Мартин (1/1)

Бывают такие вопросы, на которые невозможно ответить правдиво.Его просили рассказать свою историю снова и снова, сначалаРоуз, Руби и остальные сестры матери, а потом специалисты из больницы. И если сначала Мартин старался придерживаться настоящей версии событий, то на шестой раз понял, что это безрезультатно. Окружающие, несмотря на свое горе и замешательство, не хотели менять свои представления о мире ради единичного случая.Впрочем, на счет «единичного» Мартин загнул – о Лесе За Городом ходило много разных слухов. И чаще всего нелицеприятных. Грибники время от времени видели что-то неясное, то ли ребенка, то ли призрака, редкие домики со временем оказались заброшенными, как будто некая сила «вытесняла» незваных людей из леса. Иногда пропадали люди, те смельчаки, что отважились забрести в лес в одиночестве. Но и все. Но чтобы так, чтобы пропало столько детей (и не только детей) разом, такого жители города не могли припомнить уже давно. Газеты пестрели крупными заголовками, призывавшими людей быть осторожными, велись организованные поиски. Делались предположения о судьбе детей – иногда самые абсурдные, но семья позаботилась о том, чтобы нигде не промелькнул рассказ Мартина.Врач раз за разом требовал, чтобы мальчик повторил свою версию событий более подробно. И Мартин повторял и повторял, сомневаясь и путаясь в деталях, пока не понял, что нашёл «верный» вариант. Психиатр остался доволен (или притворился таковым) и на прощание выписал кучу таблеток. Мартин тоже остался доволен. Нет, не таблетками, которые тут же купили заботливые тети и которые он тот час забросил в самый дальний ящик, а рациональным объяснением этой истории.Он все чаще говорил про себя эта история, позволяя себе думать, что случившееся всеголишь плодвоображения, взбудораженного потерей половины семьи. Поиски ещё не прекратились, но надежды даже у самых упорных заметно поубавилось. Мартин не следил за новостями, в глубине души понимая, что все их поиски будут бесполезны. Они не захотели его слушать с самого начала, а сейчас-то он чем сможет им помочь? Он отговаривал и успокаивал сам себя, прекрасно понимая, что его страх передЛесом заглушает всякое чувство вины. Зачем рисковать собой, зная, что ребята все равно уже мертвы, и каким бы храбрым он сейчас не старался казаться, в итоге он все равно не сможет вернуть их к жизни. Бессилие, вот как это называлось, и оно было даже больше и хуже страха.-Ты уверен? - нет. Снова проснулось чувство вины. Иногда оно напоминало Мартину голодного зверя.- Ты и вправду думаешь, что они были мертвы? Может, тебе просто показалось с перепугу? - голос все же не желал успокаиваться, по въедливости напоминая Робин. «Неудивительно, это ведь её сыночка сожрал огромный злой волк», - подумал Мартин и, не сдержавшись, хихикнул. Впрочем, он был совершенно один в своей квартире, и стесняться ему было некого.- Но даже если они мертвы, то что с того? Ты видел, на что способен Лес. Может, будет способ вернуть все на круги своя… - голос шептал тихо, почти неслышно, теперь напоминая Руби. И Мартин замер и прислушался, но не к голосу, тот нёсявную чушь, наверно, почерпнутую из дешевых фильмов ужасов. Что-то зашуршало из другой комнаты, как будто призывая его встать и пойти посмотреть, но парень не пошевелился. Закатное солнце нарисовало на его ковре алые линии, превращая его комнату в сюрреалистическое полотно, и Мартин кожей чувствовал, что нечто, затаившееся в соседней комнате, ещё только пробуждается.

Сейчас он жалел о том, что не принял выписанные ему таблетки. Хоть парень был в своем уме, но таблетки помогали ему заснуть и не видеть, не чувствовать тех тварей, что приходили с наступлением ночи.

Мартин затих, но звуки не повторились, и он уже было набрался смелости, чтобы заглянуть в соседнюю комнату за лекарствами, как оттуда раздался звон посуды. Пересилив себя, он потянул ручку двери и готов был тот час же захлопнуть её, заметив в комнате что-то странное.

Ничего.

Эта комната раньше принадлежала его матери – тяжелые темные шторы душили и отрезали пространство от остального мира, мебель здесь словно наступала на вас, не давая развернуться. Все вещи были на своих местах, но их было столько – бесполезных, почти забытых и безбожно старых (часть их, подозревал Мартин, принадлежала ещё его прабабушке), что создавалось впечатление беспорядка. Единственной притягательной вещью, казавшейся новой, на которой никогда не было ни пылинки, словно она к ней не липла, было пианино. Оно точно не принадлежало прабабушке, и откуда взялось, никто не смог вспомнить, а при жизни матери у Мартина не было повода спрашивать. После безуспешных попыток привить сыну любовь к музыке, Скарлет иногда играла простенькие мелодии, но чаще безучастно сидела, склонившись над пианино, словно хотела к нему прикоснуться, но чего-то боялась. Или кого-то? Особенно часто это повторялось в последние месяцы её болезни. Пианино до сих пор напоминало Мартину о матери, поэтому он не решился его продать даже в дни крайней нужды.Звук издал взорвавшийся флакон из-под масла. Стекло разлетелось вдребезги, и капли содержимого стекали по крышке инструмента и впитывались в ковер. От резкого запаха Мартина затошнило, и он отступил назад, открывая дверь как можно шире. Откуда масло? Мама в жизни не пользовалась этим ароматом, зная, что он не переносит запаха лаванды. Сам он купить его не мог.Мартин не выдержал и кашлянул, раз, другой. Желудок скрутило в спазме. К запаху ненавистных цветов примешивалось что-то ещё, неуловимо знакомое и отвратительное, что-то, что не смогла перебить даже лаванда. Мартин щелкнул выключателем, и сумеречную комнату залило ярким флуоресцентным светом. Парень тут же согнулся в кашле, пытаясь сдержать подступающую рвоту.Пианино и ковер покрывала темно-алая, уже запекшееся жидкость.- Ты уверен?

Мартин не знал.