Часть 6 (2/2)

Влад кончиком языка лизнул его верхнюю губу и отстранился, а потом и вовсе встал.

— Ложись на живот. И постарайся не задеть лицо.

Дима сбросил куртку, расшнуровал и стащил с ног ботинки и со вздохом удовольствия вытянулся на спальнике, подложив под подбородок составленные один на другой кулаки. — Тебе так небезразлична моя физиономия? — Я умею ценить красоту, — Влад спокойно вытер руки влажной салфеткой, снимая все следы мази и прочих лекарств, а потом опустился на бедра Димы, поднимая майку. Черт… Холодно. Хоть и не зима, но без костра на бетонной площадке не особенно комфортно. И сейчас Влад впервые пожалел, что выкинул второй спальник в стремлении облегчить груз. — И я не собираюсь просто сидеть и ничего не делать, если могу ее сохранить. — Жаль, массажного масла нет. Правда, в аптечке Андрея он видел почти использованный тюбик детского крема. Тогда Влад даже не обратил на это внимания, но сейчас он будет кстати. А еще им хорошо бы смазать пятки. После долгого хождения в закрытой обуви особенно.

Влад выдавил немного крема на ладони, чтобы он согрелся, а потом принялся за массаж.

Он разминал каждую усталую мышцу, каждый подрагивающий мускул под мягкой теплой кожей, но Диме казалось, будто на самом деле Сокол попросту пытает его. Очень нежно и очень изощренно, как умеет только он, Сокол, белокурая Бестия. Он кусал губы, не в силах просто спокойно лежать под его руками. — Займись со мной любовью, Влад, — едва слышно выдохнул Дима. — Не раньше, чем закончу с массажем. Если ты еще будешь этого хотеть, — Влад взъерошил носом его прядки на затылке, прижимаясь губами к загривку, и снова выпрямился, разминая бока и поясницу. Радуясь, что Дима не видит его лица. Странно искаженного, пылающего от непонятных эмоций. Боже, какой же все это бред. Они в Зоне, в центре кладбища техники, в окружении электрических ловушек… У них нет ничего, кроме этой минуты. Но от одной мысли быть с Димой в животе скручивается сладкий ужас. — Ты псих, майор, ты знаешь об этом? — Правда, он и сам сошел с ума.

— Знаю, — почти мурлыкнул Аид. Он льнул к рукам Влада, едва заметно подавался на встречу его движениям. — Но мне это ничуть не мешает жить. Только иногда, когда рядом оказываешься ты, капитан. — И когда-нибудь ты пристрелишь меня за это, — Влад закончил со спиной, чуть съехал вниз по его ногам. Открыл было рот, а потом, усмехнувшись, завел руки под живот Аида. Ловко расстегнул пряжку ремня, брюки и неторопливо потянул их вниз. Бедра и ноги напарника просто гудели от сегодняшнего перехода и требовали серьезного внимания.

— Ничего нельзя исключать в этой жизни, — Дима слегка приподнял бедра, помогая Владу. От ночного холода кожа покрылась мурашками, и каждый волосок на теле встал дыбом. Но, несмотря на холод, оказаться нагишом оказалось даже приятно. — Надеюсь, ты не думаешь, что я не буду сопротивляться? — Жесткие, болезненные касания икр, лодыжек и мягкие, нежные, почти пугливые — внутренних сторон бедер. Упругая кожа, теплая… Влад вскинул взгляд и внезапно даже для самого себя потянулся и, прижавшись губами к позвоночнику, провел по нему вниз до резинки белья. Солоноватый вкус, немного пряный.

— Я как раз надеюсь, что сопротивляться ты станешь со всей возможной силой. И со всем упорством. Иначе неинтересно, согласись, — шепнул Дима, чуть шире раздвинув ноги. Дыхание едва заметно сбилось и теперь напоминало трепетный свет огонька свечи. Влад опустил ресницы. Чувствительность Димы была просто фантастической. Неудивительно, что у него без секса рвет ?крышу?.

