1. Прибытие (1/1)

Прошлое определяет нас. Мы можем стараться убежать от него или от того плохого, что было, но мы убежим, только добавив в него что-то хорошее.Уэнделл БерриКрейсер, знаете ли, это не старый молоток, о котором никогда никто ничего не знает. А бюрократия – вещь, в некоторых случаях, просто великолепная.Сергей Мусаниф ?Имперские танцы?Господин командующий хотя бы попытался, не так ли.РокузакиВальтер не мог дождаться, пока паром пристанет к берегу. Старичок-паром был стар, очень стар, помнил ещё кайзера Вильгельма и боялся рассыпаться по пути. Так он сам Вальтеру сказал, когда тот перевесился через леера и выблёвывал в море свой завтрак. Позорище для корабля, гардемарином на желудок не жаловался, когда впервые вышёл в море, и тут такое. Вальтер поначалу чуть не выпрыгнул за борт от неожиданности, его с некоторых пор дёргало, когда к нему прикасались. А паром испугался, что он собирается покончить с собой.– Не стоит вам этого делать, герр Бисмарк. Маленького пожалейте.– Я и не собирался, – пробормотал Вальтер, осторожно касаясь живота, на котором не сходились пуговицы пальто. Шла тридцать третья неделя беременности, на больших сроках все инстинкты омег были направлены на выживание.Паром его узнал, пусть даже за семь с лишним месяцев Вальтер перестал быть похожим на прежнего себя – блестящего офицера в безукоризненной форме и с идеально лежащими волосами. Волосы отросли, сам он похудел и пару недель не брился точно. Кое-кто боялся дать ему даже безопасную бритву, хотя чего сейчас было бояться? Здравый смысл и гормоны не дадут ему покончить с собой ни сейчас, ни до тех пор, пока ребенок не достигнет полугода по корабельному счёту, спасибо матушке верфи и природе за инстинкты.– Мы надеялись, что вы выживете и вернётесь, – сказал паром, похлопал его по плечу и ушёл куда-то. Вскоре он вернулся с синим армейским одеялом, чашкой эрзац-кофе и сухарём. Вальтер мусолил сухарь часа полтора, бездумно глядя на море, чаек и приближающийся берег. Как ни странно, помогало не думать о неприятных вещах. Вряд ли его ждал тёплый приём и дружеские объятия. Бывший флагман возвращается домой из плена, опозоренный, беременный – настоящий позор для всего немецкого флота, если смотреть с точки зрения командования. А как это канцлеру Хагену не понравится – подумать страшно.На пристани его ждали два деловых танка из военной полиции и Ойген, такой холодный и отстранённый, что даже головы не повернул. Вальтер сухо поприветствовал встречающих и отдал конвою справку об освобождении.Танки повели его к автомобилю, который выбросил недокуренную сигарету и быстро принял альт-форму. Вскоре черный опель мчал их по улице. Вальтер оказался зажат на заднем сиденье между танками, Ойген занял место возле водителя.– Ваши документы передали через посольство, – негромко сказал Ойген, и это были первые слова, которые Вальтер услышал на родной земле. – Ваша медицинская карта была там же. Я взял на себя ответственность лично выбрать врача, который будет вести вашу беременность. И вообще вас под свою ответственность.– Спасибо, герр, – Вальтер бросил косой взгляд на его рукав, – капитан-лёйтнант. На каком я положении?– Это будет уточнено после того, как с вами побеседуют люди из военно-морской разведки, – от Ойгена веяло арктическим холодом. Вальтер не удивлялся, он просто сложил руки на животе и прикрыл глаза. Думать о себе не хотелось, и так надумался за месяцы плена, ни к чему хорошему это не привело. Но так или иначе, в голове крутились лишь тоскливые мысли. Пленная беременная омега, возможно, носящая ребёнка врага, бывший флагман, возможно, ставший предателем, ведь нет железных, все ломаются под пытками. Или тюрьма, или офицерский бордель, вряд ли ему поверят, хотя он попробует быть убедительным… Если в него кто-то верит, то он может опробовать свои флагманские способности. В Англии в него не верил никто, поэтому там он был обычным кораблём.– Вы не хотите сами со мной поговорить? Мне есть, что вам рассказать, герр… – Вальтер кашлянул, он совсем забыл о танках. – Ойген, серьёзно, это же я!– Да, герр Бисмарк, это вы, и я бы рекомендовал вам помолчать для вашей же безопасности, – Ойген слегка повысил голос. – Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас.