rock'n'roll queen (1/1)

Умывшись холодной водой, Клеменс задержал взгляд на своем хмуром отражении и задумался. Внешний вид сейчас волновал его меньше всего — его мучили совсем другие вопросы.Дурное предчувствие прорастало шипастой розой на душе с того самого момента, как он покинул задний двор школы, ослушавшись, и сегодня, в день концерта, оно зацвело черным.Эйнар не писал и не звонил с того самого дня, а в школе они не пересекались. Клеменс умышленно скрывался, а Эйнар намеренно не искал. Клеменс прекрасно понимал, что мирно само собой это не решится; Эйнар никогда не даёт пустых обещаний.После мертвого затишья всегда наступает буря.Он тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли куда подальше. Разберётся с этим по ходу дела, а сейчас его уже и так заждался усердно репетирующий Маттиас. Из глубины квартиры доносились мелодичные, складные звуки гитары, и Клеменс довольно хмыкнул — его ученик делал явные успехи.Он проскользнул обратно к себе в комнату, покачивая головой в такт музыке. Маттиас на мгновение поднял голову, и, тепло улыбнувшись, заиграл их любимую песню.— Ну что ты твори-ишь, — протянул Клеменс, невольно пританцовывая, а не петь он просто не мог. — Ой, какие мы стеснительные. Нет уж, давай тоже пой. Знаю же, что хочешь, — Клеменс игриво толкнул игравшего Маттиаса в плечо, и тот, тоже подключившись, начал тихонько подпевать. Клеменс остался доволен.***Ещё час они провели так, попеременно играя и подпевая друг другу.Глянув на часы, Клеменс отложил гитару.— Так, всё, ты в любом случае уже готов, — Маттиас приподнял брови в сомнении, и Клеменс закатил глаза. — Ох уж эта твоя низкая самооценка. С этим разберемся в другой раз, у нас всего часа два осталось до саундчека, не больше.Клеменс вскочил, хватая косметичку с туалетного столика и подсаживаясь к Маттиасу. Его глаза хитро блеснули, и Маттиас тут же всё понял. Клеменс использовал свой любимый прием, прикладывая палец к губам и пресекая протест.— Ш-ш-ш, погоди, дай скажу. Дорогой, ты же актер или кто ты там. Должен же ты знать, что сцена требует эпатажа, — он возбужденно взмахнул кисточкой. — Уж прости, я живу в мире стандартов красоты и макияжа, и сегодня тебе придется мне подчиниться. Моя группа — мои правила. Мне кажется, всё честно, — он невинно похлопал ресницами для пущего эффекта. — Ну пожалуйста, Маттиас, ну позволь мне.— Ладно-ладно, иначе ты мне ведь мозги вынесешь, — тяжело вздохнул Маттиас, повинуясь воле светловолосого бесёнка.Клеменс чуть ли не запищал от восторга.— Иди сядь на стул, там свет лучше, — приказал он, вываливая содержимое косметички на кровать.Он привередливо отобрал нужное, подбирая то, что, по его мнению, лучше всего подойдёт Маттиасу.— Ну что, приступим? — лицо его озарила озорная улыбка.— Будто бы у меня есть выбор...Клеменс начал наносить тональный крем, и Маттиас невольно почесал нос, за что тут же получил по руке. Закатив глаза, он терпеливо выжидал, когда эта пытка закончится, и сидел, едва дыша, чтобы не отвлекать Клеменса от процесса. Получалось скорее обратное.— Не жмурься ты так, не буду я тебе глаза выкалывать. Если не стану рок-звездой, то буду визажистом или скорее пресловутым бьюти-блогером, так что можешь мне довериться, — со знанием дела он уверенными движениями нанес темные тени на веки Маттиаса, дополняя их алыми на нижних. Довольный промежуточным результатом, он цокнул языком. — Мне кажется, я гений.Клеменсу наконец удалось разглядеть Маттиаса поближе. Он никогда до этого не замечал, какие у него красивые, почти сказочные черты лица. А губы такие мягкие, хотя он наверняка пренебрегает гигиеничкой. Везёт же. Да и скулы такие точеные, порезаться можно.Клеменс завис, вернувшись к реальности только когда встретился с вопросительным взглядом серых глаз.— Кхм, да.. — пробормотал он, находя рукой черную помаду. — Маттиас, это для губ, глаза закрывать необязательно, — засмеялся Клеменс, прикрывая рот рукой.