— Хватит с тебя, — Влад нарисовал ногтем узор на спине и отстранился. — Баньку бы тебе еще, и завтра будешь как новенький.

— Непозволительная роскошь, — Диму вполне ощутимо потряхивало, и не понять: от холода или от внутреннего напряжения. — Спальник тебя все еще ждет. Как и я, впрочем. Влад только хмыкнул, разглядывая лежащего на животе парня. — Солнышко, — ехидно, но тепло протянул он, — вид, конечно, безумно интересный, но мне теперь разве только на бетон. — Зачем сразу на бетон? — Дима повернулся на бок и сдвинулся, оставляя Владу достаточно места для того, чтобы расположиться рядом. — Видишь, при желании можно прекрасно устроиться.

Влад только хмыкнул, сел на край спальника, расшнуровал ботинки, расстегнул куртку, облизывая уже опухшую ранку на губе. Идиот… Это ж надо было умудриться. Взъерошил волосы и замер, прислушиваясь к окружающему. Но чувство опасности молчало, а мерный гул ловушек заглушал любые другие звуки Леса. Сталкер говорил, что на Кладбище никто не суется. И что-то внутри уговаривало с ним согласиться. Влад лег на спальник с тихим стоном, распрямляя напряженные мышцы и вытягиваясь. Стоило бы его разобрать до конца и залезть внутрь, но двигаться внезапно расхотелось. — Ты простынешь, — тихо выдохнул он, поворачиваясь к Диме: на том после массажа была только майка и болтающиеся вокруг щиколоток брюки. В глазах Аида промелькнула и скрылась тень разочарования. Нет. Значит, нет. Главное, что не ушел черт знает куда. И то хлеб. Дима с ловкостью натянул на себя штаны, поправил майку и, подложив под голову руку, замер. Больше об этом заговаривать не стоит. Все только усложнится. Между ними все и без того запутано. — Не успею. Особенно если мы наконец влезем в спальник. — Вот так всегда, — рассмеялся Влад, садясь. — Заботишься о других, заботишься… А в ответ — ни спасибо.

— Раздевайся, — тихонько фыркнул Аид, потянувшись всем телом. — Будет тебе спасибо и твоя доза вечернего удовольствия. Влад повернулся к нему и покачал головой, прослеживая взглядом изгиб его тела. — Так уже неинтересно, — улыбка словно поселилась на его губах. А в следующую секунду он снова лежал на спине, а на его груди, прижатый к его телу сильными руками, Дима. Глаза в глаза, губы в губы. Ладонь прошлась по спине, мягко поглаживая. — Скажи мне, чего ты хочешь. Сейчас хочешь, — кончик пальца прошелся по нижней губе.

Много чего. Например, потереться щекой о широкую грудь, ласкать кончиками пальцев затылок, чувствовать обнаженным телом его наготу и его возбуждение. Оказаться в сотне-другой километров отсюда. В постели. С ним. — Я просто хочу тебя, Влад, — наконец ответил он, глядя в голубые глаза. Соколовский опустил ресницы. Долго лежал вот так, словно прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Дима хочет его. Можно послать его в ответ. Можно отмазаться простым ?потом?. А можно просто пойти на поводу того непонятного, что сейчас бьется внутри, и выполнить его желание. И не думать, что будет завтра.

— Тогда ты зря оделся, — шепнул он, снова открывая глаза. Потемневшие, штормовые, искрящиеся.

— Поможешь раздеться? — Дима прихватил зубами его нижнюю губу и отпустил. Поцеловал нежно, жарко, неспешно, окунаясь в поцелуй. Влад зашипел от боли, и поцелуй приобрел привкус крови. Но от этого в теле только словно полыхнуло. Влад застонал, вплел пальцы в его волосы, не давая отстраниться. И теперь уже сам впился в его губы, то лаская, то насилуя нежный рот. Оттолкнулся от земли, переворачиваясь и подминая Аида под себя. Пальцы запорхали над пуговицами, освобождая их из петель. Миг — и рубашка оказывается под головой. Майку прочь и прижаться губами к открывшейся шее, то целуя, то покусывая.