Вальтер потянулся тряхнуть его за плечо, но его руку тотчас перехватил один из танков и, внимательно глядя на него, крепко сжал, до боли. Намёк был понятен.Германия, милая Германия. Не такой она снилась Вальтеру все эти семь с половиной месяцев. Он уходил в Норвегию флагманом и любимцем, а вернулся опозоренным, парией. За репутацию придётся бороться, и Вальтер был готов, но того, что от него отвернётся самый близкий после старшего сына корабль, он не ожидал. У них и раньше было не все гладко, но он как-то справлялся, а сейчас не знал, как подступиться.Сначала его загнали на унизительный медицинский осмотр. Фрау госпитальное судно обращалась с ним, как с омегой из офицерского борделя, её руки были холодными, и Вальхен в животе взбрыкнул. Вальтер чуть не съехал с кушетки на пол, в последний момент вцепился пальцами в край и долго дышал ртом, пытаясь перетерпеть толчки. Он начал считать интервалы между спазмами, но на одиннадцатом счету понял, что тревога ложная, от сердца слегка отлегло. Ойген вдруг оказался рядом и протянул стакан воды. Вальтер взял, сделал первый глоток, зубы клацнули об край.– Я в порядке, – выдавил он, ни на кого не глядя. – Не о чем беспокоиться.Впрочем, он не думал, что его состояние кого-то волнует. – Тридцать две или тридцать три недели, – констатировала фрау доктор. – Бисмарк, для вашего срока живот маленький, движения слабые, у плода могут быть патологии. Вы испытываете тошноту? Есть ли подозрительные выделения?Вальтер только косо глянул на нее. Патологии, конечно. Он знал, что с ребенком всё в порядке, знал это, как собственные корабельные внутренности.– Нет на оба вопроса, фрау.– Тридцать три? – переспросил Ойген, до этого сидевший молча.– Да, – фрау доктор закивала. – Тридцать две-тридцать три. Вот протокол осмотра.У Ойгена дёрнулась щека, и Вальтер мстительно улыбнулся. К счастью, его улыбку никто не заметил, тем более, он как раз наклонил голову, застегивая рубашку. После был допрос. Стоило Ойгену получить протокол, как в кабинете появились два мрачных типа в чёрной флотской форме, судя по всему, из разведки. Вальтер не удивился, когда фрау доктор им кивнула. Его прижали к кушетке, одну руку заломили за спину, вынуждая выпрямиться (Валентин возмущенно завозился внутри). Другую руку быстро захлестнули жгутом и велели работать кулаком. Действительно, чего было церемониться с тем, кто упал на самое дно флотской лестницы и оттуда уже не мог подняться? Один диктовал вопросы, второй записывал ответы, а Ойген внимательно смотрел на это, как учёный на препарируемое животное. Когда всё закончилось, Вальтер с облегчением встал с кушетки, брезгливо одёрнул рукав и накинул плащ. Хотелось отгородиться от всего мира и спрятаться, но как раз прятаться было нельзя: следовало держать лицо, чтобы доказать всем недругам, что Бисмарк вернулся, и теперь им с этим фактом придется мириться.– Я могу быть свободен? – сухо спросил он у всех сразу.Ойген осторожно тронул его за локоть, самыми кончиками пальцев.– Я отвезу вас домой.– Мою квартиру не сдали?– Мы с герром Меервольфом оплачивали аренду, – пальцы Ойгена сомкнулись на локте.– И я не под арестом?– Вы под моим присмотром. Пока что ваше положение играет в вашу пользу. Пойдёмте в машину.Вальтер пошёл за ним. Ойген его несказанно обрадовал! Свои родные стены, чёрт возьми, его маленький домашний островок! Он так переживал, что в его маленькой кухне кто-то другой готовит, а книги и вовсе вынесли на свалку. Но обошлось.Всё тот же автомобиль привез их по знакомому адресу. Вальтер, выходя из авто, споткнулся. Ойген успел: подхватил осторожно и бережно, поставил на ноги.– Добро пожаловать домой, герр Бисмарк.Вальтер раздраженно вырвался из его рук.– Прекратите трогать меня без разрешения! Если вы не удосужились поприветствовать меня, как полагается, то извольте руки не распускать!Ему почти сразу стало стыдно за эту вспышку гнева. Ойген прищурился, но промолчал, открыл своим ключом дверь и с лёгким поклоном пригласил войти. Вальтер вошёл и чуть не свалился на пороге от накативших эмоций и воспоминаний. Прижимая ладонь к увлажнившимся глазам, Вальтер твердил про себя, что это дурацкие гормоны и беременность, он бы никогда не опустился до того, чтобы вот так эмоционально…– Это ведь мой ребёнок? – Ойген опустился на колени, расшнуровывая его ботинки. – Как у тебя ноги отекли, тебе нужна более удобная обувь.