Действие первое (1/1)
Я находился перед раковиной в ванной комнате своего дома. Мои руки были по локоть в крови, так же ее брызги хаотичными пятнами украшали мою серую футболку. Повернув вентиль, открыл кран, и вода шумной толстой струей вырвалась из него, ударяя мне в ладони. Я взял кусок мыла и старательно начал отмывать уже чуть подсохшую кровь. Оттиралась она плохо, да еще и красила белоснежную раковину в ярко-алый цвет. Продолжая натирать мылом предплечья, я поднял глаза и посмотрел в свое отражение в зеркале. Мое лицо так же украшали капли крови, отчего, на контрасте, оно казалось еще белее, чем есть. Глаза горели огнем. Рот перекашивала безумная усмешка. Вся ситуация меня чертовски радовала.Действие первое 14 июля 2006 года Я резко открыл глаза и, моргая, уставился в потолок. Мне опять приснился один из этих кошмарных снов. Наверное, после таких видений люди просыпаются, тяжело дыша и осев на кровати, но я так не мог. Потому что я, вот уже почти четыре года, не чувствую ног.На часах было без пятнадцати восемь утра, и ленивые лучи утреннего летнего солнца просачивались сквозь неплотно задернутые шторы. Полежав еще немного, я начал вставать. Опираясь на руки, я сел и стал перебираться в инвалидную коляску. Наконец, не без затруднений перебравшись в мягкое кожаное сиденье и поставив ноги на подножку, я заколесил в кухню, чтобы поставить чайник. Заварив чай, я взял чашку и, переместившись к окну, задумался.Это ведь был не первый мой ?кровавый? сон. Вообще, по сути, мне снилась либо ?кровь? либо ничего. Кошмары начали преследовать меня еще в детстве, а с момента той жутчайшей аварии три года назад, в которой я потерял мать и сломал позвоночник, они стали еще более яркими и жестокими. После катастрофы я месяц пролежал в коме, и вдобавок получил частичную амнезию. Все, что осталось в моей памяти – это редкие фрагменты моей жизни. Причем, сны я помнил лучше, чем реальность. В детстве меня преследовали ?кровавые ванны?. Куда бы я ни пошел, что бы я ни видел – все было залито кровью. Затем к ней добавились еще и трупы, чаще всего, расчлененные, и обязательно с выколотыми глазами. Тогда я рассказал об этих снах своей матери, и она повела меня к детскому психологу. Но этот, на мой взгляд, шарлатан мало того, что ничем не мог мне помочь, так еще и невероятно бесил меня. В конце курса лечения, я наврал в тестах, наврал врачу и матери, и меня признали психически нормальным.Когда мне исполнилось четырнадцать, мы с матерью переехали из пригорода Штутгарта на юг Англии, в Хэмпшир. Сны изменились: исчезли кровь и мертвецы, окружающие меня. Теперь в них я сам убивал. Собак, кошек – любых животных, но не людей (хоть на этом спасибо). Иные видения меня, как и раньше, не посещали и теперь. Я ходил в школу, как и все дети, ничем не выделялся из толпы, и никто не знал о моих кошмарах. Самое худшее началось, как я уже говорил, с той аварии. Мне тогда было 19 лет, но я практически не помню ее. Единственное, что вгрызлось в мою память, это то, что я был за рулем, а мать, вроде бы как, сидела на заднем сиденье. И все, дальше – кома и потеря памяти.Допив чай, я помыл чашку и взглянул на настенные часы. В девять ко мне должна приехать моя тетка – привезти продукты и кое-какие лекарства, а в десять утра курьер из переводческого агентства должен передать мне новую работу. После получения инвалидности мне все же нужна была работа, чтобы я не загнулся от скуки, однообразности и самобичевания. Так как я полжизни провел в Германии и в совершенстве знал немецкий, то теперь переводил с него на английский. Не забыть язык мне помогала мать, которая была немкой до мозга костей, и дома мы общались исключительно на немецком. Я же, насколько мне было известно, наполовину англичанин – якобы мой отец был родом из Англии, но я не помню его. Вроде бы он бросил нас с материю еще когда мне было года два, хотя может, я что-то и путаю. Но в любом случаем, видимо именно он и дал мне имя Джеймс.