Дима с силой обвил ногами его бедра и тихо зарычал. Шея усеяна следами-отметинами его поцелуев. Плечи в лиловых точках. Жадный до ласк, собственник-правообладатель. Узкий спальник смялся, но то ли еще будет.

Поцелуй — след. Моя, моя Бестия. Пускай только на сейчас, на одну ночь. Но ты это запомнишь. Меня запомнишь. Такие, как я, не забываются, хоть таких, как я, никогда и никто не полюбит. Стон, потонувший в несильном укусе. Язык скользнул по отметинке, слизнув боль. — Тише, — выдохнул Влад, языком коснувшись шрамика на его губе. ?Бешеный любовник?. На секунду перед глазами полыхнуло от сильной, жгучей и совершенно иррациональной ревности. Полыхнуло и ушло, недовольно ворча. — Я не хочу сделать тебе больно.

— А зря, — выдохнул ему в ухо Дима, лизнув мочку. Ногти несильно царапнули обнаженные плечи. — Не дразни меня, — выдохнул Влад, спускаясь ниже. Губы накрыли бусинку соска, а пальцы принялись играть со второй. То нежно и невесомо, то сильно и болезненно. Не девушка. И под кожей перекатываются мускулы, а не дрожит мягкий холмик груди. — Дима…

Аид выгнулся в его руках. — Я могу быть громким … — взъерошил светлые волосы, мазнул ладонями по плечам и широкой спине, погладил узкие сильные бедра под жесткой тканью брюк. — Могу быть послушным… Могу быть демоном. — Будь собой, — взгляд Влада обжигал. Требовательный, жаркий. — Со мной — только собой, — провел подушечкой пальца по полным приоткрытым губам, выпрямляясь. Второй раз за день расстегнул пряжку ремня, брюки, потянул их вниз. Накрыл раскрытой ладонью бугорок, чуть сжал. — Ты и правда меня хочешь… — Тень удивления застыла в голубых глазах и растворилась без следа. Он чувствовал всей кожей его жар, его возбуждение и… откликался.

— А ты думал, что я шучу? — зашипел Дима, накрывая его ладонь своей. Задрожал, совсем по-кошачьи жмурясь от удовольствия. Ему доставляло удовольствие все: от простого прикосновения до болезненной ласки, от легкого поцелуя до вторжения на грани боли. — Нет. Просто я не тот, кого можно хотеть. Для всех я — почти ребенок с наивными глазами, — улыбка вышла кривой. Да… Он ребенок. Там, вне этой жизни. Но здесь…

Пальцы сжались чуть сильнее и словно удрали. Погладили вздрогнувший живот и потянули вниз белье.

— Ты горячий…

— А ты не ребенок, — Дима ладонями обнял его лицо и притянул к себе, впиваясь поцелуем в губы. Так лучше. Так сильнее чувствуется и биение его сердца. И весь он. И все же жаль, что в нем нет желания. — Я — никто, — выдохнул Влад в его губы прежде, чем позволить себе расслабиться. Забыть о том, что вокруг. Забыться самому. Руки сжали талию, дернули вверх, усаживая на колени. Так открыт, так доступен. Дима… Димка… Тонкий, звенящий, тихо стонущий. Ты меня с ума сведешь.

Дима всем телом потерся об него, короткими меткими поцелуями усыпал плечи его и шею, кончиком языка прочертил влажную дорожку от нежной мочки аккуратного уха до ключицы и надолго припал, лаская, ловя губами тонкую голубую венку, пульсирующую под золотистой кожей. — Не говори так, — и снова поцелуй, губы в губы — так, что все внутри перевернулось.