Несколько мазков помады, румянец как завершающий штрих, и Клеменс уже любовался проделанной работой.Вышло даже лучше, чем он ожидал. То, что Маттиас отвергал до этого косметику, в его понимании было преступлением. Восторженность читалась во взгляде.— А тебе идёт. Очень, — ухмыльнулся он, приподнимая лицо Маттиаса за подбородок. Насмотревшись, он повернул того к зеркалу. — Смотри сам.Маттиас открыл глаза, и перед ним, в отражении, сидел кто-то совершенно незнакомый. У Клеменса получилось действительно неплохо. Маттиас не стесняясь разглядывал себя. Тени идеально подходили к черной, как уголь, помаде, и он выглядел по-настоящему вызывающе.— Ого. У тебя очень классно получилось, — Маттиас с благодарностью приобнял стоящего рядом Клеменса за пояс, но так, чтобы не оставить след на его футболке.— Я знаю, — отозвался Клеменс самодовольно, приобнимая Маттиаса за плечи в ответ. — Мне тоже нравится.После этого он занялся своим макияжем, не ограничиваясь чем-то настолько простым, и твердо намереваясь, судя по всему, создать на своем лице произведение искусства. В ход шли разнообразные кисточки, многообразие темных оттенков теней и блёстки, блёстки, блёстки.Когда он закончил и при этом остался доволен, они уже немного опаздывали.Маттиас, как обычно, его подгонял, а он, как обычно, всё оттягивал с выходом.В конце концов, с гитарами наперевес и в боевой раскраске, притягивая к себе заинтересованные взгляды прохожих, они впопыхах неслись на отъезжающий автобус. Успели, но лёгкие пришлось выплюнуть.***Саундчек прошел по плану, если не считать тот факт, что Сольрунн только и делала, что подтрунивала над парнями и отпускала колкости по поводу их внешнего вида. При этом девушка умудрялась исполнять барабанные партии безупречно, так что Клеменс даже не стал язвить в ответ, давая ей развлечься вволю.Его больше волновал Маттиас, заметно побледневший и часто сбивавшийся в тех местах, в которых раньше ни разу не застревал. Клеменс списал это на нервы, удивляясь, как парень с боязнью сцены вообще задействован в театре.Втроём они жались в тесной комнатке, только лишь являвшейся подобием гримерки. Клеменс, конечно, оккупировал зеркало, бесконечно вертясь у него и поправляя костюм то с одной стороны, то с другой. Сольрунн завалилась с ногами на софу, расслабленно барабаня по упругим подушкам, а Маттиас скромно примостился на полу, нервно крутя в руках резинку для волос и выглядел он совсем неважно. Между делом Клеменс поглядывал на его отражение, понимая, что дела плохи. Нервозность Маттиаса почувствовал не только он.— Эй, Маттиас, — Сольрунн легонько пихнула парня в бок ногой. — Волнуешься? Ты просто представь всех голыми, и сразу не так хреново будет.Маттиас вытаращился на неё ошарашенно, а Клеменс традиционно закатил глаза.— Соль, сколько раз мне тебе говорить, что с нормальными людьми это не работает? Ты единственная такая поехавшая, уверяю тебя, — упрекнул ее Клеменс, увлеченно рассматривая, хорошо ли сидят штаны на его заднице.— Не поспоришь, — согласилась Сольрунн, пожав плечами и подбросив палочку в воздух. — Ну я попыталась.— В твоём случае, дорогая, молчание что ни на есть золото, — тон Клеменса даже не был язвительным, хуже того — он просто констатировал факт.Ему ожидаемо прилетело подушкой прямо в голову, отчего он издал отчаянный вопль, переживая за свою идеальную укладку. Он придирчиво поправил волосы, осмотрел себя ещё раз и попозировал. Только теперь он был готов.— Маттиас, на минутку, — он поманил его пальцем и скрылся за дверью.Дождавшись, Клеменс прислонился к стене, подперев ту каблуком.— Рассказывай, чего ты боишься, — это было мало похоже на приглашение к диалогу, больше – на приказ. Так Клеменс выражал искреннюю заинтересованность в том, чтобы разобраться в проблеме. — Разве это не то же самое, что в театре выступать?