным курсом?.Кот умчался обратно в рубку, а Вальтер уставился в небо. Альбатрос исчез. Сизая полоса на горизонте стала четче, следовало быть осторожней.К вечеру неизвестный корабль нагнал их, став из слышимого еще и видимым – темная точка на горизонте, едва различимая глазом. Неизвестный не скрывался и шел на них с Ульрихом на всех парах. Вальтер отправил в небо самолет-разведчик. Если их преследователь так неразумно тратит горючее, то он или безумец, или у него есть компаньоны – субмарина, как у Вальтера, транспорт снабжения или собрат-рейдер. От этих перспектив у Вальтера становились дыбом волосы на загривке: уж больно это походило на май сорок первого и ту игру, что затеял тогда Королевский флот. Вальтеру нравилось быть котом, а вот роль мыши его совершенно не устраивала. Но на радаре было чисто, вернувшийся разведчик доложил, что всё спокойно.Заработал телеграф и, забрав телеграмму от Оскара, Вальтер кивнул сам себе. Всё-таки они мыслили с сыном одинаково, и Ульрих собирался атаковать неизвестного, проверить его реакцию и заодно заставить понервничать его товарищей, буде они таки здесь.– Передай ему, что я разрешаю, – Вальтер прислонился к своей орудийной башне. Вдруг захотелось закурить, но он пересилил себя.Ульрих сделал пробный залп, торпеды ушли в молоко, но враг не изменил курс и даже не стал идти противолодочным зигзагом.– Он ненормален, – Вальтер на всякий случай надел на Оскара спасательный жилет, спроектированный специально для кота. Конечно, капитан идет на дно вместе со своим кораблем, но корабельному коту вовсе не обязательно заканчивать жизнь на дне. Оскара Вальтер любил ничуть не меньше сына и желал своему коту долгой и сытной жизни. Пусть даже и не с собой. Воплощенной удаче следует жить, а не гнить на дне.Кот вопросительно мяукнул, а Вальтер покачал головой.– Он идет напролом, хотя это противоречит здравому смыслу и военному делу. Даже будь этот корабль моим союзником, он бы попытался узнать, кто я на самом деле. Я не знаю, кто этот безумец, но предполагаю, что боя не избежать. Хотя… Передай Ульриху, что я попытаюсь скрыться за дымовой завесой.Оскар умчался к телеграфу, а Вальтер прикинул новый курс. Развернуться и пойти восточнее на тридцать градусов. Да, он сожжет немало топлива этим маневром и потеряет почти семь часов. Но оно будет того стоить.Говоря о том, что он не знает, кем может быть безумец, затеявший эту погоню, Вальтер кривил душой. Он знал одного такого безумца, довелось скрестить с ним сабли. Звали его Джорджем Ковентри, но большинство знало его как линейный корабль Его Величества Кинг Джордж V. В мае сорок первого Ковентри был одержим местью за смерть своего крестного и наставника, всеобщего любимца и гордости Королевского флота, того, кого Вальтер не без помощи Ойгена победил в своём первом серьезном бою. Звали тот корабль Альфредом Худом. Сэром Альфредом Худом. Королевский флот и его новый флагман не собирались спускать Бисмарку с рук эту смерть.Вот они и не спустили двадцать седьмого мая. Вальтер поежился, вспоминая, как вода хлынула в лёгкие, но после досадливо тряхнул головой: море не то, сам он тоже изменился и стал сильнее, да и сейчас с ним Ульрих, а волчонок не даст ему умереть во второй раз.Отомстив один раз, Кинг Джордж не успокоился, он вызывал Вальтера на дуэль, он искал его по всем морям, но до сих пор Вальтеру везло. Должно и на этот раз повезти.Солнце скрылось в морских водах. Хиппер, будь он неладен, говорил, что его проглотил большой черный дракон, живущий в море (Вальтер этого дракона полгода боялся, пока не подрос). Но вражеский корабль яркой точкой следовал за ними, он не тушил бортовые огни и вообще пренебрегал светомаскировкой. Вальтер поставил дымовую завесу и лег на другой курс. Распустились мыши, пока кот в Гамбурге раны зализывал…Сначала ему показалось, что преследователь оторвался, он даже выпил по этому поводу бокал вина в своей каюте, но спустя полтора часа пришла новая телеграмма от сына: ?Преследователь держит курс?.