Часть 9 (1/1)

Нежно-розоватый приглушенный свет теплого и тихого раннего вечера лился в королевские покои сквозь приоткрытые ставни, принося с собой свежий ветерок, столь необходимый сейчас, чтобы остудить, умерить разбушевавшиеся разгоряченные мысли. Ричард лежал на постели, устремив взгляд в потолок. Да, широко открытые глаза смотрели вверх, но видели не то, на что были устремлены?— они словно пронизали время, и далекое и столь близкое, что его еще нельзя было назвать прошлым. И образы, пронесенные сквозь годы, и те, что ослепили своим волшебством днем нынешним, вставали в единый ряд, теснясь, пускались в веселый танец. Взгляд пронизал саму душу, высвобождая оттуда неудержимо расцветавшие одну за другой мечты, что немедля присоединялись к этому опьяненному счастьем хороводу прекраснейших видений, чье стремительное кружение хотелось и не было никакой возможности замедлить, оставалось только хоть на миг выхватывать взглядом то одну, то другую. Словно со стороны Ричард видел даже самого себя, лежащего тут на постели. Разметавшиеся по перинам волосы, раскинутые в стороны руки, высоко вздымаемая дыханием грудь…Как странно… Еще когда Ричард проходил мимо почтительно склоняющейся перед ним стражи, возвращаясь в свои покои, после того как, сделав над собой нечеловеческое усилие, разлучился со своим милым Робертом, покинув укромное убежище, где они встретились во третий за сегодня раз,?— он был отчаянно уверен, что предстоящей ночью не найдет себе места, будет метаться от стены к стене брошенным в клетку лесным зверем, и сон не смилостивится над ним. Они с его юным рыцарем смогли остаться вдвоем, ничто не остановило их на пути и теперь никто не потревожил, но столь долгое отсутствие короля не могло пройти незамеченным?— расстаться как можно быстрее было необходимо. И всё же лишь клятвенные взаимные обещания завтрашнего нового свидания, повторенные одному богу известно сколько раз, дали им сил разомкнуть объятья, запечатлев на губах последний в этот судьбоносный день поцелуй. Ричард был убежден, что если ему удастся хоть на миг обуздать не дававший покоя пожар в крови, то затем лишь, чтобы преклонить колени на каменном полу, обратиться с мольбой к милосердному богу, чтобы тот нарушил ради него вековой порядок вещей, заставил неумолимо-неторопливое солнце, как только край его диска коснется горизонта, пойти вспять и поскорей начать новый день, в который должна состояться следующая встреча Ричарда с его возлюбленным.Но стоило Ричарду переступить порог спальни и притворить за собой дверь, остаться наедине с самим собой, освободиться от необходимости каждым своим движением демонстрировать королевское величие всем встречаемым на пути придворным,?— как он ощутил такую неимоверную усталость, что едва нашел в себе силы, с трудом переставляя ноги, дойти до кровати. Из всей одежды он смог снять с себя, наскоро отстегнув, лишь тяжелый кожаный пояс?— так было легче дышать. Упал на постель ничком. Затем перекатился на спину?— и это стало последним движением, на которое он оказался способен. Не было сил даже убрать с лица упавшую прядь волос. Руки, ноги, всё тело были такими тяжелыми, словно налитыми свинцом, который добывали в ныне его державе еще древние римляне. И в этой усталости, какой он прежде никогда не испытывал, было свое особое наслаждение. Некое умиротворение. Как когда до умопомрачения жаждал и наконец-то смог напиться восхитительно студеной воды в волю. Казалось, что не было сил даже сонно моргать?— только дышать… и думать, вспоминать. Чувства, переживания и мысли?— сколько же у него сейчас их было! —?забирали все его силы.