Пролог (1/1)
POV РаульОна лежит на двуспальной громоздкой кровати, почти невидимая в тени опущенного бордового балдахина. Она кажется такой хрупкой и маленькой на фоне этого мрачного и чересчур роскошного ложа. Утопающая в теплых одеялах фигурка, ее бледное лицо выделяется ярким пятном на помятой темной подушке, окруженное свалявшимися коричневыми кудрями. Черно-синие тени залегли под ее сомкнутыми веками. Моя бедная молодая жена… Кажется, что она уже не дышит, я каждую секунду замираю и настороженно прислушиваюсь, теряю надежду и обретаю ее вновь, когда мой навострившийся, словно у дикого зверя, слух улавливает ее легкие вздохи. Она спит. Моя Лотти просто спит. Я хочу, но не смею, нарушить ее зыбкий покой. Я знаю, что скоро она сама проснется и начнет бредить, звать кого-то, причитать и путать имена… Последнее время она почти перестала узнавать меня. Она долго-долго смотрит мне в лицо своими огромными карими глазами, подернутыми мутью неведомого недуга, который с каждым новым днем гасит искры жизни в ее слабом теле. Я смотрю на нее из последних сил, я понимаю, что нахожусь на грани. Мои нервы натянуты до предела. Долго я так не выдержу… Сколько еще она будет мучиться, сколько еще прерывистых вздохов я насчитаю, прежде чем она перестанет дышать? Нет! Еще не время думать об этом. Я не должен опускать руки! Я не должен терять надежду! Но с каждым днем, с каждым часом, ее остается все меньше…Вдруг я почувствовал на себе пристальный взгляд. Погруженный в свои мрачные мысли, я сидел у ее кровати, спрятав лицо в ладонях. Я поднял голову и повернулся к моей маленькой жене. Она проснулась и смотрела на меня. Как странно… Сегодня ее лучистые глаза кажутся необычайно ясными.- Кристина, дорогая моя… - выдохнул я, поднимаясь со своего места. Я пересел на краешек ее кровати и взял узкую кисть Лотти в свои руки. Кожа на ее ладони казалась почти прозрачной, я даже чувствовал легкую пульсацию крови в ее тонких венах. - Рауль, - слабо произнесла моя молодая супруга. Ее бледное исхудалое лицо озарила нежная полуулыбка. Мое сердце забилось быстрее, и я поднес ее пальцы к своим губам и запечатлел на них легкий поцелуй. - Как ты себя чувствуешь, моя Лотти? – с волнением спросил я. Она тихо вздохнула и задумчиво прошептала:- Знаешь, мне снился такой странный сон… Похожий на мои детские воспоминания. Когда еще папа был жив. Не помню, рассказывала ли я тебе об этом, - она рассеяно смотрела на меня, а я держал ее за руки и ждал ее слов. Я был так счастлив, что она проснулась не в бреду, что она меня узнала и обратилась по имени. Теперь я радовался таким мелочам, о существовании которых и не подозревал раньше.- Это случилось, когда мне было шесть или около того, - она продолжила свой рассказ. – Мне приснился кошмар. Такой живой и яркий, словно все происходило наяву… Я должна рассказать тебе это, - вдруг поспешно пробормотала она, в ее глазах мелькнула тревога и она шепнула: - Только не говори нашей гостье о том, что знаешь. Не говори ей ничего, Рауль. Я кивнул, взволнованно глядя на мою милую жену. Ее глаза лихорадочно блестели, и я подумал, что у нее снова начинается бред. Она на секунду смежила веки и тихо заговорила: - Тогда я спала в своей детской комнате, но отчего-то проснулась. Было очень темно и немного холодно. Я испугалась сгустившихся в спальне теней и стала плакать и звать папу. Но вдруг, совсем рядом с моей кроватью, я увидела молодую женщину. Она сидела на коленях и смотрела прямо на меня. Ее лицо показалось мне удивительно прекрасным. Длинные белоснежные волосы были наполнены лунным светом. Ее руки скользнули под мое одеяльце. Я смотрела на нее с радостным изумлением, слезы высохли на моих глазах. А она легла рядом, погладила меня по голове и с улыбкой притянула к себе: я тут же успокоилась и погрузилась в сон. Но через некоторое время я почувствовала боль. Словно две длинные иглы вонзились мне в грудь. Я громко закричала. Та женщина подалась назад, не отводя от меня своих горящих голубых глаз. Она соскользнула на пол и, как мне показалось, спряталась у меня под кроватью. Тут я впервые в жизни испугалась и завопила во всю мощь. На мой крик прибежал перепуганный отец. По моей просьбе, он обыскал всю