– А черти его в корму через якорь! – Вальтер бегом бросился на палубу. Точка на горизонте сияла не хуже Полярной звезды. – Да кто он такой?! Ковентри бы уже начал телеграммы любовные слать!Но телеграф как раз молчал, Ульрих соблюдал режим радиомолчания и правильно делал.Вальтер дважды пытался повторить маневр, но только зря жег мазут. Утром преследователь держался еще ближе, чем на закате. Тут еще Ульрих радировал, что у него садятся аккумуляторы.?Поднимайся на борт!?, – велел Вальтер.Измученный сын еле взобрался по трапу и буквально обвис у него на руках.– За… Уффф… – только и смог сказать Ульрих, а после отстранился. – Я не маленький, руки свои убери, папаша.– Угу, большой и страшный герр волк, хочешь протереть палубу своей шинелькой? – Вальтер повел его к себе в каюту. – Ложись и поспи хотя бы полтора часа. Я попетляю, чтобы выиграть нам время, а там уже будут наши воды.– Угу, – Ульрих плюхнулся на кровать и сразу же отключился. Вальтер вздохнул и принялся стаскивать с него сапоги и шинель. А после сидел рядом, рассеянно разглаживая спутанные серые кудри, грустно отмечая глубокие морщины и синяки под глазами. Мальчик вырос, мальчик устал, мальчик стал мужчиной. Его мальчик, его волчонок, с таким добрым и расслабленным во сне лицом. Наверное, ему снилась эта японская большеглазая мартышка Ито, недовольно подумал Вальтер.Он мог бы сидеть так целую вечность, но внезапно заработавший телеграф потребовал внимания. И Оскар уже мчался с посланием.– ?Стой!?, – прочитал Вальтер. – Кто-то ужасно самонадеян. А может это все-таки Ковентри? Решил, что я могу спутать его с кем-то другим и подал голос?Кот только махнул хвостом и принялся выпрашивать еду.– На камбуз иди, – ругнулся Вальтер. – Нет, вряд ли, этот сукин сын никогда бы не зашел так далеко, да ещё и один… Ковентри ходит в компании Уэльского и Рипалса с Ринауном, а где-то неподалеку пасутся авианосцы. Нет, вряд ли это Ковентри.Два часа преследователь ждал ответа, а Вальтер предполагал, что его молчание уже достаточный ответ. Он бездумным взглядом гипнотизировал то карту, то сонное лицо сына, а после решил, что примет бой.– Ули, пора вставать, – будить измотанного сына не хотелось, но было нужно. – Вставай, малыш.– Я тебе не малыш, – сонно рявкнул Ульрих, стряхивая его руку со своей щеки. – Что там?– Идешь в Норвегию за подмогой, берешь Хиппера за шиворот и возвращаешься сюда. А я поиграю с нашим неизвестным в кошки-мышки.– Ты? – Ульрих презрительно поморщился и принялся натягивать сапоги. – О, ты их высушил, ну спасибо. Староват ты, чтобы с голой задницей на вражеские корабли бросаться, папаша. Большой кот, мать твою верфь. Утопят тебя во второй раз, будешь знать. Но мы с Ойгеном твою задницу спасти не успеем.– Ну-ну, кто-то много о себе думает, – Вальтер пихнул его в бок и подал шинель. – Иди, у меня просто не хватит топлива дойти до наших вод, сжег две трети всего, что было в танках. Поэтому мне нужен Хиппер, чтобы дозаправиться.– Ну ты и идиот, всего за ночь? Папаша, это… – Ульрих осторожно коснулся его руки. – Будь осторожен.– Буду, – Вальтер кивнул и подал ему чашку с кофе. – И ты будь осторожен.Ульрих только косо посмотрел на него, но ничего не сказал.Через полчаса лишь смятая постель напоминала о том, что Вальтер когда-то вышел из Гамбурга вместе с сыном.После полудня начал сгущаться туман, и Вальтер понял, что сбился с курса. Это было странно, поскольку он был линкором и мог контролировать свои приборы, не надеясь на силу ветра и скорость морских течений, он был совершенным образцом немецкого инженерного гения. И чтобы вот так радар и компас начали сбоить одновременно?Впрочем, Вальтер мог бы предположить, что компас забарахлил потому, что он оказался над местом, где близко к поверхности выходила жила железной руды. Он не слышал, чтобы такое бывало в этой части морей, но мало ли, чего только не происходит в мире изо дня в день, не всё успевают записать. А иногда и записывать уже некому.Но как бы там ни было, он потерял преследователя и надеялся, что и преследователь тоже потерял его.