Франция/Египет (R) (1/1)

- Мне кажется, у нас проблемы, - взволнованно пискнул солдат, указывая куда-то за спину Франции, которому хватило лишь беглого взгляда, грациозно брошенного через плечо, чтобы понять, о чём толкует рядовой: действительно, с другой стороны Нила всё приходили и приходили новые люди, спокойно усаживающиеся на песок недалеко от воды, словно зрители перед театральным представлением.Обветренные лица (это был единственный доступный для созерцания участок кожи) смуглыми пятнами выделялись на фоне безвкусных светлых одеяний, которые иначе как лохмотьями назвать было невозможно, и, хотя эти оборванцы всех возрастов были совершенно разными, вместе они всё равно создавали ощущение какого-то единого затравленного животного: напряжённость каждого человека подпитывала соседа, и заметна она буквально во всём: в позах, скованных движениях, даже в том, как они с болезненным интересом глядели на своих якобы освободителей-французов. И, тем не менее, по поводу этих египтян волноваться явно не стоило: никаких открытых или же скрытых попыток присоединится к не особо-то и организованному войску Османской империи те не предпринимали[1].

- Если ты сдашься сейчас, то мы можем избежать многих неприятностей…

Египет только равнодушно пожал плечами, плетясь прочь: его явно не интересовала степень неприятностей, которые могла причинить ему эта война[2]. Да и сам Франция вместо того, чтобы убеждать парня остатьсяи всё же признать собственную капитуляцию, лишь с меланхоличной заинтересованностью наблюдал за тем, как странно топорщатся лохмотья, ошибочно принятые за одежду, на тощем теле его вынужденного врага.

С ещё большим интересом он успешно попробовал представить, как бы тот выглядел вообще без своих глупых тряпок, попросту намотанных одну на другую в совершенно хаотическом порядке. И то, каким взглядом наградил его Египет перед уходом, почему-то вселяло уверенность в том, что ему вскоре представится подобная возможность.Взгляд как-то сам по себе выхватил из безликой толпы одного человека, которого Франция уж точно не ожидал там увидеть: Египет равнодушно сидел на песке, вырисовывая надломленной веточкой какие-то рисунки, но вид его прекрасно давал понять, что он далеко не так спокоен, каким хотел себя продемонстрировать.

- Но разве египтяне – не наши враги? – всё ещё озабоченно поинтересовался тот самый юнец, изначально привлёкший внимание Франциска к происходящему на другой стороне реки.- Мы пришли сюда, чтобы освободить их, а не поработить[3], - теперь-то он и сам был куда более уверен в своих собственных словах.Даже если это и было не то время и не то место (пожалуй, это действительно было именно так), никого из них двоих это особо не волновало. Они сидели рядом, подальше от каирских лачуг и разбитых наполеоновской армией лагерей, и тишина, заполнявшая палатку, была самой естественной вещью на свете, чего не скажешь о том, что происходило до этого.

Конечно, подобные жёсткие условия заставляли душу Франциска сжиматься в тоскливом раздражении, но выбирать особо и не приходилось: сейчас они находились с разных сторон военной баррикады, так что эту странную, не подающуюся никаким объяснениям связь всё же стоило тщательно скрывать от окружающих, и именно по этой причине им двоим пришлось искать место для уединения столь далеко и столь же тщательно.

Без одежды Египет выглядел куда более молодо и как-то особенно беззащитно, хотя Франция и прекрасно понимал, что тот в разы старше его самого, но всё же какая-то жилистаяхудоба придавала ему вид подростка, а то, что в жестах да поведении не было и следа неуклюжести, казалось особенно странным. Франциск постарался заглянуть в лицо Египта, пытаясь понять, жалеет ли он о произошедшем, но вновьстолкнулся лишь с нечитаемой маской абсолютного равнодушия.

- Их куда больше, - пробормотал Египет, и это были первые его связные слова за весь вечер (до этого он обходился только лишь неразборчивыми стонами). – Вооружены они смехотворно, но их больше[4].

