Вместе (1/1)

Удары колокола – ?не иначе, как похоронного?, - материт его про себя Яген – застают медика за новым опытом.Он вскидывает голову и со вздохом отставляет заготовки, окидывая взглядом операционный стол и набор инструментов. С их нравами и заданиями лучше всегда быть наготове.Из медблока он вылетает, торопливо двигаясь к площади сбора. Ему несутся навстречу, все в копоти и пыли. Яген пытается вспомнить подробности задания и быстро про это забывает.Дюжие мечи легко удерживают и массивного Нагасонэ, и хрупкому Хачисуке гриву подбирают. Урашиму подхватывает Иватоши, и это хуже всего – не братьев же в помощники звать, от них толку маловато, малявок бестолковых.- Мы в засаду попали, - младший Котетцу сплевывает кровь и трещит, что твоя сорока, прижимая к боку ладонь. Беспокойно осматривает братьев, к медику едва не под руки суется, пока Яген не обещает его привязать к койке, да "утку" выносить раз в три дня.Урашиима пострадал меньше всего, его пожаром и не задело почти, зато по ребрам схлопотал, а вот Нагасоне и Хачисуку в самом центре зажали. Армия антиистория в этот раз лихо сыграла – пока клинки за людьми следили, помогая из пожара выбраться, самих в пожарище загнали. А там уж отбивайся – не отбивайся.Едва справились. И ведь не раны страшны, хорошо, если зацепило дважды, в ожогах дело да дурацких тряпках, что к открытой ране припекло.От Санивы в таких вопросах толку мало – не то повреждение. На клинках даже следов толком нет.Яген ругается в голос, зло шипит сквозь зубы. У него дел по горло, одному не справиться, и он не сразу замечает, что давно не один. Рявкает хрипло, потрошит свои запасы, обработкой занимается – уже в четыре руки. Голову вскидывает, едва лишь указав на нужное, и Нагикицуне реагирует без слов.?Вот же лис, давно заприметил, что и где лежит?, - и в этой мысли больше глухой, усталой благодарности, чем возмущения.Яген думает, что непременно поблагодарит его после, но пока…К тому времени, как он заканчивает, осеннее небо темнеет, растеряв все краски и налившись темнотой. Яген без сил опускается на край стола и сдирает с рук перчатки.- Ступай, ополоснись и поешь, - тихо говорит ему Нагикицуне, зная, как не любит брат грязь, и как устал после нескольких часов этой бешеной борьбы за чужие жизни, - я присмотрю.Пациенты мирно спят опоенные обезболивающим и снотворным, но в любой момент им может понадобиться внимание и Яген не доверивший бы этот пост ни Урашиме, частенько помогавшему ему в медблоке, ни кому другому, включая, возможно самого Саниву, кивает. Касается на мгновение запястья под краем рукава, там где уже не тонкая кожа перчатки, а тёплая светлая кожа, и сутулясь идёт к двери. И только шагнув за порог встряхивается и выпрямляется, не надо никому видеть его слабостей. Никому кроме брата. Позже он возвращается и сменяет учигатану, а ночью они дежурят, давая друг другу отдохнуть, и ночь не кажется уже такой бесконечно длинной, а на утро голова не отзывается тягучей болью в висках и мутью во взгляде. Танто приносят завтрак и они делят его по-братски сидя в подсобке и снова принимаются за дела, с такими обширными ожогами работы хватает, да и повседневные занятия в цитадели никто не отменял, разве что на задания их пока не посылают.Яген не спорит, помогает и на кухне, и даже с малявками тренируется, а после вновь делит узкий диван с Нагикицуне. Иногда он ругается с лисом едва не до хрипоты, но учигатана непреклонен. Укладывает головой на плечо, накрывает ладонью глаза, и Яген проваливается в зыбкий сон, будто Наги обладает своей, особой магией.Они засиживаются у коек больных, пьют чай, который Митсутада выдает через окно кухни, и Яген уже в подсобке, не оглядываясь, протягивает руку, чтобы взять и добавить в напиток предложенных Наги трав. Они мало говорят в эти дни, но это не вызывает отторжения. Наоборот, будто сроднились, нервами переплелись – вместе – и теперь медик не уверен, что сможет позволить кому-то еще оказаться рядом. Доверится?Они молчат – и чем дальше, тем больше.Нет, они говорят с выздоравливающими мечами и желающими проведать больных.