Вскоре все вокруг заволокло кисельным маревом, видимость была хорошо если два с половиной-три метра для человеческого глаза. Наблюдать это из рубки было неуютно и неспокойно, и Вальтера за каким-то морским дьяволом понесло на палубу, а кот увязался за ним.Сигнальный фонарь на мачте казался призрачным и нереальным, как огни святого Эльма. Вальтер поежился, по спине пробежала струйка холодного пота. Он не боялся иррациональных вещей с некоторых пор, смерть примиряет со страхами. Но сейчас какая-то часть его существа истошно орала от паники и призывала бежать и прятаться. Впрочем, бегство со своей же собственной палубы – дело невозможное.Кот зарычал, вздыбив шерсть на загривке. А туман клубился, заливая палубу, захватывая её, скрывая и пожирая метр за метром надстройки и орудийные башни. Он светился изнутри, то зеленоватым, то розовым, превращая окружающее пространство в фантасмагорию или галлюцинацию. Вальтер начал задыхаться от дикого безотчетного страха, пальцы сами нашли рукоять сабли, и прикосновение к золингенской стали его слегка успокоило. Он попятился к ближайшей башне, чтобы упереться в холодный металл лопатками, почувствовать спиной бронированную стену. Чтобы знать, что он, Вальтер фон Бисмарк всё ещё существует на этом свете в двух своих формах. Нечисть, если он правильно помнил, можно убить холодной сталью.А после он услышал шаги. Кто-то шел по его палубе, кого не смущал туман. Кто-то, чьи шаги туман не заглушал. Кто-то, чьего приближения он не почувствовал ни как человек, ни как корабль, кто-то опасный и невидимый.– Ульрих?! – вышло жалко, голос дрожал, потому что Вальтер знал ответ: это не был его сын, у сына была совершенно другая походка.– Иди сюда. Где твое оружие? – спросил его туман.Фонарь выхватил в центре молочного ничто темный силуэт. Вальтер, как ни напрягал глаза и приборы, не мог разглядеть ничего четкого – ни знаки различия, ни черты лица. Незнакомец был чуть ниже его ростом, одет в чёрное, по покрою похожее на немецкую форму, и всё.Вальтер крепче сжал рукоять сабли.– Это ты шёл за мной?– Да.– Ты не Кинг Джордж. Я тебя не знаю, – Вальтер потянул саблю из ножен. – Кто ты?– Я рейдер, – ответил ему незнакомец и обнажил свое оружие. Лезвие его сабли сияло зеленым мертвенным светом, снова вызвавшим ассоциацию с огнями святого Эльма. – Я тот, кто не спит и ждет конца мира. Я тот, чья душа ищет чужие корабельные души. Я рейдер.– Изыди, дьявол! – беспомощно выкрикнул Вальтер. – Не надо придумывать страшные сказки! Открой свой флаг, покажи свое лицо!– У меня нет ни флага, ни лица, – ответил незнакомец и нанес первый удар. Туман, казалось, только и ждал этого момента, чтобы заполнить вообще всё, захватить этот мир и палубу некоего линкора Бисмарка.– Ну это нечестно! – возмутился Вальтер, прорубая себе дорогу сквозь туман.?Как много крови, – думал Вальтер, пытаясь отползти. – Господи, неужели это всё вытекло из меня? Её ведь всего четыре литра… нет, пять. Или четыре с половиной??Он лежал на палубе, его руки и ноги совершенно окоченели. В спину упиралась якорная цепь. И это было неприятно. Кот горестно выл где-то на корме. А незнакомец, назвавшийся рейдером, стоял в какой-то паре шагов от него и вытирал лезвие своей сабли шарфом Вальтера. Шарф было жаль, Ойген подарил на прошлый день рождения. Отличный алый шарф из английской шерсти. Непатриотично, зато тепло.– Не трогай! – Вальтер хотел рявкнуть, как бывало рычал на провинившихся подчиненных, но вместо сильного властного приказа получился сдавленный хрип.– Вы одинаковые, – рейдер повернул к нему голову, но черты лица Вальтер так и не мог различить, мешали мельтешащие пятна в глазах и ошметки тумана. – Вы слабые. Вас легко ломать. Живое всегда легко ломать. Я ошибся. Я думал, ты такой же, как я. От тебя пахло холодом, сожалениями, ты казался наполовину мертвым. А ты живой. Утащить тебя на дно легче, чем мне казалось. Жаль.Вальтер удивился настолько, насколько ему позволяло его плачевное состояние.– Ты не корабль? Ты не из наших? Но как тогда ты можешь принимать корабельную альт-форму?– Я рейдер, – зеленое лезвие взлетело и опустилось ровно посередине груди Вальтера.