25. Безумие (MDZS, PG-13) (1/1)

Пожалуй, Хуайсан мог поделить свою жизнь на три периода: то, что было до войны, война и то, что началось после войны. Другое дело, что иногда он затруднялся определить чёткие границы этих периодов. Ведь в ордене Цинхэ Не война началась задолго до того, как сожгли Облачные Глубины или устроили резню в Пристани Лотоса — война пришла в жизнь Хуайсана, когда Вэнь Жохань стал причиной смерти его отца. Годы, что Хуайсан провёл в Облачных Глубинах, оказались куда счастливее, чем он мог изначально подумать, но даже над ними висела мрачная тень. А закончилась война вовсе не тогда, когда Хуайсан увёз брата из военного лагеря обратно домой, но когда они проснулись, каждый в своей комнате, в мире, где Вэй Усянь был мёртв.Все в ордене Цинхэ Не праздновали очередную победу несколько дней, и всё это время Хуайсан не покидал своих покоев. Брат несколько раз приходил к нему, но даже его Хуайсан пускать отказывался. Он не лукавил и не обманывал, когда говорил, что не злится на брата — он не злился за пощёчину, но боль и горькая обида разъедали его сердце. Лишь когда замок наконец стих, Хуайсан наконец покинул свои комнаты и нашёл брата в его покоях. Минцзюэ пил, глядя на горящий очаг; на столе перед ним было несколько открытых кувшинов, и в душной комнате сильно пахло вином. Он обернулся на звук шагов Хуайсана, и на его лице появилась слабая улыбка, полная робкой надежды — совсем не то выражение, которое привык видеть Хуайсан. — Посидишь со мной? — тихо спросил Минцзюэ. Молча сев рядом, Хуайсан начал внимательно разглядывать брата: тот разделся до штанов и нижней рубахи, и его волосы, обычно стянутые в высокий хвост, сейчас свободно рассыпались по плечам. Он выглядел усталым и будто бы больным, и Хуайсан тронул его за предплечье: — Ты позволишь? — Конечно. Хуайсан положил пальцы Минцзюэ на запястье и закусил губу. За прошедшие дни состояние брата едва ли улучшилось, если не стало лучше, и чудо, что он всё ещё был в сознании. — Ты спал? — Неважно, — Минцзюэ потянулся было к нему, но уронил руку обратно на стол. Будто боялся коснуться Хуайсана и прогнать его. Будто думал, что он видение. — Я так рад, что ты пришёл. — Тебе нужно отдохнуть. Пойдём в постель, — Хуайсан переплёл их пальцы и встал, потянув брата за собой. Его ладонь показалась Хуайсану неприятно горячей, точно от лихорадки.Когда Минцзюэ устроился в постели, Хуайсан нерешительно замер рядом с ним.— Тебе нужно поспать. Я могу приготовить отвар… — Просто побудь со мной, пока я не усну.— Хорошо. Хуайсан скинул обувь и верхнее платье и осторожно лёг рядом с братом на край кровати. Больше они не разговаривали, и постепенно дыхание Минцзюэ стало ровным и глубоким. Хуайсан ещё раз проверил его пульс — немного, но состояние брата улучшилось. Он встал и прошёл к окну, распахнул тяжёлые ставни, впуская в комнату свежий ночной воздух и выгоняя винный дух. После он собрал пустые кувшины и составил их на поднос, отнёс на кухню и набрал свежей воды.Замок, гудевший непрерывно несколько дней, затих и будто бы замер — даже часовых будто бы разморило. На Хуайсана никто не обращал внимания, будто он был не более чем неровной тенью на стене. Вернувшись в покои Минцзюэ, Хуайсан обтёр его лицо и промокнул пересохшие губы. Погладил кончиками пальцев гневные морщинки на лбу, сохранявшиеся даже во сне — пройдёт ещё несколько дней, прежде чем Минцзюэ действительно придёт в себя. Сабли, гордость и проклятие Цинхэ Не, забирали у своих владельцев больше, чем обычные духовные мечи. Сабли были жадными и требовали крови, и чем больше они получали, тем прожорливее становились. Минцзюэ и так не отличался спокойным нравом, а теперь, когда он пролил крови, должно быть, больше, чем любой другой член ордена… Хуайсан сглотнул. Должен быть способ сдержать его ярость и дать ей иной выход, способ, где Минцзюэ не станет очередным безумцем, запечатанным в крипте со своей саблей. Хуайсан слишком сильно любил его, чтобы потерять вот так просто. Брат был его первой любовью — Хуайсан любил его всю жизнь, с тех пор, как обрёл способность мыслить. Его наивная детская привязанность росла вместе с ним, пока наконец, подобно мощным корням деревьев, что, прорастая через стены, крушат их, не поглотила целиком.День за днём глядя на спящего брата, Хуайсан думал, что Минцзюэ был словно его сабля. Ему всегда казалось, что он нуждался в брате куда больше, чем тот нуждался в нём. Но теперь сон Минцзюэ мгновенно успокаивался, стоило Хуайсану сесть рядом и взять его руку. Та жадность, которая всегда была в глазах Минцзюэ и его прикосновениях, теперь терзала его разум вместе с яростью Бася. На этот раз без сознания брат пробыл даже больше, чем после ранения в Безночном Городе. Когда он наконец очнулся, Хуайсан только задремал, устроившись на полу у кровати и положив голову на скрещенные перед собой руки. — Прости меня, — ласковые пальцы отвели упавшую на глаза чёлку, и Хуайсан сонно моргнул. Минцзюэ похлопал по кровати рядом: — Иди сюда. — Как ты себя чувствуешь? — Хуайсан схватил его за руку. Он проверял каждый день, чуть ли не ежечасно, но это всё было не то. Сейчас же брат и правда был в полном порядке.Минцзюэ сел, прислонившись спиной к изголовью и перехватил и вторую руку Хуайсана, потянул на себя, заставляя забраться на кровать.— Бывало и лучше. Думаю, ещё несколько дней отдыха и медитации пойдут мне на пользу. Хуайсан оседлал колени Минцзюэ и переплёл их пальцы. — Цзэц-цзюнь и Лань Цижэнь приглашают нас в Облачные Глубины, — Минцзюэ кивнул, поглаживая внутреннюю сторону запястья Хуайсана большим пальцем. — Я бы очень хотел поехать. — Тогда мы поедем, — Минцзюэ высвободил одну руку и погладил Хуайсана по щеке. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Всё, что ты попросишь. — Я хочу, чтобы тебе стало лучше, — Хуайсан чуть повернул голову и поцеловал пальцы Минцзюэ, а потом провёл по ним языком и вобрал их в рот. Такому безумию он был готов с радостью отдаться.