9. Один персонаж заботится о другом (MDZS, PG-13) (1/1)

Следующие несколько дней Хуайсан помнил плохо — они все слились в один, бесконечный и пугающий. Минцзюэ не приходил в сознание, и Хуайсану оставалось только следить за тем, чтобы раны его заживали и оставались чистыми. Он боялся уснуть и вообще покинуть шатёр Минцзюэ, и почти всё время проводил возле его койки, то и дело беспокойно проверяя пульс.Лекари в лагере сперва смотрели на него свысока, но потом смирились и пустили. Может, Лань Сичэнь им что-то сказал. Может, просто махнули рукой — ведь все в ордене Цинхэ Не знали о том, как тепло братья относятся друг к другу. Несколько раз заходил Лань Сичэнь, и один раз даже привёл Мэн Яо — надеялся, видимо, что если Минцзюэ очнулся, они все смогут поговорить. Но они не дождались, война закончилась, и Хуайсан распорядился собираться домой. Некоторые были недовольны, шептались, что нужно ещё выследить оставшихся… Хуайсан, разозлившись, резко ответил, что честь эта по праву принадлежит орденам Юньмэн Цзян и Гусу Лань — ведь те пострадали больше всех. Никто не смог возразить ему на это, и через несколько часов лагерь Цинхэ Не снялся с места. Часть людей Хуайсан отправил гонцами вперёд, чтобы к их прибытию успели подготовить замок: всё ещё оставались раненые, которым сразу понадобится уход, да и еды, там, наверное, не запасено… Устроившись в повозке, где спал Минцзюэ, Хуайсан чувствовал себя вымотанным от необходимости на время занять место главы ордена больше, чем от всех бессонных ночей. Он не хотел засыпать, но вскоре мерное покачивание повозки всё-таки убаюкало его; проснулся он, всё ещё чувствуя себя усталым, от внезапного толчка. — Привет, — раздался вдруг тихий голос. Хуайсан охнул, обнаружив, что Минцзюэ очнулся тоже, и теперь держит его за руку. — Где мы?— Мы едем домой, — Хуайсан переплёл их пальцы. — Война закончилась. — Хорошо, — Минцзюэ вновь прикрыл глаза, но руку не отнял. — Я плохо помню, что было… — Тебя тяжело ранили, и у тебя начались проблемы с ци от переутомления и потери крови, — Хуайсан накрыл второй рукой его запястье, вновь проверя пульс. — Но теперь всё хорошо. Твои раны почти зажили, а разум должен был отдохнуть. Это всё проклятые сабли и война, и убийства. Когда-то Минцзюэ нарисовал ему обидную картину: только они вдвоём, далеко отсюда, живут мирной жизнью и никто им не мешает. Как жестоко было с его стороны подарить Хуайсану даже короткий миг этой мечты. — Лань Хуань? — спросил Минцзюэ. — Он остался в лагере. Сказал, что навестит тебя, когда всё закончится. Про Мэн Яо Минцзюэ не спросил. Вместо этого похлопал по койке рядом и улыбнулся:— Иди сюда. Я так давно тебя не видел. Хуайсан пересел к нему, и Минцзюэ рукой обвил его талию, притягивая ближе, и уложил себе на грудь. — Твои раны… — запротестовал было Хуайсан, пытаясь приподняться.— Ты сказал, они почти зажили, — Минцзюэ поцеловал его в лоб. — Я так скучал по тебе, — поцелуй в нос, — по тому, чтобы держать тебя в руках, — в губы, — и чтобы ты всё время был рядом. Не вынесу, если ты снова надолго уедешь, — пробормотал Минцзюэ, прежде чем поцеловать его ещё раз. И Хуайсан тут же отпустил мысль о том, чтобы вернуться в Облачные Глубины закончить обучение. Он может ездить туда с Минцзюэ, если тому вздумается поехать… Позже, всё это они решат позже. — Я думал, что ты там, совсем один, и что я не успею добраться, если вдруг на вас нападут… — Со мной всё хорошо. Я обещал тебе, помнишь?Теперь уже Хуайсан первым потянулся за поцелуем, сам не веря, что это не сон, что они лежат вместе, и сердце Минцзюэ ровно бьётся, и вот уже оба их сердца бьются как одно. Они долго целовались, и потом, когда Хуайсан уже задыхался — от любви, от нежности, от облегчения, что всё наконец-то закончилось, — Минцзюэ сказал ему: “Не плачь”, и тогда Хуайсан осознал, что он и правда плачет. Слёзы, что не могли пролиться всё это время, наконец катились по его щекам, и пустота внутри теперь стала другой — лёгкой-лёгкой, а потом Минцзюэ сильнее прижал его к себе и погладил по спине, и эта пустота наполнилась его прикосновениями, его теплом, заземлила и успокоила.Минцзюэ говорил и говорил, и Хуайсан вновь уснул так, положив голову ему на плечо, чувствуя себя самым счастливым человеком на всё свете. Когда он проснулся, то обнаружил себя на узкой койке, где прежде был устроен Минцзюэ. Повозка не двигалась; Хуайсан выбрался из-под одеяла и вышел наружу. И верно, они устроили привал. Охранявший повозку солдат указал Хуайсану, где найти брата, и после этого Хуайсан разрешил ему оставить пост и пойти найти себе еды.Минцзюэ был в своёмй шатре — вместе с советниками он стоял вокруг стола с картой и о чём-то переговаривался. Хуайсан тихо сел в углу, чтобы им не мешать. — ...Закончим на этом. Через несколько дней мы будем в Нечистой Юдоли, и тогда можно будет как следует оценить весь ущерб. Все свободны. Хуайсан, подойди. Когда советники брата покинули шатёр, Хуайсан приблизился, и его тут же обняли и усадили на колени. — Ты хорошо выспался? Мне сказали, ты совсем не отходил от меня несколько дней и не спал… Прости меня, — Минцзюэ погладил его щёку. — Ты слишком бледный. Нам нужно съездить на источники, чтобы ты восстановился. И ведь это Минцзюэ был ранен и только возвращался с войны. — Со мной всё хорошо. — Советники говорили, ты обучился лекарскому искусству, да ещё и весьма грозно раздавал приказы в лагере, — Минцзюэ лукаво улыбнулся. — Я так горжусь тобой, А-Сан. — Я хотел помочь. Я думал… — Я думал приехать к тебе, но вы выиграли войну раньше. — Я бы не пустил тебя, — брат прекрасно знал, о чём он думал. — Я бы сходил с ума, зная, что нас могут атаковать в любой момент, и тогда я тебя потеряю. То, что ты в безопасности, помогало мне двигаться вперёд. В отличие от нежных поцелуев в повозке этот вышел почти грубым, словно Минцзюэ так говорил Хуайсану: даже не думай.— А теперь расскажи мне, чем ты занимался всё это время, — правой рукой Минцзюэ обнял Хуайсана за талию, а левой принялся играть с его волосами. Он уже будто совсем оправился, будто они уже были дома, в его рабочей комнате… — Или ты хочешь есть? Ты спал почти два дня, тебе следует поесть. Он вдруг перехватил второй рукой Хуайсана под коленями и пересёс его на кровать в углу шатра. — Я принесу нам еды, и тогда ты всё мне расскажешь, — глаза у Минцзюэ сделались тёмные и голодные. Как же давно Хуайсан не видел его таким, как давно не чувствовал себя таким желанным и счастливым. Он хотел было сказать, что потерпит, но тут его живот заурчал. Хуайсан покраснел, а Минцзюэ усмехнулся:— Скоро вернусь.