- И почему ты мне об этом говоришь?Но отвечать парень так и не потрудился, вместо этого потянувшись за очередным поцелуем, и если до этого Франции было ещё интересно, что творится в голове у его любовника, то сейчас эти мысли отошли на второй план.

Где-то над головой раздался оглушительный рокот, отчётливо слышимый даже на фоне грохота артиллерийского огня и взрывов пушечных снарядов, а сверху посыпались сначала песок, а после и более крупные обломки, но Франция только лишь инстинктивно замер, боясь даже пошевелиться или посмотреть вверх: в порыве боя он явно потерял возможность трезво размышлять.То, что случилось дальше, длилось всего несколько десятков секунд, но Франциску показалось, что прошла целая вечность с того момента, как он застыл просто под головой у Сфинкса, а после оказался в относительной безопасности, прижатый к одной из его мощных лап. То место, где он не так давно стоял, теперь было похоронено под глыбами тысячелетних камней, видевших, пожалуй, больше, чем все сражающиеся сейчас люди вместе взятые. И только сейчас Франция понял, насколько неправильным он выбрал место для боя вообще, и пункт наблюдения за ним в частности: понадеявшись на защиту со стороны каменного изваяния, он чуть было не погиб от его носа[5].Само же тело парня, который так отчаянно прижимал его к памятнику, было далеко не таким мощным, а с волос и его тряпок, столь старательно выдаваемых за одежду, струилась холодная речная вода. Ногу так и вовсе опутала длинная водоросль, впившаяся в складки одежды, словно дивная змея, но никто из них двоих не обратил на всё это ровно никакого внимания.Впрочем, сейчас даже военные действия остались как-то позади: Франциск и не заметил, что силы Османской империи поспешно покидали поле боя, стараясь спасти тем самым свои жизни, переправляясь через речку и теряясь в толпе мирных жителей Каира.Египет с тоской заглянул в изуродованное теперь лицо своего идола, созданного, казалось, ещё до рождения времён, после чего перевёл взгляд на спасённого, и Франция был практически уверен, что на лице того появилась едва заметная улыбка.- И как ты оказался здесь так быстро?- Пункт наблюдения – не самый удачный, - только лишь произнёс парень, кивая в сторону разнесённого памятника – о фразе длинней от этого странного парня и мечтать было нельзя.- Что это, стокгольмский синдром[6]? – промурлыкал Франциск, прежде чем накрыть губы Египта поцелуем. И то, что тот не особо-то сопротивлялся, прекрасно говорило о его безмолвном согласии с предыдущим вопросом.

_______Обснуй-time~Речь в фике идёт о Наполеоновских войнах (точнее о французско-турецкой их части), проходивших на территории Египта.

[1]Во время битвы население Каира просто сидело на другом берегу Нила и наблюдало за сражением. Почему-то они были уверены, что французы обязательно сделают их своими рабами, если победят, но, тем не менее, ничего не собирались с этим делать.[2] На территории Египта проходили турецко-французские войны (в состав турецкой армии входили мамлюки, янычары, сами турки и крайне малое количество арабов) – египтяне там особого и дела-то не имели.[3]Наполеон действительно жаждал освободить Египет, который крайне ему нравился, от власти Османской империи.[4] Со стороны Османской империи и правда было выставлено огромное войско – 60000 человек – против всего-то 20000 французов. Тем не менее, потери в битве составили 10000 со стороны османов и всего 300 человек у Франции.

[5] То, что нос Сфинксу в Гизе случайно отбили французы именно во время битвы у пирамид, является самой распространённой версией, однако, стоит отметить, что далеко не все с этим согласны.[6] Проигрыш мамлюков (Османская империя) в этой битве ознаменовал спад их 700-летнего правления в Египте, то есть статус французов в этой войне (освободители/завоеватели) определить не так-то и просто.