– Твой, – Вальтер не стал отрицать, он не видел смысла. – Такое вот дитя-неожиданность. Майский привет из сорок первого.Ойген молчал, опустив голову. А когда начал говорить, Вальтеру захотелось взвыть от безысходности и несправедливости его слов.– Ты понимаешь, что афишировать это глупо и неосмотрительно? Тем более, в твоём положении? Если ты надеешься вернуть прежний пост, выставив впереди себя ребёнка от немецкого корабля, многие всё равно не поверят. Ты был в плену, оттуда просто так не возвращаются. Или ты предатель, или твой ребенок на самом деле от англичан. В их газетах писали, что Ковентри жаждет опозорить немецкий флот, вернув его флагман на сносях с англичанином в чреве, – Ойген снова смотрел на него, примерно так, как смотрят на предателей.Вальтер не надеялся, что по возвращении к нему сразу бросятся с распростертыми объятиями, а поцелуй истинной любви сотрёт из памяти месяцы плена. Такое поцелуями не стирается, но он и думать не мог, что Ойген скажет такое. Ойген, чёрт возьми, его бывший наставник, друг, любовник и адъютант!– У тебя кто-то есть, кого оскорбит факт, что у тебя есть ребёнок от английской подстилки? – спросил он, стараясь говорить ровным голосом. – Поздравляю, еще год назад ты в ужасе слал к чёрту всех, кто осмеливался намекать, что тебе пора обзавестись семьёй и наследником. Серьёзно, поздравляю, счастья вам в семейной жизни… – он осёкся, когда Вальхен пнул его по печени.– Возможно, но сейчас речь о тебе. – Ойген снова смотрел на него снизу вверх. – Когда ты родишь, то будешь выведен из состава флота, а тему моего отцовства никогда не станешь поднимать. По нашим законам ты и вовсе не можешь быть на свободе, твоё место в трудовом лагере или офицерском борделе, ребёнка после родов в приют, и… – он махнул рукой. – Что ж, тебе повезло, что ребёнок мой, а не от какого-то англичанина. Я не собираюсь его официально признавать, но со своей стороны обещаю тебе покровительство.– Конечно, герр Рейнике, – Вальтер начал расстегивать пуговицы пальто, чтобы занять руки. В противном случае он бы полез в драку. – Несказанно повезло. Не бойтесь, никто ничего не узнает. Несите бумагу, я напишу рапорт, что там еще нужно? Нотариально заверенное обещание никогда не говорить никому о личности отца Валентина? Так ему такой отец, как вы, нахрен не нужен, всё правильно.Бушующие гормоны требовали выхода, но закатывать истерику было глупо и бессмысленно. Вальхен толкнулся, а после замер, словно пытался его так утешить. Вальтер откинулся на стену, прижимая ладонь к низу живота и кусая губы. Не сейчас, Вальхен, не сейчас! Наверное, в этот момент у него было странное выражение лица, потому что сдержанная холодная маска Ойгена вдруг исчезла. Он побледнел сильнее обычного, поднялся, осторожно протягивая руку.– Ты…– Знаешь, – Вальтер облизнул пересохшие губы, – знаешь, когда меня имели впятером лучшие британские корабли, я чуть не сдох, но выжил, потому что думал о тебе и о том, что хочу отомстить. Ну, дурак, что с меня взять, жизнь научила, что моё место там, где ты всегда говорил. Зарвавшаяся омега должна сидеть в порту и воспитывать молодые корабли, а не скакать с саблей по морям. Только плох тот мир, в котором… Руки свои убери! – он вскипел, когда Ойген с непередаваемым выражением лица попытался коснуться его ходящего ходуном живота. – Я соврал, это не твой ребёнок, – мстительно выговорил Вальтер, сбрасывая его руку. – А старуха ошиблась со сроками. Наверное, это от Кинг Джорджа или Ринауна, ну да какая разница? Ты сам только что кричал, не будешь признавать отцовство, так в чём дело?! Какая вам всем разница? Это мой ребенок, пошли к чёрту!Ойген помотал головой и оставил его одного. А Вальтер снял пальто и повесил на вешалку, поторчал у зеркала, кусая губы, и только потом поплёлся в спальню, тяжело переваливаясь. Нет, первое впечатление было ошибочным. Это был не его родной город, не его дом.И не его Ойген.На первый взгляд в спальне ничего не изменилось. В шкафу висела его старая форма, при виде которой хотелось расплакаться. На прикроватной тумбочке – раскрытая ?Корабельная Библия? и графин, сейчас пустой. И бантик на нитке, которым он играл с Оскаром. Оскара больше не было – забрал кто-то из английских кораблей, увёз Бог знает куда в Восточную Азию.