И Вальтер умер, не получив ответы на свои вопросы.– Кого это черти принесли? – спросил смутно знакомый голос.Вальтер приоткрыл один глаз. В груди пекло, в легких не хватало воздуха, глотка болела, как будто он нахлебался морской воды.– Я же умер, – прохрипел он, хватаясь за грудь.– Да мы все тут немного мертвые, – ответили ему. – Но ты сидишь на пороге. Ты или сюда, или обратно давай, сквозит.Вальтер возмутился:– Куда обратно?– В море, идиот, – ответили ему, и тут Вальтер узнал голос. Это был старый Эмден, который когда-то воспитывал Хиппера и Ойгена, а до того служил в Императорском флоте. Старый-старый Эмден. Вальтер скучал по нему и его страшным морским сказкам.Кто-то уже помог ему сесть, поднес к губам стакан с водой.– Давай, решайся скорее.– Я не понимаю, поэтому не могу выбрать оптимальное решение. И где Оскар?– Флагман всегда остается флагманом, – со смешком ответил Эмден. – Оптимальное решение тебе? Катись уже отсюда, Вальтерхен.Ледяная волна затопила сначала его сознание, а после и тело, смыла всё, кроме боли и непонимания, а после оставила его лежать ослепшего и оглохшего на другом берегу.Прошло некоторое время, прежде чем к нему вернулись зрение и слух. Вальтер долго отплевывался от песка, а после подполз к воде, чтобы умыться. Он продрог до самых костей, а на берегу, как назло, не было ни единой ветки, ничего, что можно было бы использовать для костра. Умывшись, он расстегнул китель и рубашку, чтобы проверить, что стало с раной в боку и в сердце. Раны зарубцевались, как будто кто-то успел быстро заделать пробоины в корпусе его альт-формы. Тело болело, но боль была скорее нудной, чем опасной.– Я всё-таки умер, – сказал себе Вальтер и сам испугался своего голоса. – Твою мать, вот Ульрих расстроится… Или не расстроится… Ойген точно расстроится, я опять не выполнил задание. И кота ужином не покормил, вот чёрт.Посидев еще с полчаса, он зашел в воду, отошел от берега и попытался принять альт-форму. И ничего не произошло. Он помнил, каково быть кораблем, но тело не желало меняться. Пришлось вернуться на берег, кутаться в высохший китель и пытаться сообразить, что делать дальше. Но особо не соображалось.В итоге Вальтер поднялся на ноги и зашагал вперед, вдоль линии прибоя, справедливо рассудив, что идти теплее, чем сидеть. Если размышлять логически, то он должен был оказаться в христианском аду, в том самом с котлами, блудницами, богохульниками, клятвопреступниками, убийцами и ворами. В рай ему путь был однозначно заказан, а в ад – открыт за всё хорошее, что Вальтер за свою недолгую жизнь успел натворить. Его крестили по христианскому корабельному обычаю, пусть его купелью был док, а не чан со святой водой, и пусть имя ему давал не патер, а фюрер и фрау Левенфельд. Но на его шее под рубашкой висел простенький серебряный крестик, перед сном Вальтер частенько пытался говорить с богом, а по великим праздникам приходил в церковь вместе с сыном.Но чертей с котлами в его персональный ад не завезли.Поначалу Вальтер звал Оскара, но когда сорвал голос, замолчал. К досаде примешивалась радость: кот жив. Но вскоре радость сменилась ужасом: а что, если этот недолетучий голландец-рейдер взял в плен его кота?! От безысходности хотелось побиться головой об землю, но Вальтер в итоге просто пошел вперед, обняв себя за плечи. Кроме как о коте, он грустил о своем чудесном красном шарфе. Кровь ведь не отстирывается! Вот Ойген расстроится... хотя, может, Ойген и думать забыл о том шарфе, подарил и подарил. С Ойгеном вообще всегда было сложно в плане откровенных разговоров и искренности. Что с Айсберга взять кроме холода. Хотя, иногда и на него находило, и Вальтер бессовестно пользовался этими недолгими моментами, когда ледяное забрало приоткрывалось.Солнце в этом мире не заходило, это Вальтер тоже понял не сразу. Он прошел много километров, устал как собака, а его тень не менялась, солнце как стояло в зените – так и продолжало стоять, как будто прибитое накрепко гвоздями к небесному своду. Вальтер погрозил ему кулаком и плюхнулся на песок. Ветер пел в дюнах, волны накатывались на берег, песок оседал под ним, печально шурша.