Пролог (1/1)
- Кто здесь?.. Вы? Мон… герцог Алва? – у Дика растерянное лицо. Он не понимает, что это за место. Но он точно здесь был… в пьяном бреду? В галлюцинациях? Во сне? Здесь темно, но отчего-то все видно. Прямые дороги, развилки, повороты. Ты обречен вечно идти по этому лабиринту и у тебя нет шансов противиться этой системе. Стены стоят здесь дольше, чем вечность. И они повидали больше, чемты можешь себе представить. Ты не можешь ни перелезть чрез них, ни их разрушить. Тебе не обманутьих. Ты должен идти. Или ты обречен. Дик ходил здесь уже пару дней. Или недель. Может, пару лет, веков, жизней, вечностей? Он не понимает, что это за место ине понимает, что здесь делает Алва. Этот человек определенно выглядит как Алва, только весь осунувшийся, бледнее обычного, постаревший, его лихорадит? Он же должен быть в темнице… Нет, он же сбежал… вернее, просто пропал из Нохи, когдаОллар повесился. Ричард секунду колеблется, а потом решительно направляется к бывшему эру.- Ты ошибся, – пророкотало откуда-то сверху. Юноша притормозил. Даже закрой Дик уши, он все равно бы его слышал. Голос исходил даже не от Алвы,да и не сверху, а … отовсюду?Слова проникали в сознание и прочно застревали там. Ричарду показалось, что они звучат прямо у него в голове. Неужели он уже сошел сума? – Я не Он. Я твой проводник. Нет, ты не сошел сума. Ты в лабиринте. Ты любопытен. Ты задаешь много вопросов. Хоть и не произносишь их вслух. В прочем, это обычно для людей. Почему я выгляжу как твой господин и повелитель?- говоривший сделал паузу и неопределенно ответил, - Каждый получаетпроводника, которого заслужил.- И что это значит? – прокричал Дик наверх, туда, куда порывом ветра унеслось только что стоявшее перед ним изображение Алвы.- А ты дерзок, смертный. Ты будешь молчать. А я говорить. У тебя было время сказать. И выбрать. И сделать, – проводник будто издевался над ним, мелькая то здесь, то тут, то становясь фреской на стене, то пробегая где-то сзади, ероша волосы на затылке легким ветерком. – Я Абвений. Ты морщишься. Тебе страшно?- Н…нет! Я просто…Абвений рассмеялся хрипловатым, гулким смехом, от которого Дик вздрогнул:- Ты просто не хотел в проводники ?потомка предателя?? Или ты ужепонял, что ошибался… Тебе стыдно смотреть ему в глаза? Хотя, ты не признаешь свою вину. Ты думаешь, как увидит – он простит. Почему? Потому что ты убил безоружную беременную женщину? Ты глуп, человеческое дитя…Это…- Я не дитя! –Да как он?!.. Спорить глупо. Тем более с абвением, но Ричард не мог стерпеть обиды, он даже покраснел от возмущения и хотел привычно сжать эфес шпаги, но она исчезла. Просто рука вдруг встретила пустоту.- О, нет… Ты просто дитя, неразумное дитя, - не зло, просто очень твердо и с какой-то горечью сказал проводник. –Для меня все дети. Моя жизнь – вечность. Я сталстар, не старея, я многое повидал. Но это не значит, что ты должен расслабляться. Ты – особенно. Свою зрелость мужчина доказывает поступками. А что сделал ты? Ты дитя. Глупое.Алва… - абвений кивнул, - достойный смертный… Пожалуй, даже самый достойный… Но не умеет разбираться в людях. В тех, кого выбрал в союзники… Но они так часто становятся врагами… Получить его в проводники? Ты должен радоваться. Но ты не делаешь того, что должен. И поэтому ты здесь. Ты взбалмошен и нетерпелив. ?Почему он так долго говорит?! Что ему нужно?!? - услышал Дик свои мысли и покраснел. На этот раз от стыда. - Мысли людей так предсказуемы… Здесь время – вечность. Как и моя жизнь. И как твоя смерть. И торопиться тебе больше некуда. Ты мертв. И мертв давно. Ты умер с твоей клятвой. Просто не знал об этом. Порывистый, ведомый, глупый, наивный, неблагодарный, ГОРДЫЙ. Ты пренебрегаешь добротой и милосердием. Тышагал все время над пропастью. А он строил тебе мост. Но ты не видел этого, смертный. Тебе было некогда смотреть по сторонам и под ноги. Ты рвался вперед. По головам, по сердцам, по клятвам. Ты пытался сделать хоть что-то правильно. Но ты еще и неумелый… Но ты не хочешь этого признавать. Ты не хочешь признавать ничего. Дора. Разве тебе не было страшно?
