Глава 1. Пролог. Электрический ад (1/2)
Сиэтл, после всех событийВселенная ранена. Она истекает большими, тяжёлыми сгустками времени. Эти сгустки просачиваются сквозь тончайшие прорехи в ткани мироздания. Вселенная в самом деле повреждена не на шутку.
Время изливается в Сиэтле, в разрушенном подвале некогда величественного особняка Спринга, а ещё в развалинах на территории сиэтлского зоопарка, где раньше стояло здание под названием "Пункт перевозки животных", что совершенно не имело отношения к тому, что там на самом деле происходило.Время изливается в Кембридже, в небе над кельями преподавателей во втором дворе колледжа святого Седда, примостившимися на самом верху массивной спиральной лестницы, которая была тут ещё до существования Америки.
Время изливается в Айлингтоне, в шаге от небольшой уютной пиццерии. Этот ресторанчик не претендует на название "Лучшие ломтики во вселенной", но, несомненно, мог бы, потому что вполне его заслуживает.
Просачивающиеся сквозь ткань вселенной сгустки великолепно пахнут. Невероятно притягательно. Во всяком случае, Они устоять не могут.
Они не могут определить, сколько времени провели в пуленепробиваемом стеклянном контейнере на пыльной полке какого-то склада между шкафом с бумагами и коробками с ветхой одеждой. Они не умирают, потому что не понимают, что значит умереть. Уже давным-давно ничто не тревожило их, ничто не встряхивало и не шумело над ними. Год за годом всё, что им известно — тот самый запах, насыщенный, пьянящий запах чего-то приторно сладкого. Он вызывает желание. Они сами не знают, почему так сильно хотят, ведь им не понять, чего именно они желают.
Кто они такие, эти исчезающие тени, потусторонние существа — ошибки мироздания? Как их называли те, что когда-то приходили тревожить их, трясти и шуметь... Они расплывчатые, маленькие, с ладонь размером, с тонкими трепещущими крылышками и чёрными мышиными глазками, блестящими, как булавочные головки. Их сияние ничуть не поблёкло после стольких лет, проведённых во мраке, а крылья их отливают зелёным, сапфирно-синим и ярко-жёлтым, как лепестки подсолнухов.
По прошествии времени — если время, конечно, существует — стеклянный контейнер открывается. Дверца выломана, и сделал это кто-то большой и страшный в блестящих серебристых ботинках.
Теперь они отчаянно свободны.
Они мечутся по серым помещениям здания, следуя за своим спасителем в серебристых ботинках, и наконец чуют свежий воздух. Они бросаются то влево, то вправо, а после вылетают в открытое окно.
Они в неистовстве вырываются в темнеющее небо и поднимаются выше, чтобы потом играючи камнем упасть вниз и снова взлететь. Они понимают, что нельзя забираться чересчур высоко, как и опускаться слишком низко. Они боятся усыпляющей воды и плавящего солнечного света.
Они облетают кругом кирпичные здания, попадающиеся на пути. Они проносятся сквозь улицы, заполонённые людьми, чью кожу щекочет воздух, встревоженный взмахами их крыльев, но они мчатся прочь слишком быстро, чтобы кто-то успел их заметить. Они вьются одна за другой, без причины беспокоя ночных зверей своим беспрестанным ультразвуковым писком, напоминающим белый шум.
Они добираются до места, где когда-то никогда — или, может, очень давно — стоял особняк Спринга. Они не слишком разбираются во времени, если не считать тот неоспоримый факт, что время истекает из прорех в ткани мироздания, и оно наверняка неимоверно вкусное.
*В престижном пригороде Сиэтла — в котором лужайки пострижены, дорожки отшлифованы песком, и у любой крашеной блондинки, что учится в одной из частных школ, есть по два BMW — Фара Блэк начинает свой день ровно так же, как всегда: она запирает входную дверь на замок, затем на ещё один, а потом активирует все девять элементов системы безопасности “Вэйфорвард”.Система издаёт привычные звуки: захлопываются ставни, поворачиваются камеры, сигнализация писком оповещает о начале работы. Но вдруг Фара чувствует непривычное покалывание позади в области шеи. Ей кажется, что кто-то или что-то сейчас находится позади неё.Она моментально оценивает обстановку. Ощущает тяжесть своей “Беретты 92” во внутреннем кармане коричневой кожаной куртки — она перезарядила оружие утром. Ветра нет, погодные условия не препятствуют стрельбе.
Неуместное напряжение сковывает её плечи, и она сгоняет его усилием воли. Подавляет паническое желание достать оружие. То, что находится позади — если там и правда что-то есть — вовсе не обязательно представляет опасность. Может, это просто девочка из скаутского лагеря. А Фара выхватит пушку и направит её на малышку? Опять? Вполне хватило прошлого раза, когда пришлось долго объясняться.
