7. Обещания и клятвы (MDZS, R) (1/1)

Вэй Усянь вернулся, и армию мертвецов никто не мог остановить. Он покрыл славой имя ордена Юньмэн Цзян, что точно феникс возрождался и поднимался всё выше в небо с каждой новой победой. Лань Цижэнь недовольно поджимал губы, читая каждое донесение. Хуайсан видел его досаду и беспокойство, потому что где-то там были и Лань Ванцзы, и Лань Сичэнь, и все они сражались, пока Облачные Глубины служили приютом тяжело раненым воинам, старикам и детям. Теперь Хуайсан носил простое платье, местами уже залатанное, и убирал волосы под лоскут ткани, чтобы не мешали. Наконец-то у него что-то получалось, и каждая похвала радовала Хуайсана невероятно. Когда они разбирали сгоревшие павильоны библиотеки, то смогли отыскать среди обломков немного уцелевших книг. Те из них, что были посвящены врачевательству, Хуайсану позволили забрать к себе в комнату, и он читал их по ночам, порой засиживаясь до утренних сумерек. Часто он спал едва ли один большой час за ночь или не спал вовсе.И иногда, посреди полоскания кровавых бинтов или приготовления простой каши, Хуайсан думал — чтобы сказал брат, застань он его таким? Похвалил бы или был недоволен, что Хуайсан отказался от уготованной ему с рождения судьбы и выбрал такую бесславную для ордена Цинхэ Не стезю? Конечно, в их ордене, который более других почитал грубую силу, и лекарей было немало, но Хуайсан видел, как к ним относились — почтительность шла из необходимости, а не из уважения. Ни разу за всю войну Минцзюэ не приехал в Облачные Глубины; Хуайсан и не ждал, но вместе с тем не мог перестать надеяться и мечтать.Лань Сичэнь появлялся и исчезал, и не всегда Хуайсан успевал передавать весточки или получал их сам. Лишь один раз Лань Сичэнь передал ему маленький свёрток. Развернув его, Хуайсан нашёл письмо и несколько высохших уже цветков. “В твой день рождения мы уже будем гулять в нашем саду”. Сердце забилось быстро-быстро, и он сморгнул слёзы. — Спасибо, — пробормотал он. — Вы скоро встретитесь, — улыбка Лань Сичэня была светлой и искренней. — Вот увидишь, осталось совсем немного. — Спасибо, — повторил Хуайсан, потупившись. Он осторожно свернул лоскут и убрал свёрток за пазуху. — Мне пора идти, меня… — Конечно, — Лань Сичэнь чуть поклонился. — Благодарю за твою усердную работу, А-Сан. Дядя очень хорошо о тебе отзывается, и старейшины считают, что тебе следовало раньше начать изучать искусство врачевания, чтобы они могли больше уделить внимание тонкостям… Твой брат будет очень горд. — Не говорите ему, пожалуйста, — испугался вдруг Хуайсан. — Я… я лучше сам. — Как скажешь. Торопись, но не беги, — на лице Лань Сичэня мелькнула лукавая улыбка. — Береги себя. — Вы тоже, Цзэу-цзюнь. Поклон Хуайсана вышел недостаточно почтительным для прощания с главой ордена, но он и правда спешил. Сегодня он должен был учиться делать противоядия.Ночью он вновь достал свёрток и развязал его. Тронул хрупкие лепестки, обвёл пальцем размашистые иероглифы. Каллиграфия Минцзюэ очень походила на него самого — резкая, с мелкими брызгами туши и широкими мазками. В маленькой шкатулке у Хуайсана уже хранилось несколько записок, таких же коротких, и каждую он помнил наизусть. Но ни одна из них не значила для него в этот момент столько же. Эти цветы, и обещание… Хуайсан перечитывал их снова и снова, до тех пор, пока всё его тело не загорелось. Он и сам не заметил, как положил ладонь на пах и начал поглаживать себя — не делал этого ни разу, с тех пор, как покинул Нечистую Юдоль. Потом представил, как Минцзюэ сжимает кисть, быстро пишет — и в мыслях Хуайсана эта же рука сомкнулась на его члене. Воспоминания и фантазии захватили его; Хуайсан развязал пояс и задвигал рукой, как в его мыслях ею двигал Минцзюэ, и вскоре излился себе в ладонь. После он вышел на улицу, набросив на плечи волчий плащ — единственная роскошь, от которой он не смог отказаться. Обнял колени и положил на них подбородок. Посмотрел наверх — после нескольких дней затяжных дождей небо наконец-то прояснилось. Даже дышать разом словно стало легче. — Но мы хотя бы смотрим на одни и те же звёзды, — прошептал Хуайсан. Нет в мире силы, которая смогла бы отобрать у него эту малость....Как бы не порицали Вэй Усяня за то, что он ступил на тёмный путь, его армия, которой не требовались ни отдых, ни пища, которой не страшна была сама смерть, подступала всё ближе к Безночному Городу. Когда Хуайсан представлял это, ему становилось одновременно жутко и волнительно. Даже несколько мертвецов на ночной охоте пугали его, но целая армия? Но ведь эта армия подчинялась одному лишь человеку и никому больше, и, сколько его знал Хуайсан, Вэй Усянь никому на самом деле не желал зла. Хуайсан мог понять желание отомстить за смерть своей семьи — даже он сам преисполнился ненависти к Цишань Вэнь, хотя долго это было ему чуждо. — Не Хуайсан, — Лань Цижэнь строго посмотрел на него. — Сосредоточься. Итак, в этот период… Хуайсан перевёл взгляд на книгу перед ним, взял кисть, чтобы скопировать отрывок, но вдруг у него потемнело перед глазами, а пальцы сами собой разжались. Кисть упала и сбила стоявшую на краю чернильницу. Задыхаясь, Хуайсан смотрел, как расплывается по полу чёрное пятно.Что-то было не так, что-то далеко… Лань Цижэнь приблизился и опустился рядом, взял Хуайсана за запястье, считая пульс. — Тебе стоит отдохнуть. Ступай. В другое время неожиданная доброта старика удивила и порадовала бы, но сейчас Хуайсан никак не мог вспомнить, как нормально дышать. Сердце колотилось, а руки дрожали. Он с трудом поднялся и вышел на улицу; небо, ещё недавно ясное, вновь скрыли тучи. Это была не слабость или усталость; брат, подумал Хуайсан. Там, далеко, что-то случилось.