Часть 5 (1/1)

Бьянка настолько разозлилась на меня, что после того знаменательного свадебного пира почти год со мной не разговаривала, что, впрочем, совсем меня не расстроило. Тогда же досталось от нее и ее муженьку — за то, что он согласился подвергнуть свою прекрасную молодую жену такому подлому испытанию, и нашему батюшке — за то, что вовремя не пресек это ?безобразие?. Как я узнал позднее через людей, бывавших в доме синьора Баптисты, оба они — и молодой, и старый — пребывали в постоянном изумлении и даже ужасе от постоянных скандалов, который закатывала наша ?ангелоподобная? Бьянка. Когда молодожены уехали наконец в Пизу, где отец Винченцио — по странной случайности тот самый старик, которого мы с Петруччио вовлекли в наши шутки по дороге на свадьбу — приобрел для них дом. Отец наш, как мне сказали, вздохнул после их отъезда с большим облегчением, а на Винченцио, по словам некоторых наших соседей, лица не было, когда он покидал со своей прекрасной женой нашу благословленную Падую.Все эти новости меня изрядно позабавили, но у меня было достаточно своих хлопот, чтобы уделять судьбе моих родственников слишком много внимания.После свадьбы Бьянки мы пробыли в Падуе ровно столько, сколько того требовали приличия, и ни часу больше. Няньку мы прихватили с собой. Во-первых, так мы с Петруччио могли быть уверены, что кто-нибудь другой, такой же ушлый, как мой любимый супруг, не догадается о моей — о нашей! — тайне, и не возьмет несчастную женщину в оборот. Другой причиной было то, что, как я уже говорил, в замке Петруччио не было ни одной служанки, и отсутствие в доме женщин, кроме молодой жены хозяина, вызвало бы в округе много толков и подозрений. Нянька, добрая душа, была на седьмом небе от счастья, узнав, как все хорошо для меня складывается, и в дальнейшем была самой рьяной помощницей во всех наших новых затеях. А затей у Петруччио было порой больше, чем я мог осмыслить за раз.Начать с того, что он постоянно устраивал какие-нибудь розыгрыши, развлекая себя и меня за счет своих слуг. Однако я быстро сумел разглядеть, что они если и сердились на него за его шутки, то никогда всерьез, справедливо полагая, что за такую жизнь, какую они вели в стенах нашего замка, не грех расплатиться парой затрещин или выслушать едкое словцо, тем более что потом Петруччио быстро находил повод, чтобы одарить ?пострадавшего? парой-другой довольно звонких монет.В ближайшей к нашему замку деревне его тоже очень любили, несмотря на все его странные затеи и шумные выходки. Одна из прихожанок церкви, которую мы, по настоянию Петруччио, регулярно посещали, поведала мне ?по большому секрету?, что мой благородный супруг помог не одному страдальцу, попавшему в сложную ситуацию. Вскоре я узнал, что следуя странной для меня, но вполне приемлемой для себя логике, к страдальцам он относил и двух-трех молоденьких вдовушек, проживающих в нескольких соседствующих поселениях. Когда я понял, что некоторые его срочные дела являют собой визиты к этим ?страдалицам?, во время которых он выражал им свое сочувствие всеми известными им способами, из-за чего задерживался в их домах порою до рассвета, я мигом вспомнил все свои старые привычки. После того, как я расколотил о каменный пол кладовой половину тончайшего фарфора, привезенного из Венеции, а еще четверть блюд и тарелок лишь чудом не разбились о голову проворного Петруччио, все слуги неделю шарахались от меня и прятались по самым дальним закоулкам замка — таким разгневанным они меня еще не видели. И только нянька пыталась успокоить мое растревоженное сердце и вернуть хоть толику разума в мою разгоряченную голову. Когда я рыдал на ее груди, запершись с ней в своей спальне, она хлопала меня по спине и всячески увещевала, напоминая мне, что муж мой все-таки мужчина, и ему требуется иногда то, чего я ему дать не в состоянии. Конечно же, все эти слова делали меня еще более несчастным — я чувствовал себя ущербным из-за того, что не мог обеспечить любимому мужу того счастья, которого он заслуживает. Вскоре, устав от собственных слез, я отослал няньку прочь, и тут выяснилось, что все это время Петруччио провел под дверью нашей спальни, прислушиваясь к словам няньки и к моим рыданиям. Вы даже представить себе не можете всю полноту моего изумления, когда он опустился передо мной на колени, взял мои руки в свои и начал их целовать — сначала ладони, потом пальцы, один за другим, — приговаривая, что любит меня всем сердцем и даже начинает чувствовать ко мне сильное влечение, но не может перебороть в себе тягу к женскому телу. Потом он раздел меня, разделся сам, уложил меня в постель и