Яген бранится, когда Хачисука в очередной раз спорит о чем-то с Нагасоне, а за Нагикицуне вовсю трещит его лисенок.Яген даже подает Саниве списки необходимых лекарств, а Нагикицуне, запинаясь, просит Митсутаду сделать лисьего тофу.Яген…Честно говоря, он уже готов взашей выгнать всех из медблока, чтобы побыть с Наги наедине, но медик молчит – и учигатана молчит в ответ, бережно касаясь подушечками пальцев нахмуренного лба.Постепенно пациенты, окрепнув, перебираются в свою комнату и они наконец остаются одни, получив возможность выдохнуть, отдохнуть, просто побыть рядом.Влажная хмарь падает на цитадель под вечер. Опутывает пеленой, пробирается сквозь щели в приоткрытых окнах и вкрадчиво касается тлеющих углей.В комнате пахнет листвяной прелью, застарелым запахом лекарств и дымом. Угол освещен теплым светом ночника, и туда хмарь не достает, отдергивает длинные пальцы, брезгливо сбрасывая запах ночной мороси и свежего инея, облепившего стекла и голые ветви.?Нужно закрыть окно?, - думает Яген и поднимает тяжелые веки. Он сидит, вытянув ноги, и держит в руках книгу, ладонью придерживая страницы.?Не спишь??, - молчит, чувствуя спиной чужое тепло, и поворачивает голову, прижимаясь щекой к плечу.Отсюда видно край жесткой маски, тонкую царапину у виска и сор, застрявший среди светлых прядей. Яген поднимает руку – убрать его – и сталкивается пальцами с чужими, теплыми.Нагикицуне снимает перчатки, стаскивает, зубами потянув край плотной кожи. Трогает середку ладони, щекотно обводит глубокие, врезавшиеся в кожу линии. Накрывает подушечками запястье.Новый порыв сквозняка подносит хмарь ближе, знобкими мурашками проходится вдоль позвоночника и пропадает как не было.?Нужно закрыть окно?, - думает Яген и удерживает ладонь, ежась от едва заметных прикосновений. Не отстраняется, наслаждаясь. Книга сползает с колен, закрывается, шелестнув страницами.?Будешь чай??, - молчит Накигицуне и опускает длинные ресницы.Молчит и Яген, приподнимая уголки губ. Слова, громоздкие и неповоротливые – лишние.А казалось – только дорвутся, только дай остаться вдвоём наконец – но нет. Сидят рядом, молчат, пальцы сцепили вот и достаточно им. Когда успели срастись, сжиться, что и слова не нужны и в лёгком прикосновении тёплых пальцев к ладони близости больше чем в ином сексе? Когда этого стало достаточно? Когда это стало… необходимым?Яген опускает ресницы, прижимается виском к плечу, отстраняется помедлив – чай хорошая идея и надо бы наконец закрыть…Нагикитцуне поднимается и дотягивается захлопнуть ставень.*К излёту осени ночи становятся длиннее и темнее, кажется время замерло и рассвет не наступит. Может быть никогда. Медик знает – это всего лишь иллюзия, ловушка подсознательного страха.Яген дотягивается подкрутить фитиль лампы и задумчиво косится в окно. Где-то там над деревьями сбоку от цитадели располневший месяц цепляется боками за ветки деревьев над лесом, отмечая приближающийся неуклонно рассвет. Растущая луна не лучшее время для лечения ран, но он хороший медик, у него богатый опыт, он справится.Справится же? В другое время танто самоуверенно ответил бы ?разумеется? сейчас он не уверен. Дурные сомнения подгрызают изнутри, тревога скребёт за грудиной – плохая рана, глубокая, тёмный ядовитый клинок глубоко вошёл в тело всего на пару пальцев выше печени.Яген смотрит на свои руки, усилием воли подавляя дрожь, и снова возвращается к размышлениям.Он не думает о братьях, хотя малявки распоясались от безделья, а Ичиго только поощряет их игры.Он думает о Нагикицуне.?Чёртов лис? - думает со странной нежностью, незнакомой раньше. Будто кто-то внутри теплом плеснул. Раньше так бывало при удачном опыте, разработке, теперь... Учигатана ведь решительнее стал, спокойнее. Будто точку опоры нашел. Раньше бегал, прятался, а теперь сам тянется первым.Яген молчит, даже когда видит это – будто спугнуть боится робкое счастье.Они едва не каждый день задерживаются в подсобке медкабинета, возвращаясь под утро. И не в сексе дело, ей богу. Не только в нем.