комнату, но никого не нашел, только положив руку на постель рядом со мной, он нахмурился еще больше. Ему показалось, что место и вправду нагрето, будто кто-то лежал здесь пять минут назад. Я рассказала ему о своем сне, и он поспешил меня успокоить, хоть я и видела, что он очень взволнован. Он стал убаюкивать меня колыбельной. Она показалась мне немного странной, он никогда не пел ее раньше. Язык был незнаком мне, но папа сказал, что это старинный цыганский наговор, и теперь ничто не потревожит мой сон. И правда, после этого я спала спокойно и сладко. Знаешь, когда я жила в театре и меня мучили кошмары… - тут она прерывисто вздохнула и умолкла. Я пытливо смотрел на нее, ожидая, что она скажет. Я был озадачен ее странным рассказом. Кристина собралась с мыслями и едва слышно произнесла:- Он… Ангел Музыки… Он умел прогонять мои кошмары. Не знаю, откуда, но он тоже знал этот наговор, и пел его мне… Мне становилось легко и спокойно. Я напряженно нахмурился и стиснул зубы. Ну вот, она снова вспоминает о нем. О том несчастном человеке, опасном убийце, который чуть не погубил нас всех, но в последний момент одумался. Проявил милосердие. После нашей свадьбы, она старалась не говорить о нем, и я старался не напоминать ей, но иногда я видел, что она погружается в свои таинственные грезы. Я знал, о ком она думает. На каком-то подсознательном уровне, я чувствовал это. Она глядела в темную ночь за окном, словно пытаясь разобрать что-то среди скользящих теней, и грустно вздыхала… Я не мог помешать ей вспоминать его. Но в такие моменты мне становилось больно, мое сердце разрывалось от мучавшей меня непонятной ревности.- Рауль… Прошу… Я задыхаюсь, - вдруг пролепетала Кристина, отчаянно сжимая мою ладонь своими тонкими пальцами. Ее лицо вдруг страшно побледнело, хотя это, казалось, было уже невозможно. Она закрыла глаза, на ее висках и шее выступила испарина. Нет, только не это! Она опять впадает в забытье, лихорадочное забвение, сопровождающееся бредом. Наученный горьким опытом, я поспешно поднялся на ноги и схватил с прикроватной тумбочки маленький тазик с холодной водой, в которую превратился растаявший лед, оставленный для компрессов. Я взял в руки чистое белое полотенце и, смочив его водой, принялся отирать ее лицо, чтобы хоть немного облегчить мучения моей бедняжки. Вдруг она с неожиданной силой схватила меня за руку и сжала мое запястье. Кристина, чуть приподнявшись над подушкой, уставилась на меня совершенно диким взглядом и прошептала, едва разжимая губы:- Он нужен мне, Рауль. Он может прогнать мои кошмары. Пожалуйста, спаси меня… ангел… Ангел Музыки, Рауль… - бормотала несчастная девушка. Она снова безвольно откинулась на постель. Казалось, этот секундный приступ активности забрал ее последние скудные силы, потому что, едва ее голова коснулась подушки, моя жена погрузилась в мгновенный беспробудный сон, похожий на летаргию. Я, испугавшись, что ее состояние может ухудшиться, принялся громко кричать и звать на помощь врача, дежурившего в соседней комнате, и слуг. Услышав мои отчаянные призывы, они вбежали в спальню. Престарелый семейный доктор, месье Сурье, принялся хлопотать над моей бедной женой. Он щупал ее пульс, он был слабым, едва различимым. Пульс угасающей жизни… Господи, что будет с ней, если она не придет в себя? Что будет со мной? Нет… Я не должен думать об этом. Все будет хорошо, она поправится, моя Кристина, моя дорогая Кристина!- Боюсь, ее состояние ухудшается, месье де Шаньи, - печально покачал седой головой доктор. – Я делаю все, что могу… Я не знаю, почему не наступает прогресс. Физически, с ней все в порядке. Она просто угасает, тает, словно свечка… - задумчиво добавил он.Я в отчаянии смотрел на лежащую без сознания Кристину… Мои мысли путались, сердце разрывалось от боли и горя.- Что мне делать, месье Сурье? Скажите, что мне делать?! Как мне спасти ее? Только скажите, и я сделаю все, что угодно, - как безумный, воскликнул я. Видимо, мой убитый вид заставил доктора забеспокоиться о моем душевном состоянии, потому что он накапал мне успокоительного в кружку и заставил выпить. Потом он взял меня под руку и увел в нишу окна, чтобы слуги не могли услышать нашего разговора.