— Нет, совсем нет, — пустился в объяснения Маттиас, потупив взгляд. — Публика театра — это одно, они предсказуемые и интеллигентные, а тут… — А тут не менее предсказуемые подростки, которые пришли оторваться. Плевать они хотели, насколько качественно ты там играешь. Они либо выпили, либо под чем-то, — успокаивающий тон Клеменса не совсем соответствовал его словам, но от него и правда становилось спокойнее. — Это тебе не консерватория.На этом у Маттиаса закончились аргументы, и как бы он ни силился облечь иррациональный страх в слова, больше ничего выдать не получалось, поэтому Клеменс продолжил:— Тем более, я всё время рядом буду. Будет трясти — подходи ближе, я найду, чем тебя отвлечь, — и он игриво подмигнул.***Несмотря на все разговоры, перед самым выходом у Маттиаса чуть не случился нервный срыв. Шум зала и софиты внушали ему животный ужас. Никакие слова не помогали, страх сковал его, и скрыться от него было решительно некуда.Заметив это, Клеменс подозвал обоих участников группы к себе.— Давайте-давайте, пошевеливайтесь, сейчас будет сплочение.Сольрунн недовольно застонала, выражая протест, но Клеменс сразу же пресек это точным пинком.Он положил руки на плечи своих согруппников, заставляя их последовать его примеру и встать в круг.— Кто мы? — спросил Клеменс нетерпеливо. — Я не слышу.— Kjurr, — отозвались два голоса. Один без энтузиазма, другой — с сомнением.— Правильно, мои дорогие, и мы с вами неотразимы. Так что пойдёмте, благословим присутствующих своим появлением, — пафосно и умышленно наигранно произнес Клеменс, переводя взгляд с явно не вдохновленной Сольрунн на Маттиаса. Он наклонился ближе ко второму, шепча тому на ухо, — Помни, что я буду рядом, хорошо?Дождавшись кивка, Клеменс кивнул в ответ, первым поднимаясь на сцену и срывая крики немногочисленной толпы.Маттиас быстро понял, что и действительно волновался зря. Всё внимание и все взгляды были прикованы только к одному из участников — Клеменсу, а его же будто не замечали. И если другого это бы расстроило, то Маттиас почувствовал сильное облегчение.Клеменс умело перетягивал внимание на себя. Он был ярким пятном на сцене, выделяясь на фоне двух других участников. Его гипнотические движения завораживали, а пел он, будто был сиреной, манящей моряков на верную погибель. И будь это взаправду, то первые ряды совершенно точно сгинули бы в морской пучине.На сцене Клеменс становился квинтэссенцией кокетства и дерзости, хотя казалось, куда больше? Тем не менее, он превращался в ещё более раскованного и развязного себя, ещё более смелого и привлекательного.Маттиас прилежно старался не смотреть в его сторону, а концентрироваться на басу. Тем не менее, не смотреть было невозможно, ведь Клеменс не мог не затеять свою собственную игру.Он по-кошачьи подкрался, грациозно вышагивая на высоченных платформах. Его пальцы оказались в волосах Маттиаса, пока он самозабвенно пел. Этого ему было мало: Клеменс рукой обвил за плечи новоиспеченного басиста, мурлыкая прямо рядом с его ухом и положив голову тому на плечо. Клеменс нежно провел пальцами по щеке Маттиаса. Из зала послышались восторженные визги. Прикрыв глаза, Маттиас почувствовал, как от мягкого прикосновения разливается по телу тепло. Он и сам хотел было потянуться к Клеменсу, но тот проворно улизнул к краю сцены. Постепенно Маттиас осмелел. Повлияла ли аура уверенности Клеменса или сам вспомнил, что все-таки является человеком театра, но он двинулся со своего места, направившись к Клеменсу. Тот такому раскладу был явно только рад.Клеменс протянул к нему руку, идя навстречу и не сводя своего обжигающего взгляда с парня. Встретившись на середине, они синхронно встали друг к другу спинами. Клеменс жался к Маттиасу, запрокидывал голову, стонал и ритмично двигался. Маттиас же наслаждался моментом, а проворные пальцы бегали по струнам будто сами.