Влад коротко, зло застонал, снова опрокидывая его на спальник. Рывком развел бедра, втираясь между ними всем телом. Языком провел дорожку по плечу, по груди. Ладони погладили бока, ногти царапнули живот. Влад резко выдохнул и выпрямился, сдирая с себя куртку, рубашку. Потянул вверх майку и бросил на полпути, берясь за ремень.

Дима хрипло гортанно рассмеялся. Помог путающемуся Владу расстегнуть ремень, ловко стащил с него майку и прижался губами к обнажившейся груди, мягко покусывая кожу. Ладони с силой прошлись по телу, будто заново изучая. — И не смей ржать, — выдохнул Влад, откидывая голову, и протяжно застонал. Никто никогда не ласкал его так. Так, словно он… по-настоящему желанен. Он, как слепой, ласкал раскрытыми ладонями спину и плечи Димы, зарывался в волосы, запоминая ощущения. Приник всем телом, потерся, впитывая запах, лизнул, запоминая вкус кожи.

Дима поймал его стон поцелуем, точно разделив пополам. — Мой… моя Бестия… — сильнее раздвигая ноги. — Хочу тебя… господи, как же я тебя хочу!.. Влад зажмурился, пытаясь взять себя в руки и призвать к порядку сошедшее вдруг с ума тело. Но ладони уже сами легли на внутреннюю сторону бедер, лаская, плавными движениями подбираясь к уже стоящему члену. Он не умеет… Он никогда…

Ладонь обняла напряженную плоть, провела вверх-вниз и оставила в покое свою игрушку. Влад выпрямился и немыслимо изогнулся, пытаясь дотянуться до тюбика детского крема.

Но до тюбика дотянулся Дима. Взял, согревая пластик в ладони, крепко обнял Влада, не позволяя ни на секунду заколебаться, усомниться, а когда отпустил — легкими, почти невесомыми движениями принялся размазывать белесый крем, терпко пахнущий ромашкой, по напряженному стволу.

Мышцы медленно расслаблялись, подчиняясь мысленному приказу. — Ну… не бойся… не сахарный, не растаю… Влад захлебнулся стоном, подался вперед в ласкающую его руку, а потом зло, глухо засмеялся. Надавил на плечи Димы, укладывая его обратно и заглядывая в глаза.

— Мне плевать, сколько их у тебя было, — почти прорычал он. — Мне почти все равно на то, что они делали с тобой. Но я — не они. — Обильно смазанный палец легко, но осторожно проник в раскрытое тело Димы. Аккуратно, миллиметр за миллиметром растягивая, лаская безумно нежно поддающиеся мышцы. Глубже, и еще…

Дима судорожно вздохнул и подался вперед, навстречу движению, легко, не напрягаясь, бездумно и почти безвольно, наслаждаясь его присутствием, наслаждаясь легким вторжением. — Еще… еще, Влад!.. Влад выдохнул, утыкаясь лицом в его плечо, судорожно вдыхая его запах. Тяжелый, пряный. Сладкий.

Еще один палец. Все так же осторожно, мягко, боясь причинить боль. Не майору, не Аиду, не спецу. А ему, Диме. Димке, Димочке. Потерянному, почти несуществующему. Хочу тебя…

Ждать, пока Дима скажет ?хватит?, он не стал. Вытянул из его тела пальцы, сжал бедра, подтянув поближе, и одним плавным, долгим движением вошел в него сразу до самого конца, тихо вскрикнув от того, как сжали его мышцы. — Димка…

Вскрик. Долгий протяжный стон. Дима захлебнулся этим стоном, сладко, долго, страстно, Дима обвился вокруг Влада, обнимая руками и ногами, отдаваясь ему, властно вторгнувшемуся в его мысли. Соколовский в ответ только зарычал глухо и кинул себя вперед, держа его так крепко, словно боялся, что тот исчезнет. Неторопливый ритм, но сильный, мощный. Точные удары и контрастом — нежные губы, ласкающие ключицы. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного. Чистое удовольствие, яркое. И хочется кричать и плакать от ощущения. Все правильно. Все наконец так, как и должно быть.