Яген и не понимал раньше. Каково это – молчать вместе и говорить за двоих, встречать рассвет и бродить по укрытой росой траве, взявшись за руки. Накрывать подушечками пальцев запястье и слушать размеренные, короткие удары в такт. Отвлекаться от книг, подставляя губы под поцелуй, и засыпать в обнимку, устраивая голову на плече.Слушать тихое, по имени - "Яген..." - и почти с радостью осознавать – вляпался.Он раньше подумать не мог, что так бывает. Читал даже – а поверить, принять не выходило.Будто легко это – понять, что любишь.Над цитаделью висит тишина, обволакивает, словно загустевшая патока, забивает уши, затекает в горло, мешая вдохнуть. Плохая тишина, совсем не такая, когда сидишь в уютном молчании с книгой, привалившись к чужому плечу.Не хватает, с мимолётным раздражением понимает медик – вот этого молчания, присутствия, тишины и мерного стаканчика с чаем разделённого на двоих – не хватает.Его присутствие в медблоке, сейчас не нужно, он бесполезен пока: рана обработана, состояние пациента стабильно – не хорошо, нет, но стабильно – и он мог бы пойти и перехватить несколько часов сна в подсобке, подремать в полглаза, чутко прислушиваясь к тишине за приоткрытой дверью. Но нет – сидит. Рассматривает собственные руки, в окно коситься, гоняет дурные мысли по сотому кругу в голове.Будто делать нечего – гонять, смотреть, думать.Молчать.Лис не говорит ничего, в душу не лезет, как и он сам. Проверки не устраивает, теша самолюбие.Яген даже извиниться не смог, забыл, а потом недосуг было. Предложил, попробовали, понравилось. Разве мало?Нагикицуне молчит, на такие вопросы не отвечает, но медик видит – грызет его что-то, мучает. Снами дурными прорывается.Отчаянным и тихим - "Яген...". Будто он уйти собирается.Будто надоело все. Или что, мало тебе слов?Яген зло трет воспаленные веки и мучительно желает себе удавиться.Каких? Он хоть слово от тебя услышал?Наги страшно, вот он и наслаждается тем, что есть. Тем, что рядом сидишь, пока не надоест.С ним сидишь, не с братьями или другими клинками.Мало будто, что с ранеными задницу просиживаешь... И вчера сидел. И позавчера...Третью ночь толком без сна, лишь задрёмывая, уронив голову на сложенные на спинке стула ладони. Плохо.Но уйти не получается. Словно если он отойдёт хоть на минуту, хоть на несколько шагов – случится непоправимое.Яген-медик знает – это не так.Яген-человек ирреально уверен – он должен оставаться рядом.Даже если ничего больше сделать нельзя. Даже если всё необходимое уже сделано.Прикрыв глаза он прислушивается к прерывистому едва уловимому дыханию. Накрывает ладонью бледное запястье в очередной – он давно потерял счёт – раз ловя подушечками пальцев слабый пульс. Пока он может уловить это – сердце бьётся и у него есть шанс победить в этой борьбе, выдрать чужую жизнь из пасти несговорчивого владыки мира мёртвых. Не отдать то что слишком дорого. Не отдать того, кого успел полюбить.?Не отпущу, слышишь? - повторяет он без голоса снова и снова, - ?с того света достану, что угодно сделаю – только живи?Нагикицуне молчит. Он часто молчит в ответ, но сейчас в этом молчании неуютно.Яген прикрывает глаза и прикусывает щёку изнутри. Он думал – знает, что так может случиться. Он считал – понимает, что все они смертны, что всё может закончится в любой момент. Самоуверенно полагал – он выше этого. Просто любопытство. Просто попробовать. Просто… увлёкся.Полагал до тех пор, пока тревожный звон не оповестил – кто-то из ушедших на задание вернулся раненым. Пока не увидел светлые волосы в бурых потёках, бледное в прозелень лицо под разрубленной маской, алую набухшую кровью ткань – некогда бывшую белоснежным рукавом смешливого хэйанского тачи – прижатую к ране на правом боку. Самого Цурумару с потерянным испуганным лицом – не уберёг, не защитил, недосмотрел. Встревоженного Урашиму, спешащего к медблоку по тревоге – помочь обработать раны.Он не допускал мысли, что с Нагикитцуне может случится беда.Он думал – просто кто-то рядом. Думал – просто привычка.