26. Кинк на соски (MDZS, R) (1/1)

Минул год с войны, и жизнь в будто бы совсем вернулась в норму. Когда сошли снега, и мир начал вновь наполняться яркими красками, в Башне Золотого Карпа устроили пышную свадьбу. Злые языки шептались, что как бы и эта не обернулась трагедией, как прошлая, ведь пара выглядела такой счастливой. Хуайсан поехал с Минцзюэ — за прошедшие месяцы он успел подружиться с Цзинь Гуанъяо. Они обменивались письмами, и Цзинь Гуанъяо даже отправлял ему небольшие подарки, зная о слабости Хуайсана к красивым вещам. “Здесь этого в избытке”, — писал он, отправляя очередную шкатулку. Они прибыли за несколько дней до начала торжеств. Минцзюэ требовалось обсудить что-то с главами других орденов, а свадьба наследника Ланьлин Цзинь была отличным поводом собрать множество людей без излишних хлопот. Пока брат был занят, Хуайсан гулял по садам и читал книги. Им отвели роскошные покои — много богаче, чем даже главные залы в Нечистой Юдоли. На следующий день после приезда он получил приглашение на чай от госпожи Цзинь и жутко удивился, и, когда слуги проводили его в одну из дальних беседок, утопавшую в цветах на берегу пруда, удивился ещё больше. Хуайсан вежливо склонился, приветствуя хозяйку и её спутниц. Прежде Хуайсану не доводилось лично общаться с властной хозяйкой Башни Карпа, но он слышал, что смерть любимого сына и его жены она переживала очень тяжело, хоть и не показывала этого. Рядом с ней была установлена колыбель, где дремал, должно быть, Цзинь Жулань. В хорошенькой девушке с лёгким румянцев Хуайсан угадал Цинь Су, невесту Цзинь Гуанъяо, стало быть вторая старшая гостья — её мать или иная старшая родственница. — Прошу, присаживайся, — госпожа Цзинь жестом указала на свободную подушку. Едва Хуайсан сел, к ним заспешили слуги разлить чай и подать угощения. Все знали, что госпожа Цзинь не выносит напоминаний о похождениях своего мужа и терпеть не может Цзинь Гуанъяо, но невеста его видимо пришлась ей по душе. У Цинь Су были прекрасные манеры, она говорила тихо и спокойно и расспрашивала Хуайсана о музыке и живописи, и робко призналась, что это она хотела познакомиться с ним до торжеств, ведь Цзинь Гуанъяо так тепло отзывался о нём… В ответ Хуайсан поспешил заверить, что тоже слышал только хорошее. В итоге расстались все они вроде бы довольные друг другом. Хуайсану даже довелось потрясти игрушкой перед Цзинь Жуланем, который радостно тянулся к нему крошечными ручками. Когда-то маленькие дети ужасно пугали Хуайсана, а теперь он даже умел принимать роды сам, как повернулась судьба. Вечером перед свадьбой Хуайсану принесли сундуки с новой одеждой. — Их сшили здесь, но в наших цветах. Это походило на то первое нарядное одеяние, которое Минцзюэ когда-то подарил Хуайсану, но более строгое; взрослое. Хуайсан долго рассматривал вышивку и крошечные драгоценные камни, которыми украсили воротник и рукава. Когда унесли посуду после ужина, они заперли двери и теперь наслаждались одиночеством. Переодевшись в ночное платье, Хуайсан устроился между ног Минцзюэ и прижался к нему спину. Тот обнял его одной рукой за талию и зарылся лицом в его волосы, поцеловал в макушку. — И ещё вот, — Минцзюэ вложил в руку Хуайсана маленький мешочек. Развязав шёлковый шнур, внутри он нашёл золотые серьги с каплями из тёмного нефрита. — Очень красиво, — Хуайсан осторожно переложил серьги на стол. — Но… — Их никто не увидит, — вторая рука Минцзюэ скользнула под нательную рубашку Хуайсана и ущипнула за сосок. — Только я, — шепнул он и снова потянул, а потом помассировал. — Ах, — Хуайсан закусил губу, когда рука брата с его талии опустилась ниже, под пояс штанов и обхватила член. — Но только если ты хочешь. — Минцзюэ целовал его шею, а его руки неспешно дразнили грудь и член. Как Хуайсан мог чего-то не хотеть от него?— Да, да… Ах! Хуайсан выгнулся и развёл ноги шире, когда Минцзюэ провёл рукой по его члену вниз, между ног и толкнулся пальцами внутрь. Его движения были медленными и размеренными, не в пример тому, как вторая рука безжалостно дразнила и мучила соски Хуайсана.— Сделай это, — не выдержал наконец Хуайсан и схватил брата за запястье, давая себе краткую передышку.— Как скажешь, любовь моя, — Минцзюэ последний раз поцеловал его в плечо и убрал руки. — Давай перейдём на кровать. Когда Хуайсан скинул рубашку и лёг на кровать, Минцзюэ сел рядом и зажёг несколько свечей. — Тебе нужно лежать очень тихо, — Минцзюэ погладил Хуайсана по щеке. — Я не хочу навредить тебе. — Никогда, — Хуайсан вздохнул, глядя из-под ресниц, как брат греет длинную иглу в пламени свечи. После короткого и насыщенного удовольствия тело Хуайсана было мягким и расслабленным, и он рассеянно поглаживал свой член, продлевая истому. К тому же после бурной ласки его соски и без того ныли и были излишне чувствительными — должно быть, Минцзюэ сделал это специально.— Тихо, — брат положил Хуайсану ладонь между ключиц. — Не двигайся. За мгновение до того, как проткнуть сосок иглой, Минцзюэ сжал шею Хуайсана, перекрывая воздух, и боль затерялась между короткой вспышкой паники и возбуждением.— Первый готов, — Минцзюэ вставил серьгу и поцеловал Хуайсана в губы, стёр большим пальцем выступившие слёзы. — Потерпи. — Мне не больно, — Хуайсан почти не лукавил. Второй раз показался ему ещё быстрее, и вот с ним остались только лёгкое ноющее ощущение и золотые серьги с нефритом. Хуайсан приподнялся на локте, глядя на себя сверху вниз. — Ты такой красивый, — Минцзюэ нежно погладил его грудь вокруг сосков. — Пора спать, завтра будет долгий день. Но, противореча своим же словам, он уложил Хуайсана обратно на кровать и встал над ним на колени, направив ему в рот свой член, а сам обхватил ладонью член Хуайсана. Многого им обоим не этот раз и не потребовалось, и вскоре они всё-таки улеглись. Утром, когда Минцзюэ одевал Хуайсана напротив большого зеркала, тот никак не мог перестать смотреть на своё отражение. Слои одежды скрыли серьги, даже намёка на украшение не осталось, но так было даже хуже — Хуайсан обнаружил, что стал слишком чувствительным. Должно быть, когда всё заживёт, будет чуть легче, но всю свадьбу от возбуждения он был будто в трансе. Едва закончилась торжественная церемония, и гости стали расходиться кто куда погулять, пока накрывали столы для дальнейшего пиршества, Минцзюэ затащил его в тёмный альков и овладел им прямо там, в месте, где их могли легко застать. Никогда прежде они не смелели настолько — хотя и Минцзюэ зажимал ему рот, чтобы Хуайсан не издал ни звука, и отсутствовали совсем немного, потом, сидя на пиру и ощущая в себе себя брата, Хуайсан радовался, что яркий румянец можно списать на вино.