— Димка… — Его словно заклинило на имени. Стоны и имя — вот и все, что срывалось с его губ.

Тот стонал и метался в его руках. Бессвязно вскрикивал, кусал губы. Оно того стоит: это вот безумие на двоих. И едва различимое: — Мой… мой… наконец-то… Влад… — Ди-и-имка-а-а… — Еще и еще. Сильнее. Глубже. И бьется внутри горячее и яркое: — Мой…

Его пряди влажные, тяжелые, упругие. Касаются плеч, щекочут шею. Тонкое тело, напряженное, дрожащее. Хочу тебя… Хочу! Они задыхались оба. От глубоких быстрых вздохов, вскриков, стонов, от жара, разрывающего тела, оттого, что так мало, так много, и оттого, что хочется еще, они оба сошли с ума на какое-то время, доказывая что-то друг другу или стирая из памяти все, что было до сих пор. У каждого. У обоих. — Да… — мучительно, пронзительно. — Да… На что он соглашался? Чего так хотел? Влад не знал. Он не думал. Он словно и не существовал. Только ощущение бьющегося под ним гибкого тела, жара, опухших губ и… Он закричал, когда почувствовал, как сжались вдруг мышцы вокруг него, не выпуская. Как обожгли живот белесые капли и как впились в его губы чужие — жадные, неистовые. Кричал и кричал, освобождаясь в глубине такого покорного и такого желанного тела. И обмяк, судорожно дыша, сплетая пальцы.

…Тишина. Тихий гул статического напряжения. Запах озона, секса и медленно восстанавливающееся дыхание. Замедляется бешеный пульс. — Спасибо, — едва слышным шепотом. Губы все еще не слушаются, нервно прыгают, касаясь виска. — Спасибо тебе… — Тш-ш… Это тебе спасибо. — Хочется прижаться щекой к его щеке, перебирая волосы. Мягко обводить губами скулы, лаская. Но только сделай это — и увидишь, как снова боль расцветет в его глазах.

Все закончилось. Но, наверное, еще можно приподняться на руках и все-таки коснуться поцелуем губ. Благодарным. Мягким. Уже без страсти.

Влад улыбался, глядя в его глаза. Улыбался, тянясь за майкой и рубашкой. Тела остывают быстро, а ночь холодна.

Дима мягко, но категорично остановил его. Откопал где-то в вещах салфетки, чуть поморщившись, стер капли семени с бедер и живота и только тогда поднялся на ноги, напрочь проигнорировав белье и одежду. Расстегнул спальник совсем как прошлой ночью и нырнул внутрь, сдвинувшись так, чтобы рядом мог лечь Влад.

— Иди ко мне.

Соколовский только покачал головой, но… какая уже теперь разница? Стыда как не было, так и нет. Ну а то, что ночью их могут вдруг застать врасплох в таком вот виде… Главное — чтобы автомат под рукой лежал. Влад нашел взглядом один, подтолкнул к изголовью спальника, а потом нырнул в уже согретое нутро, остро чувствуя близость тела Димы. Застегнул змейку и выдохнул, улыбаясь почти застенчиво.

— Сам же сказал, что к нам здесь просто так не подберешься, — выдохнул ему в шею Дима, обнимая за талию. — Отдыхай, завтра будет трудный день. — Дим… — Влад осторожно обнял его, прижимая к себе и запуская пальцы в волосы. — Если ты уйдешь из конторы, я тебя самолично пристрелю.