Я проехал в гостиную и, в ожидании тети, включил телевизор. Стоит добавить, что эта женщина – моя родная тетя, сестра по матери, вот только как она оказалась вместе с нами в Хэмпшире, я не понимаю, а разговоры на темы, касающиеся моего прошлого, мы отчего-то проходим стороной. Взяв пульт я начал щелкать каналы, в поисках хоть чего-нибудь более-менее интересного, но почти везде были либо утренние скучные программы, либо новости. В конце концов, я наткнулся на ?Дракулу? 1931-го года и уставился в экран. Дракула обращает Мину в вампира, а в моей прихожей слышится возня и женский голос, оповестивший о прибытии моей тети. Я выключил телевизор и покатил встречать родственницу. Недолго посидев у меня и поинтересовавшись моим здоровьем, она отчалила. А вскоре прибыл курьер с новым текстом. Я, если честно, плохо понимаю, почему агентство посылает тексты лично в руки, а не использует электронную почту, ну да ладно. Я проработал до ночи, пока мои глаза не начали чуть ли не отвергать меня. Умывшись и приняв необходимые таблетки, я перебрался из коляски в кровать, лег на спину и практически сразу же уснул. Обычно убийства снились мне не чаще раза в неделю, сегодняшняя ночь, похоже, стала исключением. *** Я сидел в баре и, потягивая виски, осматривал окружающих меня людей. Вон, у окна сидят две молоденькие девочки, попивают слабоалкогольные коктейли и бросают косые взгляды на одинокого симпатичного парня напротив. И так явно видно, что эти девчонки втайне ненавидят друг друга, но все равно мило улыбаются. Вон, за большим столом, сидит компания взрослых мужиков, пьет пиво огромными кружками, ест стейки с кровью и что-то рьяно обсуждает, брызжа слюной. А вон там, в дальнем темном углу сидит парочка, лобызают друг друга и под столом лезут руками в штаны, думая, что их никто не видит. И, вроде бы, все так повседневно и ничем не выделяется, но меня все это жутко раздражает. Время близится к полуночи. Я допил виски, кинул на барную стойку деньги и вышел на улицу. Стояла теплая летняя ночь, и хоть внутри бара было довольно оживленно, улица пустовала. Я глубоко вдохнул ночной воздух, закурил, и хотел было направиться к своей машине, припаркованной у подворотни, чуть поодаль от заведения, но тут дверь бара за моей спиной открылась, из него вывалился в стельку пьяный мужичок и, шатаясь, пошел в ту же сторону, куда собирался пойти я.Внутри меня что-то щелкнуло, я обронил сигарету, и стал медленно идти за мужчиной. Подойдя к подворотне, я резко подался на пьяницу, зажимая ему рот рукой и толкая его во тьму улицы. От него так сильно разило спиртным, что я невольно поморщился. Мужчина что-то мычал и пытался вырваться, но я крепко захватил его и двумя пальцами надавил на сонную артерию. Через несколько секунд мужик уже не так рьяно брыкался, а вскоре совсем затих, потеряв сознание. Я положил его на асфальт, а сам выглянул из подворотни. Оглядев улицу на предмет наличия людей, и убедившись в их отсутствии, я подошел к своей машине, достал из багажника аккуратно завернутую в кусок полиэтилена кувалду, и вернулся к жертве, предварительно еще раз осмотревшись.