2. Испытание железом и огнем (1/1)

И кривятся губы, и кофе противен,И новое утро, и новое нет тебя. ?На часах?— три минуты шестого. На душе?— полный раздрай.Женя выходит из оперблока с опущенными плечами?— стальные спицы позвоночника гнутся до боли.Три операции подряд?— пробитое легкое одного пациента, больное сердце у другого, третья…Девочке не исполнилось и десяти. Множественные переломы и обильная кровопотеря. Не успели. Какая-то заминка на станции переливания крови. Буквально несколько минут промедления оказались роковыми. А утром приедет мама и ей как-то нужно сказать, что дочь умерла на операционном столе, а муж после травмы ног останется инвалидом.Стены плывут. Прислониться спиной. Слабость накатывает волнами, уносит?— не удержаться. Сквозь наплывающую дурноту?— лязгающий звук проехавшей мимо каталки.—?Жень, ты как, в порядке?Илья выходит следом за санитарами и останавливается в полушаге. Скользит ладонью по плечу и смотрит так, словно ему действительно важно, что происходит с ней. Женя выпрямляется до предела; в охрипшем от усталости голосе?— бесцветная ровность отчужденности.—?В полном, Илья Анатольевич.С трудом отлепляется от стены и медленно идет в кабинет. Взгляд Ильи прожигает спину сочувственной растерянностью?— и от этого становится еще более тошно.Где ты был, когда наши чувства сгорали?Плотно прикрывает дверь и без сил рушится в кресло.Отчаянно-сильно хочется плакать.---Утром на посту Илью ловит запыхавшаяся Галина.—?Там женщина пришла, у которой дочка умерла, надо Женю Павловну позвать, пусть сообщит… Ужас какой, бедная женщина…Илья молча разворачивается к кабинету заведующей. Мажет по створке костяшками; не получив ответа, тихонько приоткрывает дверь.Женя спит, опустив голову на сложенные руки; лицо?— совершенно бескровное и такое усталое, что под ребрами болезненно-остро вспыхивает давно забытая томительно-отчаянная нежность. Соколов несколько секунд смотрит на нее, вымотанную до предела; на пустые стаканчики из-под кофе, заполонившие стол, и также бесшумно выходит. Сталкивается в коридоре с пробегающей мимо Галей.—?Где мама девочки? Я сам с ней поговорю.---Испытание на выживаемость. Проверка на прочность.Женя не спит третьи сутки?— приемное каждый день заполнено до отказа; пациенты тяжелые все как на подбор. В хирургии даже не берутся?— ?не операбельно?, ?нет смысла?, ?без шансов?; и только Королева (?Ей всегда больше всех надо?,?— привычно ехидничает Мамин) берется за самые запущенные случаи, совершая самое настоящее чудо.Вот только в ее жизни никаких чудес не предвидится?— все предсказуемо катится в пропасть, летит в тартарары: нелады с отбившимся от рук Ромкой, накаляющий и без того непростую семейную обстановку Степан, да еще вокруг Ильи ужом вьется Вика, умело расставляя сети и ловя его на желании разобраться в гибели Ланы.Впрочем, тебя ведь это уже не касается?А потом у нее во время операции умирает пациент. Снова. Молодой парнишка, накачавшись какой-то наркотической дряни, шагнул с крыши. Травмы, несовместимые с жизнью. Богатый и влиятельный отец обещал стереть больницу с лица земли, а всех врачей засадить далеко и надолго. А у нее не остается сил что-то доказывать, объяснять?— да и какой в этом смысл?Жутко.—?Парень совсем молодой… ровесник Ромки,?— выдыхает сдавленно, глядя в беспросветно-черный провал ночного окна. Голос на паузах ломается подступающими слезами. —?Родители тоже вечно занятые… Не уследили… В такие моменты невольно думаешь… а вдруг и с твоим что-то…Илья молчит. Только смотрит с такой уже непривычной, чужой совсем сострадательностью и теплой ладонью накрывает ее мелко дрожащие пальцы. Запоздалое жалящее сожаление прожигает грудную клетку до спазмов сердечных?— дышать становится больно. Хочется таким забытым жестом притянуть ее к себе, обнять крепко-крепко, но вместо этого только касается тихонько губами прохладной руки у выступа острой запястной косточки.Осознание невосполнимой потери бьет навылет безжалостно-больно.Женя?— единственная женщина, которая нужна ему во всем этом гребаном мире. Женя?— единственная женщина, без которой ему просто-напросто незачем будет дышать.Но.Непреодолимой глухой стеной между ними пролегает непоправимое.