Что все-таки с ними произошло там, у моста?! Нечто прежде неведомое и потому ни с чем несравнимое. Но ему уже случалось ощущать в груди волнение неких неясных, сокрытых от его понимания страстей, которые тем не менее ни с того ни с сего вдруг заставляли сердце биться учащеннее. Ему случалось просыпаться от сновидений, полных неизъяснимого блаженства. Но они стремительно ускользали, стоило открыть глаза, оставляя лишь томительную негу во всем теле. И так хотелось ухватить, удержать эти образы. И страшно было даже подумать о них, ужас охватывал при мысли, что те видения останутся с ним и при свете дня. Щеки вспыхивали от удовольствия и непонятного стыда, заставлявшего изо всех сил зажмуривать глаза и прятать лицо в подушки. Что бы это ни было, отныне это больше не было сном?— теперь это принадлежало ему сбывшейся сокровенной и самой заветной мечтой!А потом… Потом он постарался как можно яснее, насколько это тогда было ему под силу, объяснить Роберту, как попасть к бывшей спальне своего отца. Это место первым пришло ему на ум. Покои принца Эдуарда стояли запертыми с момента его кончины и там всё сохранялось таким, каким было при его слишком рано погасшей жизни. В той части замка была и меньше опасность столкновения с непрошенными соглядатаями. Сам Ричард, бывало, искал там уединения и убежища, когда хотел ощутить себя как в раннем совсем детстве, когда на него всей своей тяжестью еще не давили корона и ответственность за судьбу Англии. Ключ от этих покоев, бережно хранимой драгоценностью, дорогой душе памятью, был у него всегда при себе. Только у него. Только дяде Артуру он давал его, на некоторое время, чтобы тот отправил туда служанок, немного прибраться, стереть пыль, проветрить.Ричард поспешил туда первым, и, хоть и знал, что времени прошло совсем не много, нетерпеливо выглядывал в коридоры через самую малость приотворенную дверь. Он так боялся, что Роберту кто-нибудь помешает прийти, остановит и не пустит дальше, еще и в темницу запрет! До тех пор, пока не удостоверится лично, что такой приказ короля и правда был. Роберт шел тихонечко, как котик, но Ричард всё равно расслышал его приближение уже издалека, а когда тот поравнялся с дверью, быстро втянул его за руку внутрь и тщательно запер за ними дверь.Они не могли не кинуться друг другу в объятия, новыми поцелуями торжествуя свой удавшийся побег ото всех. И… снова что-то вспыхнуло, мгновенно зажглось сухой соломой… в Роберте тоже, он уверен, просто как-то понял это… И они умерили свой пыл, грозящий вновь обернуться испепеляющим подчистую пожаром. Как-то… инстинктивно, что ли… не сговариваясь и все равно слаженно. Им в любом случае о стольком нужно было и хотелось поговорить, рассказать друг другу то, чего другой не знал. И они говорили, держась за руки, усевшись на резную скамью, что стояла под окном, в по-летнему солнечных золотистых лучах.Роберт поведал ему, как в ту волшебную лунную ночь он также, как Ричард не мог уснуть в своем королевском шатре, не смог остаться в своей комнате. Ему уже всыпали за ?священное? яблоко и запретили покидать двор до конца недели и воскресной церковной службы. Но забравшись с ногами в нишу высоко расположенного окна, обхватив колени и глядя на черное ночное небо и яркие августовские звезды, он все чувствовал, как цветет на его губах огненно-сказочным цветком поцелуй, подаренный ему эльфийским принцем. Как же ему тогда захотелось поцеловать его тоже, самому! Пусть не его, так хотя бы то место, где они были вдвоем, он не мог не увидеть, немедленно! И пусть поймают, и пусть накажут еще строже. Это не имело значения. Лишь те камни у пруда, где они сидели бок о бок. Где прекрасный юноша-эльф поцеловал его прямо в губы. И?— о чудо! —?