успокаивал меня, приложив еще больше старания, но как именно — пусть это останется нашей с ним тайной. На другой день он усадил меня на мою лошадь, сам сел на коня, и мы отправились на прогулку в поля. Там он поклялся, что в сердце его нет и не будет места ни для одной женщины — только для меня, и я навсегда останусь его спутником, его ангелом, и он будет почитать и любить меня, как свою жену и самого близкого друга, а также пообещал проводить все ночи в нашей супружеской постели, когда не будет отсутствовать по тем или иным делам, и что в ответ он ожидает от меня не только таких же чувств, но и чтобы раз или два в месяц я отпускал его к его любезным вдовушкам. Сказав все это, он дал мне время на то, чтобы еще раз оплакать свою долю, а заодно хорошенько все обдумать. Когда слезы омыли и очистили наконец мой разум от всех мрачных мыслей, я окончательно смирился с мыслью, что, если попытаюсь воспрепятствовать его похождениям, то сделаю только хуже для себя. К вечеру я согласился на такой уговор, и был вознагражден еще одной блаженной ночью. В конце концов, жизнь моя была не так уж и плоха!Видимо, вся эта история потрясла не только меня: Петруччио не покидал меня в последующие два месяца, а когда наконец решил поразвлечься в объятиях одной из селянок, сначала долго просил у меня прощения, а после, вернувшись домой на рассвете, тут же предложил мне поехать с ним в Венецию. То была волшебная неделя! На шестой день Петруччио поделился со мной очередной своей идеей, которая сильно изменила нашу с ним жизнь. После нескольких визитов к портным мы вернулись в дом, в котором жили во время нашего пребывания в Венеции, и Петруччио самолично — и довольно мастерски! — отрезал большую часть моих длинных волос, оставив лишь столько, сколько требовала мода тех дней для юношей моего возраста. Из отстриженных волос один искусный мастер за один день изготовил изящную накладку, закрепив которую у себя на голове с помощью шпилек, я снова выглядел как Катарина, к которой все привыкли. От портных доставили несколько мужских нарядов, сшитых по моим меркам, и домой Петруччио вернулся в сопровождении своего дальнего родственника Анджело, которого он обещал всячески поддерживать после смерти его далеко не богатых родителей. Про Катарину всем интересующимся было сказано, что она осталась на несколько недель в Венеции, чтобы насладиться красотами этого необычного города и обществом одной из своих кузин. Нянька при этом была отослана якобы в Венецию, чтобы прислуживать своей хозяйке, на самом же деле Петруччио выдал ей достаточно денег, чтобы она купила себе симпатичный домик в местности, где нас никто не знает — на всякий случай. Для Анджело выделили спальню рядом с хозяйской, и слуга, приставленный убирать эту комнату, был достаточно предан своему господину, чтобы не обращать внимание на то, что далеко не каждую ночь постель гостя выглядит так, будто в ней кто-нибудь спал. Впрочем, иногда в ней на самом деле спали, а не только сминали простыни для видимости — Петруччио безмерно забавляли эти ?грешные игры?. Когда я был Анджело, он учил меня всему, что должен уметь молодой дворянин: ходить, говорить, ругаться, шутить, как мужчина, скакать на коне, охотиться — и еще много чему, чего никогда не было позволено Катарине. Затем Анджело уехал, якобы на учебу, и в замок снова вернулась Катарина. Для меня это были грустные дни, и Петруччио, как мог, старался меня развеселить. Пару месяцев спустя Катарина снова получила приглашение все от той же кузины из Венеции, а через несколько дней после ее отъезда в замке появился Анджело. Эти дни мы с нянькой провели в домике, купленном ею на деньги Петруччио. Однажды я получил из Падуи известие о смерти своего отца. Похоронив его — с Бьянкой мы лишь холодно раскланялись при встрече и обменялись парой незначительных фраз — и погоревав на людях положенное время, в уединении нашей спальни я признался Петруччио, что, хоть и жалею о кончине отца, все-таки рад, что одним человеком, знавшим меня в детстве, стало меньше. К моему большому облегчению, мой славный муж не осуждал меня за эти мысли. И слуги, и поселяне постепенно привыкли к отъездам Катарины и визитам Анджело. У последнего даже появились несколько приятелей среди моих ровесников, сыновей соседствующих с нами дворян.