Вся земля - это чья-то кровь (1/1)
Заговорщики собирались в обратный путь. Павлов мрачно следил за их приготовлениями, по мелким деталям понимая, что операция увенчалась успехом и они освободили Збигнева Карского и кого-то еще. Смуга и Томек уехали навстречу Вильмовскому, они с боцманом Новицким остались вдвоем. Павлов сидел на обломке скалы и хмуро наблюдал, как тот проверяет и заряжает винтовки. Что теперь будет? Неужели им предстоит обратный путь по непролазной тайге, а потом еще столь же сумасшедшее путешествие из России… Павлов подумал о своей квартире в Хабаровске, о давно оставленном Петербурге, о привычном маленьком Нерчинске. Начальство будет называть его неудачником, и историю его краха станут рассказывать всем новичкам от Хабаровска до Варшавы. Если и был шанс все исправить, то вот он, сейчас. Последний шанс.Павлов встал, пользуясь тем, что Новицкий смотрит в другую сторону, и медленно двинулся к лошадям. Потом все получилось очень быстро. Новицкий заметил, и его лицо исказилось от гнева. Павлов прекрасно знал, насколько тот силен, и его затопил настоящий животный страх. Он выхватил револьвер из седельной кобуры и выстрелил — до того как осознал, что именно он делает. Чудовищный удар головы поверженного врага в грудь выбил из него дыхание и заставил рухнуть на землю. На какой-то миг в голове промелькнуло видение спокойного моря, но его затянуло алой пеленой боли, мир перевернулся и упал навзничь. Сознание отключилось.Придя в себя, Павлов долго не мог начать дышать. Грудь полыхала кошмарной болью, а в голове билась единственная мысль: ?я убил его! Я его убил!?Новицкий лежал на земле ничком, раскинув руки, словно хотел полететь. Павлов медленно обошел его, недоверчиво глядя. Этот человек не может быть мертвым, смерть ему не идет, совершенно не подходит. Он склонился над телом, пытаясь заглянуть в лицо. Из разбитых носа и губ Новицкого еще сочилась кровь. Лужа медленно расползалась под его головой, кровь казалась черной на земле. Павлов слышал, как она, чмокая, впитывается. Он коснулся губ лежащего человека, немного развел их пальцами, чувствуя ускользающее тепло. В ладони тут же оказалась лужа кровавой слюны и несколько темных сгустков; Павлов вытер руку о рубаху Новицкого и поднялся. Деревья и горы плясали вокруг, на слипшихся губах чувствовался ржавый вкус крови. Похоже, он был серьезно ранен.Павлов сообразил, что на звук выстрела могли вернуться Смуга и Томек; ему надо было спешить. Он с трудом взобрался на лошадь и помчался по тракту. Каждый скачок отдавался глухой болью в теле, в разбитой груди что-то тяжело ухало, кровавая пена заливала подбородок, шею и грудь; Павлов заметно слабел. В глазах ежеминутно темнело, он боялся потерять сознание, не доехав до Алдана. Это означало верную смерть, и Павлов, думая об этом, почему-то видел разведенные губы мертвого Новицкого, и сгустки крови, выпадающие из них, как личинки из гнилой туши. Совсем недавно эти губы его целовали, а теперь остывали на таежной поляне. — Лучше бы ты убил меня сразу, — пробормотал Павлов, сплевывая кровавую пену на дорогу.Грудь разрывало от боли, но впереди уже показались крыши домов Алдана. Сейчас он все исправит. Сейчас он найдет этого учителя географии и выскажет ему все… Мутная пелена застилала глаза. Павлов стер кровь с лица, судорожно хватая ртом воздух. Ему не хватало дыхания, которое почему-то перестало слушаться и теперь рвалось из горла судорожными отрывками. Кажется, на въезде в город кто-то едва не попал под копыта его лошади, но Павлов не обратил на это внимания. Он увидел широкий двор гостиницы и направился туда. Соскочив на землю, он получил очередной приступ острой боли. Павлов согнулся пополам, сдерживая душащие его рвотные позывы из последних сил, но безуспешно: его вырвало едкой, горькой смесью желчи и крови. Отплевываясь от ошметков кровавой пены, он с трудом вбежал в гостиницу.— Где участок?К счастью, долго искать старого врага не пришлось: Вильмовский вышел на него сам. Павлов почувствовал, что на него накатывает истерика. — Присмотрись-ка получше ко мне, ты, скотина! По мере того, как Вильмовский осознавал, кто перед ним, его лицо менялось. Павлов с мрачным удовлетворением видел, как волнение уступает место удивлению, потом боли и гневу. Он был рад понимать, что кому-то сейчас так же больно, как и ему. Впереди была сладкая месть, отмщение за все годы потерянной карьеры, за эту ужасную экспедицию, за каждую кошмарную ночь и пролитую каплю крови…Первый выстрел обжег спину под правой лопаткой, в груди больно свистнуло. Павлов вдруг ясно увидел палатку с оранжевыми и черными пятнами и Броля-Новицкого, склонившегося над ним. Второй выстрел прошел чуть ниже первого, и за ним пришло воспоминание о теплой тушке крысы в руке и соленом вкусе крупной, немытой головки члена во рту. Павлов сглотнул соль с кровавым ржавым привкусом, и третий выстрел вызвал в памяти запах гвоздичного масла, терпкого дыма и поцелуев со вкусом рома. Четвертый выстрел слился с тихим, бархатным шепотом, который говорил пошлости с легкой смешинкой, обволакивая и обещая удовольствие после. Пятого выстрела Павлов не услышал: в его голове слились звуки текущей реки, треска костра, все того же шепота и мягкого хлюпанья между животами. Он не просто увидел, он почувствовал, как его пальцы сплетаются с чьими-то, как большие и сильные руки удерживают его от падения, а теплое море под ним мягко покачивается, растворяя все в кровавой пене. Морской горизонт упал в алый закат, высокая волна накрыла Павлова с головой, и все пропало.После этого поднялся страшный переполох. Урядник сразу велел поднять и вскрыть гроб с покойным ссыльным, где обнаружились камни. Отряды на поиски заговорщиков были посланы во все стороны, где были дороги, послания о беглецах передавали в ближайшие города и поселки. Пока полиция и солдаты прочесывали окрестные леса, а казачьи патрули стояли на всех дорогах, Илью Семеновича Павлова похоронили в Алдане. Родственников и близких у него не было, поэтому никто и не настаивал на переправке тела в другое место для захоронения в семейном склепе. Бывшего агента царской охранки уложили в казенный гроб, безучастный поп провел положенную службу, и тело Павлова без особых церемоний погребли на кладбище Алдана, в той самой могиле, из которой достали пустой гроб, набитый камнями. На захоронении стоял деревянный крест с именем и датами жизни; дожди и снег за несколько лет смыли надписи, потом и крест потемнел и рассыпался без должного ухода. Через положенное время исчез весь могильный холм, давно поросший дикой травой и мхом, и не осталось на земле никакой памяти о Павлове.