он нашел его там, окруженного серебряным сиянием… Такого прекрасного, какими не бывают, не могут быть простые смертные люди…Эти воспоминания вновь бросили их в объятия друг друга и заставили слиться в новых упоительных и нежнейших поцелуях. Затем они всматривались в лица друг друга, пристально, любуясь. Ричард смотрел на губы своего возлюбленного, что от поцелуев раскраснелись словно спелые, налившиеся соком вишни, и понимал, что Роберт видит перед собой то же самое. Они смотрели друг на друга, словно каждый на самого себя в зеркале.А потом… Продолжая свой рассказ юный рыцарь не удержался от слез, заметив, что первым чуть не заплакал его король. Роберт кинулся ему на шею, уронив голову к нему на грудь, продолжая сбивчиво шептать, порой отрывисто всхлипывая, выплакивая возлюбленному прежде сопрятанные глубоко в душе давние, детские, но не забывшиеся горести. И Ричард обнимал его, гладил по спине. Было больно, и в то же время в душе разливалось неимоверное тепло и счастье. Впервые кто-то так искал, просил у него любви, защиты и утешения. Не как у короля?— как у любимого человека.Малыш Роберт еще не был поражен отчаянием на следующий день, как совсем тогда юный Ричард, потому что помнил обещание принца эльфов забрать его, пусть и не сразу, к себе. Но для такого дитя даже неделя?— огромный срок, целый кусок жизни. Его нетерпеливое ожидание усиливалось не по дням, а по часам, и в тот момент, когда он с холма глядел на королевский кортеж, он верил, что его принц вот-вот вернется за ним. С раннего детства, сколько себя помнил, он мечтал служить своему королю, хотя бы его увидеть. По-детски наивно рисовал в воображении, что если ему только выпадет шанс?— он бросится королю в ноги, будет молить его взять к себе на службу, пусть хотя бы пажом, мальчиком на побегушках. А там бы он отличился! Но стоя на том холме, приветствуя королевскую процессию, он уже не знал, что ему должно сделать. Бежать к кортежу? Но что если прекрасный эльфийский принц явится за ним, а его нет? Он промедлил. Процессия свернула по дороге…При этих словах Ричард не удержался за сжавшимися зубами сдавленного глухого стона и крепче прижал любимого к себе.Роберт потихоньку коснулся губами того места на его груди, где громко забилось сердце, и продолжил… Он ждал. Дни проходили за днями. Все безутешней и чаще он плакал по ночам. Но смог найти всему объяснение: для почти бессмертных эльфов время тянется иначе. Он взрослел. Но отчетливое ощущение прекрасного чуда сохранилось живым в его сердце. У него было и доказательство тому, что всё случившееся с ним было на самом деле?— изящная шапочка, подаренная ему эльфом при первой встрече. В его родных местах ни у кого, даже у священника, даже для богослужений по самым главным празднествам, не было столь искусно скроенных и расшитых прекрасных одежд. И ему это ясно доказывало, что такой головной убор не могли сотворить грубые в сравнении человеческие руки.Свои неспешно тянущиеся спокойные и однообразные, одинокие дни Роберт проводил в тренировках и боевых упражнениях. Ведь он по-прежнему мечтал о службе королю. Настоящими праздниками для него бывали те дни, когда в его поместье забредали странствующие певцы, менестрели. Священник-опекун, хоть на словах и не одобрял и часто ворчал по этому поводу, сам очень любил музыку и песни, и охотно позволял давать этим странникам временный приют, даже сам следил, чтобы им оказывался самый радушный, насколько только это дозволительно, прием. Потому и бродячие музыканты заглядывали к ним чаще, чем можно было бы надеяться, живя в таком удаленном от главных дорог поместье. Больше всего Роберт любил баллады о могущественных и справедливых королях и доблестных рыцарях. Они будоражили кровь и заставляли еще сильнее мечтать о подвигах. Но так же с восторгом он заслушивался прекрасными песнями о любви. Всегда, всякий раз, слыша эти любовные напевы, он вспоминал о своем принце эльфов. И увлеченнее всего, затаив дыхание, внимал стихам о сказочных созданиях родного тому народа, об их беззаботном нраве, об их великолепном мире, что столь близко, однако неприметно, расположен к миру людей, о том, как эти чудесные создания являются некоторым избранным ими людям, поражая их воображение своим волшебством и неземною красотой…Да, две страсти, два самых заветных желания всю жизнь теснились у него в душе: служить королю и вновь повстречать своего прекрасного эльфийского принца.