Однажды Петруччио предложил Анджело — то есть мне в мужском обличии — навестить вместе с ним одну из его знакомых вдовушек. Сначала я рассердился на него за такое предложение, затем испугался, а потом, после непродолжительных раздумий, согласился. Не знаю, рассчитывал ли мой муж, что я тоже соблазнюсь обнаженным женским телом, или хотел проверить стойкость моего убеждения, что меня привлекают только мужчины, но прежде чем мы добрались до отдаленного домика, где жила та самая вдовушка, он несколько раз сказал мне, что я волен делать с ней все, что мне заблагорассудится, и он не будет на меня в обиде. Как бы то ни было, мне заблагорассудилось только наблюдать: оказалось, что меня чрезвычайно возбуждает вид моего Петруччио в объятиях этой страстной бабенки. Позднее мы еще несколько раз наведывались к ней, когда я ?гостил? в замке под видом Анджело, и всякий раз я довольствовался тем, что наблюдал за их развлечениями, не чувствуя себя при этом ни обделенным, ни обманутым. При очередном ?возвращении? Катарины Петруччио заговорил о том, что, несмотря на мое довольно субтильное сложение, я все больше и больше становлюсь похожим на мужчину — видимо, начали сказываться физические упражнения, которыми занимался Анджело. Мы стали думать над тем, как нам и в дальнейшем избежать раскрытия нашей тайны, когда Судьба — очевидно, окончательно сменив свое ко мне отношения — сама предложила нам выход. Во время очередного нашего совместного визита к веселой вдовушке она вдруг разрыдалась, и нам пришлось потратить некоторое время на успокоительную болтовню и расспросы, прежде чем она призналась, что беременна — от Петруччио. И что ей совсем не нужен этот ребенок, так как у нее уже трое, и ей не хочется навлекать на свою голову всеобщее презрение, родив еще одного в отсутствие мужа. Мы с Петруччио переглянулись, и по его взгляду я понял, что у него появился план.Вскоре после этого вдовушка уехала из деревни, чтобы навестить какую-то свою умирающую родственницу, которая обещала ей после своей смерти небольшое наследство. Детей она оставила на попечение соседки. Анджело отбыл в Венецию, чтобы продолжить учебу, а вернувшаяся домой Катарина рассказывала всем знакомым, как ей нравится путешествовать. Поэтому никто не удивился, когда Петруччио объявил своим соседям, что намерен совершить с женой дальнюю поездку, и вернутся они лишь через несколько месяцев. С собой они взяли только няньку и самого верного слугу — Грумио. Все прошло, как мы и задумали: вдовушка провела несколько месяцев в домике няньки, где и родила здоровую двойню, мальчика и девочку. Петруччио вознаградил ее тем, что подарил ей этот домик, куда она потом забрала своих детей, и дал ей небольшое состояние, взяв с нее обещание, молчать о том, что произошло. Женщина так обрадовалась решению многих своих проблем, что с готовностью дала такую клятву. Петруччио с младенцами, в сопровождении няньки и Грумио, вернулся домой, сообщив всем, что его любимая Катарина скончалась в дальних землях при родах. Позднее он подробно и в красках рассказал мне о том, как были опечалены этим известием многие наши знакомые, что растрогало меня до слез. Однако грустил я недолго. Катарина умерла, но Анджело был жив, здоров и преисполнен такой благодарности и признательности к своему родственнику и благодетелю, что решил поселиться с ним в замке и помогать в воспитании двух прекрасных малышей. Почти сразу после завершения положенного для траура срока некоторые наши соседи начали спрашивать Петруччио, не подумывает ли он о новой женитьбе, но он так убедительно говорил им о том, что в его сердце все еще жива любовь к покойной жене, и что он не хочет мачехи для своих малюток, что все доброхоты и свахи быстро от него отстали. К постоянному присутствию в доме Анджело тоже все довольно быстро привыкли, и даже поверили в его заверения, что он не женится, потому что хочет отплатить свой долг Петруччио, помогая ему растить его осиротевших детей. Если кто и подозревал, что молодого Анджело и красавца-вдовца Петруччио связывают не только родственно-дружеские чувства, вслух своих подозрений никто не высказывал — либо эти разговоры до нас не доходили.Как видите, жизнь мою, начавшись столь драматично, можно наконец назвать вполне счастливой — не каждая прирожденная девица может этим похвастаться! Вы спрашиваете, почему я так подробно вам все это рассказываю? Не боюсь ли я, что вы раскроете всему миру мою тайну! Вы можете попробовать это сделать, но для начала вам понадобиться узнать наши настоящие имена — ибо те, что я вам назвал, все без исключения вымышленные — и выяснить, в каких именно городах и даже в какой стране все это происходило. На вашем месте я бы просто поблагодарил рассказчика за столь занятную историю и пожелал всем ее героям счастья еще большего, чем у них уже есть, за что и я, и мой прекрасный супруг, и наши дети будут вам безмерно признательны. Ведь мы этого заслужили, разве не так?