В довершение всего, на последней песне Клеменс абсолютно растерял остатки стыда, юрко пробравшись Маттиасу между ног и смотря на него снизу вверх томным взглядом. Парень с придыханием пел последние строчки, приковывая к себе внимание Маттиаса, а тот никак не мог отвести от него взгляд, теряясь в бездонных глазах солиста. В тот момент казалось, что в целом мире не было никого, кроме них двоих.***Уже обворожительно улыбаясь на поклоне, Ханниган окинул толпу взглядом и зацепился за смотрящую прямо на него смутно знакомую девушку. Почему-то он не мог отвести от нее глаз, силясь вспомнить, откуда именно он ее знает.Они учатся в одном классе, но должно быть что-то большее, что-то..И Клеменс резко её узнал, отчего по спине побежали мурашки. Это была Сольбьорт, правая рука Эйнара в совете. Его доверенная, она являлась его главной заместительницей. Все бы ничего, только Клеменс сразу понял, что ее сюда привел не праздный интерес. Она будто прочла его мысли и, усмехнувшись, выскользнула из клуба. Внутри у Клеменса всё похолодело. Теперь он понял, что будет дальше. По пути в гримерку Сольрунн дала пять парням, но Клеменс отреагировал как-то отрешенно. Заметив перемену в его лице, Маттиас положил руку на его плечо и спросил: — Клеменс? Все в порядке? Что-то не так? — Всё отлично, — покачал головой тот, неубедительно улыбнувшись Маттиасу. — Я в порядке, честно, — солгал он, входя в гримерку. Клеменс сразу же нащупал оставленный в кармане джинсов мобильник, но новых сообщений не обнаружил. Каждые пару минут Клеменс проверял телефон, но тот упорно хранил молчание. Это только больше угнетало, заставляя мучиться догадками, почему Эйнар не выходил на связь. Конечно, он и правда должен был быть занят, и они уже несколько дней не общались, но что-то подсказывало, что дело вовсе не в этом. Эйнар наверняка уже был в курсе всего происходившего на концерте, но за что переживал Клеменс больше, это не сам факт того, что Эйнар знал, а то, что он решит сделать с этой информацией. Клеменс поспешно собрался, не утруждаясь полностью переодеться и стереть макияж, накинул толстовку и покидал все свои вещи в сумку. В сторону Маттиаса он старался не смотреть, решив, что пока он взвинченный и сам не свой, лучше будет держаться от Маттиаса подальше. — Я буду ждать в коридоре, — на этих словах он исчез за дверью, оставляя Маттиаса в гримерке одного. *** Они шли молча, каждый погруженный в свои мысли. Клеменс предполагал, что Маттиас снова нервничает и накручивает себя, думая, что проблема в нем. Он бы и хотел объяснить ему, в чем дело, но проблема была в том, что объяснять было нечего. Оставалось только ждать и действовать по ситуации. Всё случилось даже скорее, чем Клеменс предполагал. Только они вышли из клуба, как по обе стороны от парней будто из воздуха материализовались две фигуры. Эйнар и Сольбьорт, словно хищники, с двух сторон окружили их, подходя всё ближе. Клеменс сразу же напрягся, инстинктивно закрывая собой Маттиаса так, будто он собрался принять пулю в живот. Маттиас же попятился и прижался спиной к закрытой двери. Лицо Эйнара выражало обманчивое добродушие. Улыбался он действительно правдоподобно. — А вот и вы, — приветливо произнес он так, словно встретил старых друзей. — Мы вас ждали. Клем, ты что же, не рад нас видеть? — с обидой в голосе сказал Эйнар, приобнимая его и заглядывая в глаза. — Зачем вы здесь? — подаваясь назад, строго спросил Клеменс. — Зачем? Расслабься ты, мы просто пришли позвать вас с нами. Это отличный повод собраться, разве нет? Остальные там тоже будут, — Эйнар перевел взгляд на Маттиаса. — Спасибо, кстати, что подменил. Клеменс прищурился, скрестив руки на груди. Он прекрасно понимал, что это ловушка, но отказаться сейчас значило бы объявить войну. — Ну что ж… — он переглянулся с Маттиасом. — Мы действительно давно не собирались все вместе. По пути в кафе они для вида поддерживали разговор, будто играли в игру, правила которой были известны всем, кроме Маттиаса, которого терзали внутренние сомнения.Не то чтобы ему был дан огромный выбор, но он должен был решить, на чьей он стороне.