И ледяной ужас стянул запястья, мешая с привычной сдержанностью выполнять свою работу. Ему потребовалось всего несколько секунд, показавшихся бесконечными, чтоб взять себя в руки. Чтобы бросить безумный вызов владыкам смерти. Чтоб пальцы снова твёрдо сжали инструмент, спасая чужую жизнь.Живи, Наги, слышишь – живи. Ты мне нужен.Я помню, ты повторял это в бреду раз за разом, тогда – вечность назад. Ты ни разу не повторил это вслух, но я знаю.А я молчал – глупец, я обманывал себя и тебя всё это время. Отмахивался, страшась заглянуть в собственное сердце – это же всего лишь мышца ответственная за перекачку крови в сосудах, всего лишь полый орган – мне ли, медику, не знать. Всё это время я даже представить не мог, насколько важным стало для меня это хрупкое, невесомое.Я скажу – обещаю – как только ты придёшь в себя, я узнаю об этом первым. Узнаю даже раньше чем ты сам осознаешь, что всё ещё жив. И обещаю – я повторю тебе это десятки раз, каждый день, каждый бесценный день, что мы ещё будем вместе. Только живи, слышишь?*Утром в цитадели холодно. Давно прогорели угли, покрывшись тонкой серой пленкой пепла. На окнах остаются узоры – будто ледяные пальцы оставили след. Они тают с приходом солнца и вновь возвращаются на утро скользкой белой дымкой – вплоть до весны.Нагикицуне просыпается рано. Он лежит на боку, свернувшись клубком под одеялом, прячет нос в вороте тонкой ночной юката.Лежит, прикрыв глаза, еще сонно прислушиваясь к тихому шелесту за окном. Оно закрыто неплотно, рама давно заедает, но руки не доходят приподнять занозистый край и закрепить…Короткое касание, невесомое и прохладное, накрывает веки. Чуткие пальцы ведут по ярким полоскам, трогают волосы, отводя в сторону сбившиеся пряди. Спускаются к открытой скуле – маска лежит на столе – задевают шею и плотно прижимаются подушечками к тому месту, где под кожей бьется пульс.Тук-тук-тук.- Рано еще, поспишь? - у Ягена со сна хриплый голос, лаской трогает загривок, знобкими мурашками.Лис ловит его ладонь, трогает тёплые со сглаженными мозолями подушечки, и прижимает к щеке. Потом чуть поворачивает голову, касаясь запястья губами.- Выспался, - шепчет едва слышно, проводит языком по коже, там где просвечивают сиреневым тонкие полоски вен. Но подниматься и ускользать из общей комнаты, как бывало раньше, не спешит. Ему нравится просыпаться рано, раньше остальных. Так эти короткие моменты тишины, сонного дыхания и ещё сонной нежности принадлежат только ему. Им.- Хорошо, - Яген улыбается, приподнимая уголки губ, и пальцы вздрагивают под лаской.Он с молчаливым вниманием осматривает оставшийся от подушки след на щеке, выгоревшие почти до прозрачности ресницы.И сказать так проще всего то, что он повторяет день за днем.- Люблю тебя, - шепчет Яген, и раньше царапавшие горло слова вырываются легко, привычно.Он уже не жмурится, как прежде, не стискивает веки, горящие сухой солью, как впервые. Когда давясь болью и счастьем, задыхаясь шептал раз за разом ?Живой, Наги, люблю тебя, люблю, слышишь, живой…? Вжимаясь лбом в исхудавшее плечо под витками бинтов, цепляясь по-детски за холодные бессильные пальцы. Счастливый и измученный, когда раненый лис, впервые после бесконечности дней, прошедших в борьбе за его жизнь, открыл глаза.Сейчас нет этой больной радости, но ему всё равно нужно проговаривать своё ?люблю? словно самому себе отдавая долг, за те месяцы, что молчал.- Я тебя тоже, - кивает Нагикицуне, щекоча его ладонь короткими выдохами, - пойдём?Яген знает, Наги любит рассветную тишину, любит идти по хрусткой от инея траве, не торопясь любоваться первыми лучами солнца. В такие моменты он кажется расслабленным и открытым, ещё не проснулась, разбуженная шумом суетливой цитадели, лисья чуткая настороженность, и поэтому Яген тоже любит вставать вместе с ним на рассвете.- Идем, - отвечает он и поднимается следом.Он помнит, как шел с ним так же после первой близости, и прислоняется к надёжному плечу, уже привычно касаясь запястья.Пульс под пальцами ровный, спокойный, ладонь теплая, и Яген улыбается.А рассвет первыми лучами пробивается из-за листвы, рассыпает радужный отблеск по белесой от инея траве.