– Твою мать, я точно умер, – сказал Вальтер сам себе. – И второй раз получился глупее первого!А потом уснул.– Папа-папа! – тормошили его детские руки. – Папа! Папочка!Голоса, десятки детских голосов, они слышались отовсюду, как будто Вальтер оказался на ярмарке в выходной день. Вальтер очумело помотал головой, просыпаясь, и почувствовал, что дети из кошмара были здесь, на этом берегу. Полтора десятка ребятишек в матросской форме льнули к нему, тянули к нему свои ручонки, хватались за его руки, китель, за плечи и причитали.– Что случилось? – ему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть их галдеж.– Папочка! – зеленоглазый русоволосый малыш потянулся поцеловать его в щеку. – Ты будешь моим папой?– Нет, ты будешь моим папой! – крикнул синеглазый светловолосый мальчишка, так похожий на Ойгена, но без очков. – Будешь?– Он мой! – крикнул черноволосый мальчик с голубыми глазами и больно ущипнул Вальтера за руку. – Мой! Мой!– Нет, мой!Дети галдели как чайки на пирсе, которым кто-то бросил булку. Они мяли, трепали, тискали Вальтера, и он почему-то терпел… Ровно до тех пор, пока кто-то не вцепился зубами в его руку.– А ну тихо! – рявкнул он. – Перестаньте! Кто вы такие?– А ты кто такой? – черноволосый угрожающе надвинулся на него. – Ты кто такой? Почему ты не хочешь быть нашим папой? Почему ты не хочешь быть моим папой? Ты здесь, чтобы выбрать кого-нибудь из нас! А ну выбирай!– У меня уже есть сын, его зовут Ульрихом, – Вальтер поморщился. – То есть, был. Но это не суть важно. Кто вы такие? Здесь вчера никого не было. Я был совсем один.– Здесь не было вчера, и вчера не было здесь! – черноволосый рассмеялся, следом за ним захохотали остальные мальчишки, и Вальтер понял, что с ними что-то не так: их зубы заострились, кожа посерела и сморщилась. Это были вовсе не дети! Некстати вспомнились мысли незадолго до дуэли с рейдером о холодной золингенской стали, но сабли под рукой не было, к его превеликому сожалению.– Господь всеблагой, – он машинально потянулся к воротнику рубашки, чтобы нащупать между воротником и первой пуговицей на груди холод серебра. – Да вы же не люди! Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё…– Нелюдь, как и ты! – захохотали маленькие мерзавцы. Они накинулись на него, пихая, царапаясь и кусаясь. Вальтер, который не мог поднять руку на детей, теперь горько пожалел о своих принципах. Эти дьяволята жестко трепали его, а он боялся сделать им больно, хоть и знал, что они не настоящие дети! Потому что стоило только подумать о том, чтобы причинить боль, дать волю своей ярости, как перед глазами вставало лицо маленького Ули.– Ты будешь моим папочкой? – зеленоглазая тварь преданно заглядывала в глаза и грызла его запястье.– А моим? – синеглазый цеплялся ногтями за его плечо.– Нет! – рычал Вальтер, отпихивая их от себя. – Мой сын – Ульрих!– Мы можем стать Ульрихом, а Ульрих может стать нами! – хором отвечали твари, превращаясь в сероглазого сероволосого мальчика в матроске, которого Вальтер помнил и безумно любил.– Вы не он! – Вальтер скидывал тварей с себя. – Да придет царствие Твоё как на небе, так и на земле…Конечно, глупо было читать в аду молитвы, но это было единственное, что Вальтер смог придумать без оружия и четкого плана. Впрочем, этим тварям одинаково было плевать на молитвы и богохульства: они только больше распалились. Один и вовсе открыто хлебал его кровь из разодранного запястья, скалясь зубастой пастью. И Вальтер сошел с ума, он начал бить и душить тварей в полную силу, не позволяя себе думать о них как о детях, как о копиях любимого сына. Он плакал и богохульствовал, а после остался один с руками по локоть в крови среди детских трупов.Солнце беспощадно светило на этот берег, волны всё так же тихо бились о песок, а Вальтер плакал. Если это был его персональный ад, то некто на небесах был слишком несправедлив, потому что такого кошмара он точно не заслужил. Дети и кошки – эти две вещи были для него святы. Причинить вред ребенку или коту, особенно корабельному… Черт возьми, даже при его гибкости принципов – это было жестокое наказание!