Укрощение строптивой или Как там было дальше гл.7 (1/1)
Петруччо вышел на крыльцо из дома именно в тот момент, когда Катарина, поддерживаемая Эленой, вскарабкалась на него. - Она что, пьяна? - Петруччо брезгливо наморщил нос. - Похоже, в драбадан, синьор! - отозвался стоявший за его плечом Грумио. - Так, - грозно проговорил Петруччо. - Негодяйка распродала мою одежду, а деньги пропила. Неужели она совсем не понимала, что это ей так не сойдёт с рук?! - он схватил Катарину за плечи и его красное от гнева, как натёртое свеклой, лицо приблизилось к разбухшему пьяному лицу жены. - Ты что себе позволяешь, дрянь?! - заорал он во всю глотку и тряхнул её. И тут же пожалел об этом: от сотрясания Катарину стошнило и блевотина хлынула из её рта прямо в бордовую физиономию мужа. - Аааа, гадина! - сквозь сжатые зубы прорычал Петруччо, отпуская плечи жены и вытирая рукавом блевотину с лица. - С ней бесполезно сейчас разбираться, она же пьяна до беспамятства! Уведите её немедленно, я с ней завтра разберусь! Грумио и Элена поволокли Катарину в дом, кое-как совместными усилиями дотащили до спальной и попытались уложить на кровать, да не тут-то было. Бормотуха, употреблённая ею в избыточном количестве, дала себя знать и у пьяной женщины началась белая горячка. Ей мерещились гусеницы, которые, якобы, ползали по её платью, крабы, забирающиеся на кровать. Она оглашала дикими воплями дом до середины ночи и только после уснула, чуть ли не под утро. Петруччо же не спал всю ночь, беспокойно ворочаясь с боку на бок на лежанке в соседней со спальной комнате. Его одолевало бешенство из-за неудач, одолевавших его в последнее время. И все эти неудачи были связаны только с семейной жизнью. Он ничего не понимал. Каждый мужчина знает, что женщины слабы, изнежены, глупы и не выносят никакого физического дискомфорта, как то: голод, холод, отсутствие красивой одежды и помеха крепкому здоровому сну. Этими невзгодами Петруччо накормил вздорную строптивую жену сначала в умеренной дозе, затем, когда это не помогло, решил напичкать досыта. А она взяла и нашла выход из положения, да ещё и в пику ему, своему мужу, господину и повелителю! " - Ну, ничего, дорогая жёнушка, - вертелись в голове Петруччо зловещие мстительные мысли. - Я знаю не один способ укрощения строптивых жён. Я много повидал и знаю, как ломают и не таких ведьм. Ты у меня ещё попляшешь!" Утром он привёл свою угрозу в исполнение. Едва забрезжил рассвет, как он ворвался в спальную, где спала мертвецким сном его жена и стащил её с кровати, бросив на холодный пол. Она крякнула во сне, разлепила было веки, но затем, свернувшись калачиком на полу, снова попыталась уснуть. Но муж принялся тормошить её и делал это до тех пор, пока она окончательно не проснулась. И тут же ощутила всю мерзость похмельного синдрома: невыносимая головная боль, тошнота, скованность во всём теле. - Ох, - простонала она, - мне бы лимончик... - Сейчас, милая жёнушка! - глаза Петруччо сверкнули демонским огнём. Он взял её подмышки и рывком поставил на ноги. Затем, схватив за руку, куда-то повёл. - Да куда ты меня тащишь? - жалобно прокричала Катарина, упираясь. Он не отвечал и продолжал тянуть её за руку, увлекая вперёд. Она и тут явила своё ослиное упрямство: начал всячески препятствовать ему, приседая, цепляясь руками за мебель, подпрыгивая. Петруччо бесцеремонно взвалил её на плечо и принялся спускаться вниз по лестнице. Она вопила, молотила его кулаками по спине, била ногами по животу, но он продолжал её куда-то тащить. Он вынес её из дома, одетую лишь в белоснежную ночную сорочку с кружевными оборками. - Дай мне хоть одеться! - рявкнула она. - Обойдёшься без одежды, - ответил он. - Ты оставила без неё мужа, так пристало ли теперь тебе ходить в нарядах, если муж твой раздет? Он двигался решительным шагом по направлению к конюшне, с гарцующей на его плече Катариной. Конюшня оказалась пуста. Петруччо снял с плеча Катрину и поставил её босыми ногами прямо на испачканный конским дерьмом пол. Он указал ей на одну из лопат, валявшихся у стены: - Ты должна взять это и вычистить всю конюшню. Сгребёшь всё вон туда! - он указал ей на гору конского навоза, сваленную в углу. Катарина нервно захохотала. - Ты, наверно, сошёл с ума! Чтобы я чистила конюшню?! Ты, может, забыл, что я из знатной дворянской семьи? А может, ты сам всё-таки не дворянин, что смеешь так поступать с благородной женщиной? - Стань благородной - и я изменю к тебе отношение. А пока ты ведёшь себя, как скотское отродье, я и относиться к тебе буду, как к скотскому отродью. Ты будешь чистить конюшню или не получишь еды. Попробуй потрудиться, может, поймёшь, как нелегко достаются деньги и имущество, которые ты так запросто спустила! - Что?! - лицо Катарины исказилось от ярости. - Так ты не шутишь?! Да как ты смеешь, ты, идиот, болван, негодяй?! Я же с самого начала знала, что ты полоумный, так нет же, пошла всё-таки замуж! Это же надо придумать - заставить жену разгребать кизяки! Да я и пальцем не прикоснусь к этой мерзости!!! - Нет прикоснёшься и не только пальцем! - ответил Петруччо и, схватив Катарину за шею, изо всех сил толкнул в гору навоза. Она поневоле сделала шага три и с размаху плюхнулась в мягкую зловонную массу лошадиных фекалий, увязнув в ней довольно глубоко. Она принялась в ней барахтаться, пытаясь выбраться, но только ещё больше маралась и никак не могла подняться. Над ней грохотал издевательский хохот её мужа: - Ага, а говорила "не прикоснусь"! Прикоснёшься, ещё как. Ты из этой конюшни не выйдешь, пока ты эту навозную кучу не сделаешь в два раза больше! Насмеявшись вдоволь, он сдержал своё слово и запер Катарину в конюшне. А той ничего не оставалось, как смириться и приняться за тяжёлую непривычную работу.