После трех коротких вдохов — чтобы собраться с духом — она резко поворачивается и... ничего не обнаруживает. Улица позади пустынна. Автомобили соседей припаркованы на обочинах. Вокруг домов тишина. Стоит раннее утро, и пригород Сиэтла, в котором ничего никогда не случается, безмолвствует.
Но всё же что-то не так.
Фара добавляет ещё один кирпичик в стену, которой она отгораживается от своей тревожности, встряхивает головой и недовольно бурчит сама на себя.
Из её подсознания всплывает слово "паранойя", но вслед за ним появляется более верное, хотя вовсе не утешительное слово. "Предчувствие".*
Через сорок минут Фара подходит к двери офиса, с собой у неё одноразовый поднос, в котором закреплены два кофе и чай из "Старбакса", а на плече висит сумка с ноутом. Офис расположен прямо над автоматической прачечной, в которой студенты с красными от усталости глазами и пожилые женщины уже запихивают кипы грязного белья в огромные металлические барабаны. Дверь в офис сразу слева от витрины, неприметная на фоне крупной блестящей латунной вывески, надёжно прикрученной к кирпичной стене прямо под кнопкой звонка.
ХОЛИСТИЧЕСКОЕ ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВОДИРКА ДЖЕНТЛИСвободной рукой Фара отключает сигнализацию системы безопасности “Вэйфорвард”: сперва набирает последовательность цифр на клавиатуре, а затем прикладывает подушечку большого пальца к матовой стеклянной панели.
Красный огонёк сменяется зелёным. Она упирается плечом в дверь, и та открывается.
Фара взбегает по узкой лестнице, ботинки стучат по ступенькам. Поднявшись наверх, она замечает, что дверь открыта и подперта кирпичом.
Она стискивает зубы, но считает от десяти до нуля, а не бросает поднос с напитками, выхватывая пистолет.
Уже второй раз за это утро она оценивает обстановку. Дверь не повреждена, нет никаких признаков несанкционированного проникновения. Замок выглядит целым, а матовое окно не разбито. До Фары доносится рассеянное низкое мычание, вполне узнаваемое, и запах краски.
Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, для чего дверь оставлена открытой.
Пройдя в офис, Фара убеждается в истинности своих подозрений. Тодд Бротцман водит валиком вверх и вниз по стене за рабочим местом Дирка, и небрежные разноцветные буквы скрываются под молочно-белым слоем свежей краски. Записи на стенах во время расследований — производственная необходимость, без этого Дирк не может. Он категорически против использования программ для заметок на компьютере, не признает досок для записей и даже бумажных пометок и продолжает записывать какие-то случайные фразы — ключевые — прямо на стенах офиса, используя разноцветные стойкие маркеры. Так бывает при расследовании каждого дела, а значит, после раскрытия приходит время перекрашивать стены.
— Тодд? Помнишь, что я сказала насчёт незакрытых дверей? — спрашивает Фара, резко ставя поднос с напитками на свой стол.
Тодд оборачивается через плечо и закатывает глаза, будто это сущая мелочь (но это не мелочь!).— Я пытался не умереть от запаха краски.— Это вопиющее нарушение моих рекомендаций по безопасности. Мог бы и окно открыть.
— Твоя система безопасности “Вэйфорвард” не даёт открывать окно.
— Мог бы и отключить её — я же сказала тебе пароль.
— Но записать-то не разрешила, а запомнить его не так уж просто.
Фара раздражённо фыркает.
— Ну и какой смысл в пароле, который легко запомнить? Если его легко запомнить, то его легко и подобрать — а это целиком перечёркивает сам смысл существования паролей.
— Клянусь, когда-нибудь я перебью всё, что мигает и жужжит в этом офисе, — ворчит Тодд. Он осторожно опускает валик в тонкий пластиковый поддон с краской, который стоит на полу у его ног, и подходит за своим кофе.
— А я вычту из твоей очередной зарплаты всю стоимость разбитого до последнего цента.Скрестив руки, Фара осматривает результаты работы Тодда. Определённо, будет нужен ещё один слой, чтобы окончательно замазать оставленную Дирком мешанину. Прошлое дело потребовало значительного количества неразборчивых заметок.
— Ну так что, с этим делом покончено? — говорит Фара.
— Видимо, да. Хотя как-то... Не торжественно, — в голосе Тодда сквозит разочарование.
— Не всё же должно заканчиваться салютом. Иногда можно просто, ну, знаешь. Сказать клиенту, что его девушка теперь слон, и пусть сам дальше разбирается, — говорит Фара, хотя и сама не совсем ещё с этим свыклась.
— Не слишком похоже на хороший конец. Ну, ему хотя бы нравится арахис? И вроде бы он был рад, что мы раздобыли для него сезонный абонемент в зоопарк, — Тодд берёт со стола Дирка тряпку и начинает оттирать краску, испачкавшую его левое плечо и въевшуюся в ткань его серой футболки. — Дирк говорит, что появится около одиннадцати.