Теперь у Вальтера точно ничего не осталось, кроме разве что Ульриха, но вряд ли Ульрих обрадуется, увидев отца таким слабым и опозоренным. Волчонок не прощал ему слабости раньше, почему должен простить сейчас?Вальтер потянул рукав кителя с нашитой лентой, погладил по серебристым буквам, прикусил губу. Как поступит Адмиралтейство? Что скажет Хаген? Выведут из состава флота? Как они вообще могут пойти на такое? Он – лучшее, что у них есть, флагманами не становятся, а рождаются, у немецкого флота не так много кораблей, чтобы ими разбрасываться! Вальхен будто с ума сошел, молотя маленькими кулаками по печени, и Вальтер вцепился в дверцу шкафа. Следовало быть спокойнее, ради Валентина и своего же блага.– Хрен вам, – Вальтер облизнул губы и вытащил вместе с вешалкой свой китель со всеми нашивками и имперским орлом справа на груди. – Я – Бисмарк. Меня англичане не смогли сломать… – он всё-таки заплакал, прижав рукав к щеке.Впрочем, успокоился он быстро, напомнив себе, что излишняя впечатлительность и ранимость – из-за беременности, а не чего-то иного. Он выудил домашнюю рубашку и брюки, подумав, еще и свитер – в квартире было прохладно. Он не набрал вес за месяцы беременности, наоборот, похудел. Это было плохо, как говорил наблюдающий его в Англии тюремный врач, но Вальтер знал, что с ребенком всё в порядке, а значит, беспокоиться не о чем.Подхватив полотенце, он отправился в ванную. Тёплая вода шла тонкой струйкой, но этого хватило, чтобы ополоснуться и побриться. Мытьё головы заняло куда больше времени, но Вальтер с этим справился. Он вообще со всем мог справиться, что бы там кто ни думал, даже с самим собой.Одежда висела на нем, пусть пуговицы и не сошлись на животе. Вальтер снова посмотрел на отражение, прижав ладони к животу. Он не узнавал себя, но решил подумать об этом когда-нибудь потом. Сейчас следовало доходить оставшиеся недели, подготовиться к родам, а потом вернуться на флот и устроить этим зажравшимся без него кораблям встряску. Он пока не представлял, как это сделает, но был полон решимости. Флагманами не становятся, флагманами рождаются. А чтобы плыть, нужно броситься в реку, как говорил один японский линкор.Вальтер с неохотой вернулся в спальню, перестелил постель и сел на краю. Отчего-то на лбу выступила испарина, тело прошиб холодный пот. В голове всё ещё не укладывалось, что он в относительной безопасности. Что больше не будет разговоров по-английски, грубых окриков, и Ковентри не сможет до него дотянуться, что он сможет бывать на свежем воздухе, слышать родную немецкую речь…Ойген деликатно постучал, дождался кивка, вручил чашку с чаем и тарелку с гренками.– Я погорячился, – он кашлянул. – Я признаю ребёнка, я узаконю наши отношения. Тогда тебе не придется отвечать перед трибуналом, а ребёнок останется с тобой. Твоё увольнение плохо скажется на нашей репутации и боеспособности. Мы не имеем права потерять тебя снова.– Шёл бы ты нахрен, Рейнике, со своей благотворительностью. Мы с Вальхеном сами справимся, – Вальтер поднёс к губам чашку, от которой пахло мятой и ромашкой. – Я вырастил приёмного ребенка, родного тем более смогу.– Вальхен?– Его будут звать Валентином, – Вальтер вгрызся в гренку. – Валентин Отто фон Бисмарк. На твоё мнение по этому поводу мне плевать. И на чьё-либо другое.– Валентин Отто фон Бисмарк, – Ойген вздохнул. – Хорошо, значит, Валентин. Что ты ещё можешь рассказать о… сыне?– Это будет корабль, – Вальтер с сожалением уставился на опустевшую тарелку. – Полагаю, тяжелый крейсер, как… В общем, это будет тяжелый или линейный крейсер.– Крейсер. Замечательно, – молчание снова стало напряженным.Ойген смотался на кухню и принес тарелку с ломтиками яблок и дольками мандаринов.– Канцлер прислал телеграмму, – Ойген потёр переносицу. – Желает, цитирую дословно: ?Помнить о вашем долге перед немецкой техникой, канцлером и Богом?.Вальтер хрупнул яблоком.– Я понял его намёк. И ваш тоже.– Мы перешли на ?вы??– С чужими людьми я стараюсь быть вежливым, – мрачно сказал Вальтер, раз и навсегда ставя крест на прошлых отношениях.Впрочем, думал он, укладываясь спать, это хотя бы Германия, и больше никто не будет его избивать и насиловать. А дальше будет видно.