- Месье виконт, я человек далекий от суеверий, - вздохнул он. - Но других объяснений у меня нет. Мне кажется, вам нужно пригласить священника. Услышав его слова, я вздрогнул. Внутри все оборвалось. Почему он говорит о священнике?!- Что вы такое говорите? Она будет жить! Я не позволю ей умереть! Я не стану звать священника! Если вы бессильны, то я привезу другого врача! – вспылил я.- Ваше право, месье виконт, - он слегка поклонился, - но я не думаю, что выводы другого врача будут более утешительны. В моей тридцатилетней практике не встречалось ничего подобного. Я не знаю, что с вашей супругой, месье де Шаньи. Я устраняю лишь симптомы, но причина мне не ясна. Священник мог бы помочь. Возможно, это какой-то необъяснимый душевный недуг. Я тяжело вздохнул и безнадежно прислонился разгоряченным лбом к прохладному оконному стеклу. Что мне делать, если даже месье Сурье бессилен помочь моей Лотти? Я доверял ему, он был очень хорошим врачом, я был знаком с ним с малых лет. Он всю жизнь был нашим семейным доктором. Что происходит с Кристиной? За что ей все это?!Вдруг в моей голове отчетливо прозвучали ее последние слова, перед тем как она впала в беспамятство. Она сказала, что ее Ангел сможет прогнать кошмары. Господи, конечно же она бредила… Но, с другой стороны, если медицина здесь бессильна, то может мне остается уповать лишь на чудо?Что же мне делать? Она так страдает… Она мучается… Неужели я не поступлюсь своей гордостью ради моей бедной любимой Кристины?Я до крови закусил губу. Решение этой проблемы давалось мне с огромным трудом. Множество разнообразных противоречивых мыслей и вопросов терзали мой утомленный рассудок. Что я могу сделать? Если предположить, что я решусь исполнить ее просьбу, то где мне искать его? Жив ли он вообще? Или не выдержал тех несчастий и бед, что обрушились на всех нас в тот злополучный день? Что, если он умер или бесследно исчез? О, он мастерски умел исчезать и прятаться, словно и в самом деле был бестелесным призраком. При воспоминаниях о грозном духе Парижской Оперы, я нахмурился и болезненно поморщился. ?Нет, не дух, - тут же поправил я сам себя, - он человек. Всего лишь человек. Так чем он сможет ей помочь??Но, ведь Лотти, моя любимая Лотти верила в этот странный наговор и его мистическую целебную силу. Конечно, это лишь суеверия, но, если ее взбудораженный неведомой болезнью мозг готов принять это на веру, то, возможно, это и есть выход. Ведь я знаю, какое огромное влияние на человека оказывает сила самовнушения. Я отвернулся от окна и посмотрел на мою жену. Бедняжка Кристина лежала посередине кровати, неподвижная и смертельно бледная. На мгновение мне показалось, что я уже потерял ее… Потерял мою Кристину! Неужели, этот неведомый недуг смог сделать то, что не получилось у Призрака – разлучить нас? Нет! Господи, нет! Я на всё готов ради нее! Если есть хоть крошечный шанс облегчить ее страдания - то я еду в Париж, за ним…Нельзя терять времени, с каждой минутой она становится все слабее и отдаляется от меня, уходит по дороге в небытие… Я должен успеть! Нужно ехать немедля!Мой измученный бессонницей и постоянной тревогой ум ухватился за эту спасительную мысль. Почувствовав, что я могу что-то для нее сделать, я бросился исполнять ее просьбу. Только бы не сидеть больше на месте, не вздрагивать у ее ложа, осознавая свое бессилие. Я был доведен до такого состояния, что даже обрадовался этой возможности – попытаться все изменить и помочь ей. Я бы не простил себе того, что не использовал всех, даже безумных попыток спасти мою Лотти. Я отпрянул от окна и бросился к постели жены. Осторожно прикоснувшись губами к ее мраморно-белому холодному лбу, я прошептал, надеясь, что она услышит меня:- Я приведу его сюда, Лотти. Я обещаю. Ты только держись, любимая. Ты только держись.И с этими словами я, словно вырывая из груди сердце и оставляя на его месте кровоточащую рану, отодвинулся от моей Кристины и бросился прочь из спальни. Я побежал на конюшни и велел запрягать лошадей в экипаж. Путь мне предстоял неблизкий – из моего родового поместья в Провансе, почти через всю Францию, до Парижа. Я должен навестить пепелище, оставшееся после пожара в Гранд Опере. Лучше всего начать поиски именно там.