—?И сознаюсь, Ваше Величество, что второе желание было сильней первого,?— добавил Роберт, напоследок, одновременно смущенно и лукаво взглядывая на Ричарда из-под спадающих на лоб коротко остриженных волос.Ричард рассмеялся тихо-радостным смехом и, быстро склонившись, чмокнул Роберта в губы.И вот, с месяц назад, нежданно-негаданно, Роберт получил приказ явиться ко двору, чтобы исполнить свой дворянский долг на службе королю Англии. Он был потрясен. Священник?— да его старый добрый, хотя и строгий и ворчливый, опекун всё еще жив-здоров, и всё так же печется не только о Роберте, но и о своем фруктовом саде?— был так горд, но тоже удивлен. Ведь это было так неожиданно и необычно.—?Смотри-ка, я оказался прав,?— с горячностью произнес Роберт, еще ближе прижимаясь к Ричарду. —?Когда пришло время, ты забрал меня, призвал к себе!—?Призвал? —?негромко и бескрайне счастливо рассмеялся юный король, умиляясь такому сравнению своего возлюбленного. Он, значит, теперь, вдобавок к тому, что эльф, еще и какой-то вострубивший архангел. Эту часть рассказа он, беспрестанно улыбаясь, слушал в пол уха, продолжая мысленно и сердцем переживать сказанное перед этим. Что с ним Роберту хотелось встретиться еще больше, чем… ну, собственно, тоже с ним.Сейчас же, лежа у себя на постели, юный король разнежено-лениво задумался об этом моменте их разговора. Как никто в том замке, который так несчастливо посетил Ричард после встречи у озера, не стал приглашать к себе бедного сироту, о котором никто даже не подумал, в то время, как важный лорд из Лондона всех про него расспрашивал; когда всё титулованное дворянство состязалось за право принимать у себя и возможность представиться новому королю, так никого никогда не волновало, окажется ли тот или иной бедный дворянин при дворе, если он кому-то не родственник, на которого можно положиться в темных делишках. Желающих получить возможность возвыситься и так всегда было более чем достаточно, а удавалось это, как правило, тем, у кого имелись богатства и кто мог указать на еще не затерявшееся в глубине веков родство с королевской семьей. Ричард в силу обстоятельств до сегодняшнего дня не верил в человеческую сущность своего маленького знакомца, потому его и не искал. Да и следить за придворными времени у него не было. Он должен был постоянно заниматься гораздо более важными государственными делами, которые шли сплошной чередой, не делая поблажек его юному возрасту. Конечно, у него хватало взрослых и опытных советников. Но Ричард уже давно ясно осознал, что ответственность за принятые решения всегда будет лежать на нем одном. Как не составляло для него никакой тайны и то, что за глаза эти советчики любую удачу будут приписывать мудрости своих советов, как и любой промах списывать на неопытность и неразумность юного правителя. Мысль промелькнула, ускользнула, оформилась в более зримую. Получается, о Роберте кто-то похлопотал, намереваясь в дальнейшем использовать, о чем ему пока не известно? Как-то слишком сложно. Ах, понятно! Это просто кто-то кому-то перебежал дорогу, и таким образом этому кому-то тоже насолили, задвинув подальше кандидатуру его избранника. Обычное дело. Или же тоже сама рука божия и божий промысел?..