— Почему? — тот вскинул на него изумленный взгляд. Неожиданно. И внезапно. Он действительно не ждал от Влада такого заявления. И не понимал причин, подвигнувших Сокола на него. — Потому что ты лучший. Потому что ты нужен. Дима только покачал головой и бесконечно нежно коснулся губами его щеки. — В тебе говорит защитник. И любовник. Влад вздохнул. И вот как ему объяснить, что он на самом деле думает, если он сам ни хрена не понимает, что происходит? — Пусть так, — в конце концов сказал он. — Но не смей уходить. Это будет самой большой ошибкой в твоей жизни. Кончик пальца Димы очертил красивые, чуть припухшие от поцелуев губы. — Ты будешь со мной? — Пока смерть не разлучит нас? — хмыкнул Влад. — Это может случиться очень скоро. Это все может оказаться влиянием Зоны. И когда мы выйдем, ты точно так же сможешь возненавидеть меня.

— Ну, вообще-то главу группы и его зама действительно долго вместе могут продержать. Но если ты не захочешь — неволить не стану. Влад закрыл глаза, обозвав себя идиотом. Клиническим. И с чего он решил, что Аид имеет в виду совсем другое? — Выживем и выберемся — там посмотрим.

— Но твой вариант мне нравится куда больше, хотя боюсь, что ты вряд ли на него согласишься. Ты ведь натурал. Это я — би. Я прав? — Теперь я уже ни в чем не уверен, — Влад рассмеялся. — Хотя знаешь… Я никогда над этим не задумывался. Я… После неудачной попытки завести нормальную семью я как-то вообще забил на все это. — Ни у кого из наших, кроме высокого руководства, само собой, нет ?нормальных? семей, — тихо сказал Дима. — Семьи — это то, что нас связывает. Да, у каждого из нас есть родители, братья-сестры. Но со временем мы привыкаем прятать их. Скрывать ото всех. Потому что они для нас — угроза… как и мы для них. Я из неполной семьи. Но я взял фамилию гипотетического отца. Просто для того, чтобы прикрыть мать и брата. У меня вряд ли когда-нибудь будут жена и куча детишек.

— Я попытался, — Влад провел ладонью по спине Димы, словно успокаивая. — Но оказался… слишком пуст для нее. Я малоэмоционален. А ей хотелось мексиканских страстей. Я до ужаса скучен в обычной жизни. А ты… Жена и куча ребятишек станут клеткой для тебя. И ты об этом знаешь.

— Ну да, — невесело усмехнулся Дима. — Дорогая блядь, которой начальство просто так не разбрасывается. Двое нас таких. Я и девушка одна. ?Учились? вместе. Она тоже давно рукой махнула на личную жизнь. Работы хватает.

— Работа — это не личная жизнь. Секс — это секс, а сердце?

— Непозволительная роскошь, Влад, — Дима спрятал лицо на его груди и прикрыл глаза. — Как и ты. — Зачем я тебе? — после недолгого молчания спросил Влад и замер, чувствуя, как сейчас, именно в этот момент что-то меняется. В этом мире, между ними, в судьбе.

— Нужен, — ответил Дима односложно. Просто потому, что иначе не мог. Все слова растаяли, ушли. Можно сколько угодно нагромождать одно слово на другое, смысла это не прибавит. А вот так, просто. Нужен и все. Как же все изменилось за эти несколько дней. Влад медленно выдохнул, а потом счастливо зажмурился. Нужен… Он кому-то нужен. Ради этого стоило попасть сюда, чтобы услышать вот это вот слово. Или… он опять неправильно понял?

— Для того чтобы выполнить задание? — О, не начинай. Свою часть задания я с треском провалил. Ты выполняешь свое. А я просто балластом болтаюсь, — Дима поерзал, прижимаясь ближе. — Сейчас ты просто замечательная печка. Я страшно мерзну ночами. И я просто хочу тебя. Это тоже причина. — И все-таки ты дурак, Дима, — Влад повернулся на бок, прижимаясь к нему всем телом, обнимая ногой бедра. — Никто не делил на ?свою? и ?чужую? часть задания. Ты идешь дальше. Значит, задание продолжается. И вообще, спи, — губы прижались ко лбу. ?И посмотрим, что ты скажешь завтра?.