Он потащился вперед, к морю, чтобы смыть кровь и остудить горящее от стыда лицо. Стоило наклониться над водой, как оттуда на него глянуло человеческое лицо с размытыми чертами.– Я сделаю всё для победы, и мне плевать, насколько грязными будут мои руки, да, Бисмарк? – спросил кто-то позади.Вальтер панически обернулся: рейдер стоял в десятке метров от него.– Это не касается кошек и детей, – беспомощно сказал он. – И какая к черту победа, я всё равно мёртв!– Тут ты прав, – рейдер издевательски махнул рукой и исчез.Руки он всё-таки отмыл, даже манжеты рубашки отстирал, а после пошел дальше. Удивительное дело: ветер не заносил его следы. Нет, удивительным было то, что он мог оставлять следы, ощущать боль, голод, страх, отчаяние. Его тело болело от напряжения, хотя согласно всем библейским канонам, плоть должна была остаться на грешной земле. Что райские наслаждения, что адские муки испытывали только души. А он вот тут весь в целости и сохранности. Непорядок. Не по канонам.Он шел так, думая обо всякой ерунде, считая барашки на волнах, в общем, делая всё, чтобы не вспоминать о кровавом месиве за спиной. И шёл Вальтер шел до тех пор, пока не упал от усталости. Он свернулся клубком, надеясь, что пробуждение будет не таким кошмарным.Дни следовали один за другим, как песок, который вяло перекатывался под ветром и его ногами. Но одно было неизменным: каждый раз он находил еду и воду. Порции были небольшими, они были рассчитаны на то, чтобы не дать ему обессилить и умереть от истощения. Это наводило на странную мысль, что он всё-таки жив. Душа не могла ощущать усталость, а вот тело – вполне себе.Несмотря на то, что Ойген и Гросс-адмирал водили его в кирху, Вальтер никак не мог вспомнить, кто попадает в Чистилище, тело или душа. Если тело, то всё сходилось, если душа... И спросить было не у кого, не призывать же сюда рейдера? Хотя, после того, как с тела сошел последний синяк, Вальтер грезил начистить ему рожу и подправить архитектуру надстроек, но при этом понимал, что шансы на реванш примерно пятьдесят на пятьдесят. Но мечтать себе не запретишь, это факт.Сначала был голос, а потом осторожный поцелуй.– Привет, – пробормотал Вальтер, сонно щурясь. – Ты же не умер, ты же самый счастливый крейсер Кригсмарине. Ты не можешь умереть, Ойгенхен.– А ты разве умер? – спросил Ойген, проводя ладонью по его щеке. – Я ужасно скучал, пришлось напрячься, чтобы отыскать тебя в этих морях.– Ты не настоящий, – Вальтер скинул его руку со своей щеки и попытался отползти подальше. – Ты никогда так не говорил. Ты не позволял мне сократить дистанцию. После того, как мне отдали Ульриха на воспитание, ты перестал звать меня на ?ты? даже наедине. Поэтому ты не Ойген Рейнике, дьявольская ты тварь.– Я не он, – согласился лже-Ойген. – Но я лучше него. Хочешь, я займусь с тобой любовью? Я могу. Я знаю все позы и техники, придуманные человечеством за тысячи лет.– Иди-ка ты в задницу, – посоветовал Вальтер. – Сначала подсовываете копии сына, потом копию лучшего друга? К чёрту – это туда! – он махнул вперед.– Ладно тебе, истеричка, – лже-Ойген уже ласково касался его лица. – Ты устал, ты напуган, у тебя полтора года не было секса. Иди ко мне, дурачок. Иди, я знаю, что ты любишь. Иди, Вальтерхен.Вальтер с рычанием вывернулся из его объятий, вскочил и принял боксерскую стойку.– Изыди, тварь!– ?Отче наш? читать будешь как моим собратьям или некуртуазно набьем друг другу морды?– Дух Господа наполняет вселенную и, как все объемлющий, знает всякое слово, – в памяти сами собой всплывали строки из ?Книги премудрости Соломона?. – Посему никто, говорящий неправду, не утаится, и не минет его обличающий суд.Обмен ударами состоялся, Вальтер бил в полную силу и начал задыхаться (вот позорище!), а лже-Ойген даже не запыхался.