Зайдя в подворотню, я первым делом достал свой мобильный и, включив на нем фонарик, зажал телефон зубами – здесь было темно, хоть глаз выколи. Затем оттащил бессознательного мужика подальше, в тупик, во мрак ночи. Аккуратно перевернув его на спину и расположив тело в форме креста, я развернул полиэтиленовый сверток и вытащил орудие.Встав у головы мужика так, чтобы образовать перпендикуляр с ?прямой линией? его раскинутых рук, я замахнулся кувалдой и, на секунду прикрыв глаза и смакуя момент, опустил ее точно на лицо жертвы. Услышав, наконец, звук раскалывающегося черепа, свидетельствующий о смерти жертвы, и который прямо-таки ласкал мои уши и, я стал наносить удары один за другим, постепенно двигаясь с головы (от которой уже после третьего удара осталась практически сплошная каша) на грудную клетку, сминая и ее. Хруст ломающихся ребер, подсвеченное синим светом фонарика месиво из внутренних органов и лужа крови, приводили меня в экстаз. Закончив ?расплющивать? мужика, я выпрямился, держа в правой руке кувалду, а в левой мобильник, и поднял глаза к небу, где сквозь тучи просвечивался бледный диск луны. Я чувствовал кровь на своем лице. Слизнув капли с губ и ощутив во рту металлический привкус, я широко улыбнулся, еле сдерживая себя от того, чтобы оглушительно не засмеяться.Завернув окровавленный инструмент обратно в полиэтилен, сняв футболку, которая так же была вся в крови и вытерев ей лицо, я выключил фонарь и пошел к своей машине. Закинув кувалду обратно в багажник, я сел за руль. Открыв окно, я еще раз взглянул на сияющий в небе лунный лик. Я заехал в гараж, соединенный дверью с домом, через него попал в прихожую и вышел к ванной. Разделся (вернее, я и так уже был полураздетый, оставалось только снять джинсы), положил одежду в стиральную машину, а кувалду и полиэтилен отмыл от крови в раковине. Затем я зашел в душевую кабинку и включил воду погорячее. Горячие струи ударили мне в лицо и я, прогоняя в голове сцены прошедшего вечера, расслабился…*** И проснулся. Казалось бы, я давно должен был привыкнуть ко всему этому. Не обращать внимания на то, что сон и реальность отличались лишь тем, что в реальности я не мог ходить и не убивал. Но, особенно последние полгода, что-то переменилось внутри меня. Как бы сильно я не противился, я стал осознавать, что мне нравится смотреть на то, как я убиваю. Нет-нет, не так. Мне нравится ощущать, мне нравится ДЕЛАТЬ это. Нравится видеть, как в глазах жертвы гаснет жизнь, словно кто-то выключает свет в голове. И еще слаще от осознания того, что этим ?кем-то? был я.?Господи, да о чем я только думаю?, – пронеслось в моей голове. Хотелось немедля опустить голову в холодную воду или вымыть мозги с мылом. Забавно, обычно это выражение используют в сочетании с руками, но в моем случае, ?намылить? нужно именно мозги.А с другой стороны. Я – инвалид, не могу ходить. Так что, если я вдруг сойду с ума на почве маниакальных наклонностей, обществу угрожать это точно никак не будет. Нет, конечно, убийство – это грех и все такое, но так ли грешна лишь мысль об убийстве? Я уже давно не живу по принципу ?мысли материальны?, и бояться мне больше нечего, все самое страшное, на мой взгляд, я уже пережил. Осталось лишь доволочить свое жалкое существование до финала, и поэтому, я все же считаю, что могу позволить себе думать о чем угодно и сколь угодно много. Даже если речь идет о том, что я стабильно ?убиваю людей?.?В тебе говорит Сатана?, – так бы сказала моя покойная мать.Покойная. Это значит, что сейчас она мне ничего не скажет. Все еще лежа на спине, я накрыл лицо руками. ?Джеймс, прекрати?, – мысленно обратился я к себе. ?Не стоит засорять себе голову тем, что ты и так видишь уже чуть ли не каждый день?. Воистину.