Эйнар, отличник, глава школьного совета и по совместительству его давний объект симпатии, или Клеменс, с которым они уже сдружились и к которому, казалось, маленькими подснежниками расцветали чувства. *** Эйнар рукой пригласил их присесть за стол, за которым уже ждали парень и девушка. Маттиас сразу узнал в них Астрос и Андреана, которые всегда ошивались рядом с главой совета.Клеменс сел между Маттиасом и Эйнаром. — Ой, а кто это тут у нас? Как тебя там... — девушка защелкала пальцами, якобы пытаясь вспомнить имя.— Его зовут Маттиас, — ядовито улыбнулся Клеменс, прищуриваясь.— Не важно, — Астрос махнула рукой.— Я смотрю, тебя сегодня накрасил мой дорогой Клеменс, — Эйнар сказал нарочито приторно, приобнимая Клеменса за плечо.— А по-моему с мейком было лучше. Сейчас он выглядит как-то... пресновато, — Андреан обнажил зубы в подобии улыбки. Астрос хихикнула, а Маттиас съежился, опустив взгляд себе под ноги. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке, тем более в присутствии Эйнара, который открыто над ним насмехался. — Я сейчас вернусь, — Маттиас резко встал из-за стола и выбежал из зала в сторону уборной. Забежав внутрь, он закрыл защелку и сполз по двери вниз, прижавшись лбом к коленям. Клеменс недобрым взглядом окинул собравшихся за столом. Он сжал руки в кулаки, отчего ногти больно впились в ладони — это помогало ему сохранять самообладание. Скандала сейчас он себе позволить не мог, как бы ни были противны мерзко скалившиеся в улыбках лица его друзей. — Что и требовалось доказать, — с презрением произнес Эйнар, макая картошку в соус. — Клем, ему не место среди нас,— он положил свободную руку на его плечо. Клеменс яростно стряхнул ее с себя, с оглушительным скрежетом отодвинув стол и кинувшись вслед за Маттиасом. — Иди-иди, успокаивай этого нытика, только прими правильное решение. Мы тебя подождем. Как только и он скрылся из виду, Андреан и Астрос прыснули со смеху, гнусаво хихикая. Сольбьорт лишь довольно постукивала ногтями по столу, а Эйнар устремил тяжёлый взгляд на злосчастную картошку, сжав челюсти. *** Достучаться до Маттиаса получилось не сразу. Клеменс и умолял, и уговаривал, и успокаивал, но будто разговаривал с пустотой. Наконец, когда дверь открылась, он встретился с пустым взглядом Маттиаса, не выражавшим ровным счётом ничего. Все слова сразу встали поперек горла, но смелости хватило не отводить глаз. — Тебе лучше уйти, — только и смог прошептать он. Маттиас поджал губы и кивнул. Видимо, именно такого ответа он и ожидал. — А ты? — холодно спросил он, уже зная ответ. — А я должен остаться, — Клеменс потянулся к чужому плечу, но Маттиас резко отпрянул. — Ясно, — он молниеносно выскочил из уборной, громко хлопнув дверью. Клеменс вернулся к своей шумной компании, занимая вновь место рядом с Эйнаром. От их хохота и беспрестанной болтовни тошнило. Маттиас выбежал из кафе, оставив гитару там. Он вышел на холодный воздух, и щеки защипало от скатывающихся по ним слезинок. Конечно. Как он вообще мог надеяться на дружбу, а потом и на что-то большее с этим самовлюбленным мудаком? Может, это все была часть одной большой игры, и поэтому Клеменс позвал его на репетицию? Он совершенно такой же, как они. Друг называется. Отличный актеришка, чудесно играл свою роль до самого конца. Маттиас перешел на бег, пытаясь убежать от своих мыслей. Он впервые нашел того, кто понимал его, того, кого считал своим другом, но теперь вся картинка исказилась, словно разбитое зеркало. Маттиас увидел остановку и свернул к ней. На улице уже было темно, и рядом никого не оказалось. Голоса в голове все не затыкались. ?Как тебя там?? Удар. ?Выглядит как-то... пресновато? Удар. ?