– Ибо будет испытание помыслов нечестивого, и слова его взойдут к Господу в обличение беззаконий его; потому что ухо ревности слышит все, и ропот не скроется, – продолжал Вальтер, метя противнику по ногам. Лже-Ойген пнул песок, который запорошил Вальтеру глаза, и теперь Вальтер бил наощупь. – Итак, хранитесь от бесполезного ропота и берегитесь от злоречия языка, ибо и тайное слово не пройдет даром, а клевещущие уста убивают душу.– Кстати, один из твоих грехов, Вальтерхен, это любовь ко лжи. Врал ты и в малом, и в большом, обманывал сына, друга и даже кота, – лже-Ойген сбил его с ног и теперь с наслаждением возил мордой по песку. – Лживый ублюдок, ты и дальше будешь цитировать мне книгу, которую не понимаешь, а?Вальтер отплевывался от песка и барахтался под ним, но говорить не переставал.– Не ускоряйте смерти заблуждениями вашей жизни и не привлекайте к себе погибели делами рук ваших, – эти строки давались уже с большим трудом, и не потому что он устал. – Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, ибо Он создал все для бытия, и все в мире спасительно, и нет пагубного яда, нет и царства ада на земле.– Да что ты говоришь, – лже-Ойген пинком перевернул его и ухватил за горло. – Всё в мире спасительно? И нет царства ада на земле? Тогда где ты сейчас, Вальтерхен? И почему ты не можешь договорить последний стих, ты, лживый беспринципный линкор?Вальтер задохнулся и двинул ему лбом по подбородку. Судя по шипению, лже-Ойген прикусил язык.– Потому что я лживый беспринципный линкор, – слова с трудом проходили через сжавшееся горло. – Потому что я всю жизнь всех обманывал. Потому что я готов был сделать для победы почти всё. Для победы и чтобы Ульриху было хорошо. И Оскару. И тому, чью личину ты принял. И не тебе меня судить.– А кому? – лже-Ойген вывернулся и оседлал его бедра, они снова завозились. – Кому тебя судить, ты, беспринципное дерьмо? Ты спал со своим адъютантом, а после ходил по воскресеньям в церковь. Ты думал грешное о собственном сыне и мечтал свергнуть фюрера. Клятвопреступник, богохульник, содомит и лжец!– Ну вот потому я сейчас здесь и вижу твою отвратную рожу, тварь! – Вальтер спихнул его с себя. – Прими свой истинный облик!– Не хочу, мне по нраву шкурка твоего любовника, – лже-Ойген уже обнимал его и тянулся целовать. – Закрой глаза, забудь о жизни, здесь нет смерти, жизни тоже нет, но всегда можно скрасить это существование. Вальтер, для тебя всё кончено, твоя альт-форма на дне, а душа блуждает по иным мирам. Почему бы тебе не позволить себе немного счастья напоследок, перед тем, как ты исчезнешь навсегда? Ты и так почти исчез, тебя держит в этом месте даже не моя воля, а твой волчонок и твой любовник-крейсер, если бы не они… Но ты все равно не будешь с ним никогда, а я буду с тобой до самого конца, Вальтерхен. Ты же хочешь, чтобы всё было как в сказке? Кончилась война, вы вдвоем, без условностей и стыда, без оглядки на фюрера и остальных, Вальтер, ты же хочешь этого!И Вальтер почти поддался. Он устал от недоедания и отчаяния, он находился здесь слишком долго, он думал об убитых детях, о пропавшем коте, о ледяном взгляде Ойгена, который так давно не становился теплым… Вальтер очень хотел жить, ну или хотя бы делать вид, что живет, и…– Нет! – выдохнул он, стискивая пальцы на горле лже-Ойгена. – Нет. Умри и больше не смей порочить мои воспоминания. Я всё ещё живу, а значит, я не предам ни его, ни себя, ни Ульриха.Он говорил это и отворачивался, чтобы не видеть, как наливается краснотой любимое лицо, как глаза лезут из орбит, а с губ течет слюна. Это было немного слишком. Убивать Ойгена оказалось еще труднее, чем детей.Вальтер долго сидел над его телом и глотал слёзы. И даже понимание того, что это существо не было Ойгеном, не могло утешить. Вальтер понимал и боялся того, что его сейчас протащат по худшим кошмарам, что избавления не будет. Сначала он убил ребенка, затем любимого, а после кого? Кота? Самого себя? Гросс-адмирала, которого он любил и уважал как отца, которого у него сроду не было? Кого еще? На библейский ад это место всё ещё не было похоже, но оно было куда страшнее того, о чем рассказывал пастор Андерс на проповедях.