— А, то есть нам стоит ждать его примерно в...— В три, если ждать вообще, — ухмыляется Тодд. Фара неодобрительно смотрит на него. — Ладно тебе, Фара. Всё равно весь день придётся бумажками заниматься. Счета... переводы... отчётность. Дирк никогда не появляется в такие дни. Он придёт потом, когда мы за ним заедем.
— Ну да, — фыркает Фара. — Ты вообще видел, что он называет счётом?Она подходит к своему столу и вытаскивает первый попавшийся счёт из стопки с пометкой "Отказать".— "Мисс Николь Кармайкл. Сумма: 6435,43 долларов. Наименование: кактус". Кактус? — в раздражении подчёркивает Фара. — Мы что, снабдили её кактусом? Или мы устранили кактус? Если к нам придут аудиторы...— Вселенная сама об этом позаботится? — с надеждой предполагает Тодд. Фара смотрит на него Тем Самым Взглядом. — Вот если бы Дирк так сказал, ты бы сразу поверила.
— Нет, не поверила бы. Я бы возразила. И тебе стоило бы. Как ты можешь терпеть постоянные оправдания его лени тем, что это вселенная во всём виновата? Вот например — на что похож его стол? — Фара взмахивает рукой в направлении рабочего места Дирка, где лишь одна немытая чашка удерживает от обрушения гору из незаполненных бумажек, пустых коробок от пиццы, разбросанных ручек, смятых салфеток и засохших остатков недоеденной пищи в контейнерах из фольги. — Он представляет угрозу для здоровья.
— Ну просто... вот так он работает, — с некоторым сомнением говорит Тодд. — Слушай, я могу прибрать тут, если тебе это настолько мешает. Ну и вообще, это же не худшее... из всего, что было... — Фара скрещивает руки на груди и сжимает челюсти. — Ну то есть, на этот раз тут вряд ли завелось что-то живое. А если что-то и было, то оно уже сдохло.
— Тодд. Если ты так и будешь убирать за ним, то он никогда не научится делать это сам.
— Я... — начинает Тодд, но Фара жестом останавливает его, так как её третий телефон — который в верхнем кармане куртки — начинает пищать. Мало у кого есть этот номер, и на звонки и сообщения от этих людей Фара реагирует неотлагательно.Она вынимает телефон. Там сообщение от Лидии.“Поболтаем по скайпу? У меня к тебе просьба Х”Фара улыбается и набирает: "Сейчас", — ей нужно включить ноут.— Свидание по-быстрому? — поддразнивает Тодд.
— Это Лидия, — Фара кладёт сумку на стол и достаёт оттуда ноутбук.
— Она слишком маленькая для тебя, — вздыхает Тодд. — Тебе бы с кем-то постарше встречаться. С кем-то... взрослым. И заляпанным краской.
Фара приподнимает бровь в ответ на игривую улыбку Тодда. В их подколках нет никаких намёков. Тот небольшой огонёк интереса, что загорелся было в Тодде, угас с полгода назад после того, как Фара успешно провернула миссию "Дай Тодду понять, что мужчины не в твоём вкусе" (название придумала Аманда, а не Фара). Миссия включала в себя небольшую ложь насчёт бывшей девушки, зашедшей в гости, короткий (но шумный) разговор с Дирком о том, был ли он когда-нибудь на сиэтлском гей-параде, а потом Аманда поставила на стол Фары огромную коробку латексных салфеток*, сообщив, что утром пришла доставка с "Амазона".Фара была уверена, что они достаточно близкие друзья, так что скрывать ориентацию не нужно. Ну а Тодд смеялся до слёз, когда его сестра принялась кидаться салфетками в вопящего Дирка, и даже забыл смутиться, что его угораздило положить глаз на Фару.
— Разумеется. Если встретишь кого-то взрослого и заляпанного краской, непременно сообщи, — с ухмылкой отвечает Фара.Тодд фыркает.Фара открывает ноутбук и подключается к беспроводной сети через “Вэйфорвард”, затем открывает скайп.После трёх булькающих гудков Лидия поднимает трубку.
Она в своей комнате, на стене позади большая картина со слонами, гуляющими в африканской саванне на восходе солнца. Волосы Лидии немного длиннее, чем при их последней встрече, состоявшейся больше двух месяцев назад, а ещё она обрезала чёлку длиной до глаз. Её зубы безукоризненны, — белые и блестящие — а кожа покрыта здоровым загаром.
Лидия машет в камеру.
— Привет, Фара! Как поживаешь?— Отлично! Тут Тодд. Скажи привет, Тодд!— Привет, Тодд! — предсказуемо кричит он с другого конца кабинета.
Лидия со значением смотрит на Фару — точно так же, как смотрела, когда её отец отпускал шуточки похожего характера. Фара улыбается, хотя её охватывает тоска — всё ещё тяжело думать о Патрике.— Как там погодка? — спрашивает Фара. Лидия на острове Антигуа, где заканчивает двухмесячный углублённый курс по сохранению водной среды. Он пригодится ей осенью, когда начнутся занятия по защите биологического разнообразия.