Тебе лучше уйти? Еще удар. Кровь окрасила костяшки, оставляя следы на разбитой стеклянной поверхности. Сжимая кулаки, Маттиас пошел дальше. *** Клеменс чувствовал себя паршиво. На душе скреблись кошки, но он не мог не согласиться с тем, о чем они весь вечер разговаривали с Эйнаром. Клеменс размяк, потерял былую хватку и забылся. Он забыл про свои цели и про то, зачем вообще ему нужен был этот его образ. Популярность и власть, связи и статус — золотой билет в роскошное будущее. Он не мог отпустить это так просто, сдаться просто потому что ему понравился какой-то заучка. Какая глупость. Клеменс сплюнул на асфальт, ускоряя шаг. Когда он достиг остановки, внутри все похолодело от разбросанного повсюду окровавленного стекла. Он невольно подумал о Маттиасе, но тут же отогнал от себя эти мысли. Нет, это не мог быть он, да и если и был, ему нет до этого дела. Теперь нет дела. Он хочет, чтоб ему не было до этого странного парня никакого дела. Скрепя сердце, Клеменс пообещал себе вернуться к тому, как всё было до той самой случайной встречи. Всё забыть, как бы больно ни было. Маттиаса было жаль до дрожи в пальцах, но некоторые цели требуют жертв. *** В следующие дни он вернулся к своему хамоватому дерзкому образу, ведя себя в школе вновь как последняя сука. Он избегал Маттиаса в коридорах, игнорировал его взгляды и презрительно морщился на попытки юноши завести с ним разговор. Пренебрежительно хмыкал, когда тот оказывался рядом, и перестал садиться с ним на уроках, проводя всё своё свободное время с Эйнаром и остальными. Перестал отвечать на звонки и сообщения, просматривая и игнорируя. А у самого в мыслях только и было, что желание, чтобы Маттиас сдался поскорее. Ему было невыносимо больно так мучить и его, и себя, и для обоих было бы проще, если Маттиас просто уже наплевал на Клеменса. Про себя он каждый раз извинялся перед ним, искренне сожалея, что так все вышло, но вслух сказать такое было нельзя. Ситуация достигла своего апогея к концу недели. Кажется, Маттиас уже настолько отчаялся, что потерял всякий страх. На обедах Клеменс всегда сидел за столом с так называемой школьной элитой. Он наигранно хихикал над их откровенно тупыми шутками и делал вид, что слушает их пустую болтовню, изредка поддерживая разговор. Движение в сторону их стола он заметил сразу, и внутри все сжалось от ужаса. ?Нет-нет-нет, Маттиас, не подходи сюда, не делай этого, пожалуйста, не надо? Но было уже поздно. Маттиас, игнорируя любопытные плотоядные взгляды, подошёл к столу вплотную. Все притихли, разом на него повернувшись. Он смотрел только на Клеменса, и тот взглянул на него в ответ, горько и будто извиняясь за то, что ему придется сказать. — Клеменс, можно с тобой поговорить? — сухо произнес Маттиас, убирая руки за спину. Видимо, чтобы не было видно, как он дрожит. Клеменс насмешливо приподнял бровь. Сидящие зашептались и заулюлюкали, переглядываясь друг с другом. ?Пожалуйста, почувствуй, что это все ложь. Пожалуйста, прости меня, если сможешь? — Харальдссон, нам с тобой разговаривать не о чем, — ехидно произнес он, цыкнув, и указал изящно на дверь. — Поклонников у меня и без тебя хватает, очередь где-то там начинается, если что, — он отвел взгляд, грациозно положив себе в рот кусочек лежавшего перед ним чизкейка, давая понять, что разговор окончен. Маттиас пулей вылетел из столовой под всеобщий хохот, а Клеменс почувствовал себя самым мерзким мудаком из живущих. — Всё правильно сделал, — Эйнар одобрительно похлопал его по спине, явно довольный. — Умница. От этого стало ещё хреновее. *** Слова Клеменса прокручивались в голове снова и снова, словно кошмар, от которого никак не проснуться. Маттиас почти бегом миновал коридор и скрылся за первой незапертой дверью. Было невыносимо больно. Сердце будто лопнуло, заливая все органы желчью и отравляя кровь, но плакать сил больше не было, и все тело тряслось в необъяснимых конвульсиях. Он сильно сжал зубы, до дрожи в челюстях. Остаток дня Маттиас провел в каморке, не появившись даже на математике. Последний звонок прозвенел свою привычную трель, и он подождал еще 15 минут перед тем, как выйти: кто-то еще мог задержаться