Слёзы текли и не могли остановиться, как будто Вальтер был не трехлетним линкором, сорокалетним мужчиной, а пятилетним мальчишкой Вальди, который впервые увидел сбитого машиной кота. Хотя, сравнивать Ойгена с котом было всё-таки кощунством…Он должен был встать и пойти дальше, но ноги не держали, поэтому он, опустошенный и уставший, забылся сном практически рядом с трупом.Когда он пришел в себя, то трупа не было, не было и кота Оскара, которого Вальтер так боялся увидеть. Не было никого, зато обнаружилась лодка и пара весел внутри нее. Лодка покачивалась на волнах, словно приглашала его отправиться в путешествие.– Ну, умереть я уже не могу. Наверное,– сказал себе Вальтер. – Почему бы и нет?Он забрался в лодку и взялся за весла. Сделав пару пробных гребков, Вальтер понял, что в кителе неудобно грести, поэтому он снял его, устроил себе под задницу, чтобы было мягче сидеть, закатал рукава рубашки и поплыл вдоль линии побережья, ни на что особо не надеясь и ничего не желая.Вальтер говорил сам с собой, чтобы не сойти с ума. Нет, он не мог поручиться, что он уже не сошел. Да, сначала он говорил сам с собой, а потом ему стало казаться, что кто-то говорит с ним голосом, похожим на его собственный.– Песок морей и капли дождя и дни вечности кто исчислит? Высоту неба и широту земли, и бездну и премудрость кто исследует?– Дни вечности, вот уж точно, – ворчал Бисмарк своему невидимому собеседнику и греб дальше. А когда силы иссякали, приставал к берегу, вытягивал лодку и укладывался в ней спать.Китель, правда, истрепался от столь жестокого обращения, как, впрочем, и остальная одежда. Вальтер с мрачным весельем думал, что близок тот день, когда он станет похож на гонимого ветрами и мирами оборванца, который никогда не найдет свою гавань и сдохнет где-нибудь посреди этого безрадостного моря. Робинзона Крузо из него не получилось, не из чего было построить дом и посадить сад, а так бы он, конечно… Поэтому он чаще вспоминал неприкаянный Летучий Голландец и его обреченный на вечность экипаж. Вечное море под белесым небом, и он в утлой лодчонке между небом и водой. С ума можно сойти от такой перспективы.Вот он и сошёл.Впрочем, здесь ведь нет ни жизни, ни смерти? Хотя таскаться голышом по своему персональному аду тоже не хотелось. И, как понял Вальтер, это было очередное испытание. Некто, управляющий этим местом, вычислил его страх оказаться нелепым, смешным и беззащитным. Как ни крути, но голый человек беззащитен перед природой и другими людьми.Едва Вальтер понял этот страх, он назло самому себе и этим высшим силам разделся, выругался, усевшись голой задницей на песок, и по давней привычке погрозил солнцу кулаком.– Съел, сволочь?Небо оказалось глухо к брани и неприличным жестам. Зато утром в лодке обнаружился новый комплект формы и одеяло.– Эй, давай обойдемся без подарков? – Вальтер снова орал в небо. – Мне и старая нравится!Конечно, он сначала постирал подарок судьбы – а вдруг она пропитана ядом, например. После просушил над костром, чтобы убить вирусы и бактерии (общение с одной японской танкеткой научило!). И только тогда надел. Подвоха не обнаружилось, но он всё равно стянул всё до последней нитки и надел свое поношенное старье. Во избежание. И использовал новые вещи только в качестве подушки. И глупо было, но Вальтер боялся. Хотя, казалось бы, есть неизвестно что неизвестно от кого он не боялся, спать тоже, а надеть новую одежду?Он уже много позже осознал, что чувство непрерывного страха и было его новым испытанием. Вальтер анализировал свои эмоции и поступки и понимал, что они диктовались его страхом, который изящно и не всегда очевидно подпитывался. И когда он это понял, он пристал к берегу и сел на перевернутую лодку.– Слушай. Может, ты включишь в меню сковородку, чертей и рёв адского пламени? Я устал смотреть на это дурное солнце и на этот чертов песок! Я уже понял: я лжец, сволочь и просто плохой человек, я с этим согласен и никогда этого не отрицал! Ну так и поступи со мной по-честному!И ничего не произошло. Воды морские не расступились, солнце не погасло, песок не почернел. Вальтер бессильно выругался и лёг спать. Как и десятки раз до этого.