- Я не боюсь войны!- Ты еще пытаешься возражать… Но все слабее. В тебе нет уверенности. Ты – сомневающийся. Какая война? Это твои родные. Твои близкие. Твои родственники. Они, как и ты, талигойцы. Они, как и ты, ЛЮДИ. Разве тебе не было страшно, что все это из-за тебя? Разве ты не слышал их стенаний и стонов, их криков, непередаваемого ужаса. Ты пытаешься быть сильнее и берешь на себя много обязанностей. Кто высоко летает, тому и падать с большей высоты. Вот ты и упал. С размаху, прямо на скалы… Самое страшное – потерять себя и быть запятнанным кровью невинных. Тычувствуешь запах? Смертный! Ты купаешься в этой крови! Ты погряз в ней. Что до первого, ты себя не находил. Ты просто марионетка.Выбрал путь – иди. Но ты носишься туда-сюда. Теперь дороги ?сюда? нет.
Дик съежился, по спине скользнула капелька холодного пота. Зачем ему это повторяют!?Он и сам это видел, не надо…- Но… кто он? Кто строил мост? Алва? Да, он вернул кольцо, но…И опять смех. Но теперь уж совсем не веселый. Горький. Как будто абвений ждал, что он не поймет.- Глупый. Несмышленый.Дело не в кольце…- абвений раздраженно замолчал. Казалось, ему надоело разговаривать с Окделлом, -Я вижу. Ты не поймешь. Ты не умеешь думать. Ты всю жизнь полагался на других. На мать, на Штанцлера, на Алву, на Альдо. Слепо шел за кем-то, прикрываясьсвоей Честью. Лишь единожды тебе достался верный проводник. Он говорил тебе правду. Говорил в лицо. Он был лучше тебя. И не говорил это, но показывалделами. Ты его любил, как паразит любитживотное, в котором живет. Ты им восхищался. Ты был ему обязан, был зависим. И за это ненавидел.Ты хотел быть похожим на него… Его дом, его вино, его деньги, его одежда, его любовница…Ты не согласен,– абвений улыбнулся. - Но это так. Ты боишься признаться в этом. Даже самому себе. Ты трус. Ты им был. Ты им остался. Прыгнуть на ораву врагов может каждый. А признать вину – нет, - проводник как-то на мгновение сник и покачал головой. – Ты нравственный калека… - но затем голос загрохотал четко и твердо. -Ты будешь наказан. Ты испытаешь то, что для тебя самое страшное. Смотри! У тебя уже нет шпаги. Ты не можешь защитить свою честь, как достойный эорий. У тебя нет этой самой чести, - Дик вдруг понял, что стоит нагой перед прозрачным, призрачным лицом проводника, что смотрит на него в упор. Юноша ежится. Стоять босыми ногами на камне холодно. Из него как будто вынимают скелет, душу, сердце, оставляя одну оболочку.Разбирают все его недостатки, втолковывая суть как нерадивому ребенку. Слова абвения, такие меткие, бьют прямо в сердце. По гордости, по самолюбию. Но он все равно не согласен. Он не может победить свою гордыню, свое самолюбие, она как червяк скверны живет с самого рождения в его душе. И с каждым словом, годом только растет. ?Сын герцога. Герцог. Надежда Талигойи. Они – навозники. Ты – лучше. Ты – сильнее. Ты – благороднее.? Он хватается из последних сил за этот колючий, черный терновый куст своей гордости. Он ранит его руки, сердце, душу, из порезов сочится кровь, но он держится, чтобы не рухнуть в пропасть. Он не догадывается, что чтобы взлететь, нужно рухнуть, разбиться в дребезки, умереть. А потом возродиться. – У тебя нет ничего. Ни богатых одежд, ни родовых знаков. Ты никто без этого! Ты не сможешь защитить себя, тебе больше нечем гордиться. Ты потерял всю опору в жизни. Свою гордость, что ты незаменим, что ты знатного рода. Что ты эорий. Что ты мужчина. Дика начало тошнить, он согнулся, опустился на колени. К сердце подступало нехорошее, тревожное предчувствие. Горло как будто сжали чьи-то холодные руки. Было трудно дышать. Он задыхался. Задыхался от какого-то холода, охватившего сердце и душу. Он посмотрел на свои руки, они стали тоньше… Он… он видел женщину. Но это было ЕГО тело. Он весь согнулся, задрожал, стоя на коленях, уставившись в пол широко раскрытымиот ужаса и неверия в то, что происходит, глазами. Женщина… Женщина! Какую присягу может дать женщина?! О какой Чести может говорить столь слабое создание?! Что нормально для женщины, для мужчины – унижение. Как может он что-то просить, искать защиты?! Он не сможет постоять за себя больше. Для каждого шага ему придется спрашивать разрешения, унижаться и просить. Он больше не хозяин своей жизни. Женщины нужны, чтобы быть матерями и женами, служанками, или быть как Марианна. Жалкий, нагой, сгорающий от стыда, пытающийся как-то прикрыться, он все еще до конца не верил, не осознавал. Это сон, это не с ним! И он закричал. Громко, отчаянно, дрожа отужаса и до последнего не веря :- НЕ-Е-ЕТ! – эхо не замедлило подхватить звук, оттолкнувшийся от стен и гулко передразнить: Нет! Нет! Нет!..Проводник молча наблюдал за этим, но через некоторое время продолжил. Будто ему это далось нелегко:-Да. Теперь это ты. Беззащитная женщина. Кем ты был – не важно. Важно – кто ты сейчас. В твоей жизни больше нет места гордости. Так решили Мы. И так будет. Но суд абвениев милосерден. В отличии от суда эориев… - абвенийневесело усмехнулся. – Но сейчас не об этом. У тебя будет шанс. Последний. Используй его мудро. – абвений покачал головой и исчез. Он еще что-то говорил, но было плохо слышно, голос затихал, удалялся, а потом и вовсе пропал. – Дитя… Не готов… Пора… Должен…
Пустота. На чем он лежит, куда смотрит?Кто сказал, что темнота - это отсутствие света? Вот тут светло. А кажется, что просто нет темноты лабиринта. И самого лабиринта нет. Ничего нет. Ни стен, ни потолка. Просто белый свет.Окделл лежит и смотрит в никуда. А Окделл ли он вообще теперь? Стеклянный взгляд, лицо ничего не выражает, на щеках дорожки от слез. Бессильная злоба, страх – все пропало. Осталось лишь какое-то тупое, упрямое неверие.