в коридорах школы. Выйдя наружу, Маттиас украдкой, минуя кабинеты учителей, у которых он сегодня должен был присутствовать, добрался до своего рюкзака и улизнул из школы. Маттиас чувствовал себя убитым. Он медленно брел домой, когда поскользнулся и упал прямо в ледяную, полузастывшую лужу. — Отлично, блять, — на глаза наворачивались слезы, но Маттиас поднялся и не отряхиваясь побрел дальше. *** На следующей неделе Маттиас не пришел, и Клеменс заметил это ещё на математике. Его место непривычно пустовало, и эта пустота давила на нервы. Хотелось объяснить его отсутствие болезнью или простым нежеланием приходить, но подсознательно он понимал, что дело вовсе не в этом – на Маттиаса такое было совсем не похоже. Отметил пропажу лучшего ученика и Магнуссон, спросив на этот счёт, конечно, Клеменса, который так неубедительно отшутился, что учитель спросил, все ли у того в порядке. До конца дня Маттиас так и не появился. И во вторник тоже. В среду Клеменс уже не на шутку разнервничался. Он как бы невзначай захаживал в библиотеку и заглядывал после уроков к театралам в зал, но нигде не находил Маттиаса. Он всё так же проводил время с друзьями Эйнара, но не переставая думал только о Маттиасе. Адреса он не знал, в сети тот не заходил с вечера воскресенья, и никто не мог знать, где он хотя бы примерно. Клеменс ломал голову, думая, куда теоретически можно отправиться на поиски. Ко всему прочему, несмотря на все старания, отношения с Эйнаром портились все больше с каждым днём. Они ссорились и не мирились, тот ревновал, а Клеменс срывался на него из-за тревоги. Всё будто целенаправленно катилось к чертям. *** Он лежал, прижимая к себе подушку и уткнувшись в нее носом в полутьме комнаты, когда в дверь заглянула мама. Выглядела та обеспокоенно. — Милый, все хорошо? — она включила свет, и Клеменс поморщился, пряча лицо. Агнесс присела рядом с краю кровати, терпеливо дожидаясь ответа. По понурому лицу сына она поняла, что дела у того были скорее всего не очень. — Это из-за Эйнара? Клеменс отрицательно покачал головой. — Маттиас? Он сильнее прижал к себе подушку, шмыгнув носом. В последние дни слезы стали для него привычным делом. — Ох, дорогой. Расскажешь, что стряслось? И Клеменс, тяжко вздохнув и приняв сидячее положение, наконец заговорил. Предупредив маму, что история не из приятных, он рассказал ей всё, не утаивая, от начала и до конца. Обычно он отказывался делиться с мамой личным, справляясь как-то без посторонней помощи, но в этот раз он искренне не понимал, что ему делать. Внимательно выслушав сына, Агнесс с сочувствием погладила его по волосам и притянула слабо противящегося Клеменса в объятия. — Тебе нужно понять, чем ты дорожишь больше в этой истории. Твоя популярность в школе важнее для тебя дружбы с Маттиасом? Подумай хорошенько, что будет, если оставить одно и забрать у тебя другое. И наоборот, — Клеменс закатил глаза, и Агнесс щелкнула его по носу. — Это правда работает! Попробуй. Уж прости, милый, но от себя скажу кое-что.. как мама, — сын смотрел на нее скептически, картинно подперев щеку кулаком, но на самом деле он и правда к ней прислушивался. — С Маттиасом ты у меня будто расцвел. Я уж не знаю, что у вас там, но он на тебя явно как-то по-особенному действует. Правда-правда, как он уходит, ты весь вечер обходишься без ехидства и улыбаешься чаще. Он хороший парень, Клемми, и хоть ты совсем нехорошо с ним поступил, я лично думаю, что если ты перед ним искренне, честно извинишься и вы обо всем поговорите, он поймет и простит. Может, не сразу, но простит. Она взяла в свои мягкие руки лицо сына и посмотрела с материнской нежностью в его глаза, поглаживая большим пальцем по румяной щеке. Клеменс ещё пару раз шмыгнул носом, вновь кидаясь в теплые объятия матери. Та, воркуя, мерно гладила сына по спине, успокаивая. Позже вечером, выключая последнюю зажженную в комнате лампу, Клеменс уже точно знал, что он выберет.