- Это не я… Это не со мной, – шепчут губы, но Дик не замечает этого, ведь с них не слетает ни звука. А могут ли вообще здесь быть звуки? Нарушить эту тишину казалось чем-то кощунственным, невозможным.- Это ты. Это с тобой. Слушай внимательно…- Дик вздрогнул, выходя из оцепенения, и повернул голову в сторону абвения. Он узнал его по голосу. Тот смотрел на него, как будто ждал чего-то.Юноша обессилено кивнул, сказать что-либо у него сейчас не получилось бы в любом случае.– Ты предал своего господина. По твоей вине рухнул Надор. Погибло много невинных людей. Ты нарушил присягу, ты убил женщину, носящую дитя под сердцем, ты предал клятву крови… Но все это не важно. Ты знаешь сам, что совершил. Я же расскажу тебе, что ты должен будешь сделать. Рокэ. Он твой господин. Ничего не спрашивай. Ты все равно не поймешь. Просто знай это.О, Рокэ хорош. Но он совершенно не разбирается в людях, если… любит их. И эти люди предают его. Как и многие другие. Он беззаветно любит и все равно с обреченной покорностью ждет кинжал в спину, от которого просто обязан увернуться. Умереть и загубить вместе с тем сотни жизней – слишком большая расточительность. Таких людей в его жизни было двое… Я уже думал, что он не ошибется вновь…увы. Я расскажу тебе сказку. Про рыцаря и девушку в окошке. Как ты любишь.
Юноша. Вся жизнь впереди. Он благороден, знатен, честен, прям, наивен. Его окружала любящая семья. Он не вырос жестоким, совсем нет. И юноша влюбился. Он был неплохим, подающим большие надежды, военным, красавцем, остроумным, да и самым счастливым человеком на свете. А его возлюбленная? Она была богата. Красива. Умна. Но… не любила. У нее был другой возлюбленный. Тебе больно. Знакомая ситуация. Ты узнаешь себя… Но дальше ваши истории разняться как ночь и день. Она его не любила, а говорила, что любит. Зачем? Может, ей льстило внимание столь прекрасного кандидата? Может, ей нравилось чувствовать, что она властна над ним? Может, просто развлекалась? Это не важно. Важно то, что он был безумно влюблен, а ей было все равно. Удобная персона, не так ли? Ее подговорили. Рыцарь бежит к своей любимой в дом, а она отлучается на минутку и открывает дверь убийцам… Их много. Их сорок два. Но число тоже не важно. Важно, что он один. Он дрался храбро. Он дрался хорошо. Он почти умер. Но остался жив. Как- для тебя тоже не важно. Его сердце почернело. Он больше не доверяет никому. На его спине много шрамов… И они пополняются с каждым годом, переплетаясь, дополняя друг друга и сплетаясь в причудливый узор… На спине. Спереди нападать никто не спешит. Юноша вырос и окреп. Он силен, умен и ловок. Он злой и циничный. Его боятся. Им восхищаются. А прошло-то все это на Винной улице…- Н-нет…-еле хрипит Окделл, широко раскрытыми глазами смотря на абвения.- Да. Но он простил ее. Самый жестокий человек золотых земель простил. Он ничего не сделал той девушке. Она вышла замуж по любви. За каждого рожденного ребенка Алва дарил ей по жемчужине. Он попросил Савиньяка поселить их семейство рядом с собой, чтобы снять с нее подозрение…- Я… я убил ее. За то, что она не любила…я…- Ты понял, - кивнул абвений.– Это лишь маленькая толика всего, что ты не знал. Тебе предстоит многое понять. Тебе пора. Теперь ты в теле Эмельены. Ты – та девушка. Постарайся не допустить прежних ошибок...- Но!.. Что я должен сделать? – Дик кричал вслед растворяющемуся проводнику, но получился лишь жалкий, еле слышный хрип. Он исчезает,нужно спросить еще раз, его не слышат…- Это решать… только тебе…