Даже об этом думать сейчас не хотелось, лишь о вновь чудом повстречавшемся ему возлюбленном, и юный король мысленно вернулся к тому моменту, с которого свернул в сторону, продолжив заново переживать то, что ощутить всей душой хотелось еще бессчетное количество раз. То, что рассказал Роберт следом…Как тот был счастлив этим приказом, но и взволнован. Он не мог?— и не хотел?— ослушаться, ведь это его долг, предназначение и его давнее желание. Но ведь ему предстояло покинуть родные места, уехать оттуда, где он повстречался с прекрасным юношей-эльфом. Готовясь к отъезду, он особенно подолгу сидел на тех камнях, вспоминая каждый бесценный миг их свиданий. Он утешал себя тем, что должен, благодаря службе и подвигам, стать достоин своего принца эльфов. И тем, что эльфийский принц, если захочет, сможет найти его где угодно. Но было неспокойно на душе, как от ожидания и предвкушения чего-то судьбоносного, а сердце сжалось от тоски в день отъезда. И чем дальше он удалялся от родных мест, тем больше всё его мысли заполнял образ его волшебного прекрасного друга. Оказавшись в Лондоне, он смотрел на нарядных знатных людей?— таких богато разодетых он никогда не видел прежде,?— но только сильнее понимал, что никому не сравниться с той сказочной красотой, грацией, самой прекрасной и сердечной улыбкой, какими обладает его принц.И вот настает день приема, перед ним открываются двери дворцовой залы, он видит трон, он видит юношу на троне. Это король. И что-то так сразу, остро отзывается в сердце. Волнение от встречи с королем? Ему просто показалось, мельком, что он видит другой образ, только потому, что этот образ никогда не покидает его мыслей? Вот он совсем уже рядом, он поднимает глаза… Он видит своего эльфийского принца в золотой короне Англии. Король Ричард. Он слышит голос, который он не мог забыть. Как бы тот с возрастом не изменился, он узнал бы этот голос из тысячи.Если бы не годы тренировок и не затверженность правил, как держать себя… Только это и спасает его. А потом… Это взгляд глаза в глаза, эта близость, когда их разделяют только лезвия мечей. Он словно чувствует от своего принца эльфийскую магию. Этот взгляд Ричарда, его улыбка помогают ему держаться. Его слова наполняют всю до краев душу божественной радостью… Вышел из залы он уже как пьяный. Он плохо помнит, как оказался у моста, что миновал ранним утром, наверное, обещая успокоение, его потянула к себе вода, напомнив о том заветном месте у пруда. Когда он вновь видит Ричарда рядом с собой?— и не в тяжелых длинных одеждах для приемов, а почти как тогда, в лесу…—?Боялся, что не ровен час в обморок свалюсь, или сердце из груди выпрыгнет,?— бесхитростно завершил Роберт свой рассказ. Помолчав мгновение, прибавил:?— Подумать только, ты и оказался моим королем… А в нашу первую встречу я себе столько дерзостей позволил!—?Мои поздравления, сегодня ты успел позволить себе дерзостей еще больше,?— нежно усмехнулся Ричард, проводя ладонью по его гладким льняным волосам.Роберт поднял на него глаза, в которых не было удивления. Он и сам всё понимал. Подняться с колен, не дожидаясь позволения, самовольно осмелиться коснуться руки короля, обратиться к нему на ?ты?… Такая дерзость могла стоить головы. Но в тот миг для него было нечто гораздо более важное, чем его жизнь. Которая бы стала ему не нужна, если бы его ?принц эльфов? о нем забыл или сделал вид, что не узнает. Ему было не обязательно говорить этого вслух, за него все сказал его взгляд, но Роберт сказал, и они заплакали оба, не удержав слез… счастья…Лежа на постели, Ричард бесконечно счастливо улыбнулся и блаженно смежил отяжелевшие веки. До чего же хорошо! Всё у них хорошо. Его Роберт пришел к нему, взял, как тогда, не чинясь, за руку, и повел за собой на те белые, нагретые солнцем камни у самой водной глади, где они сидят снова вдвоем, теперь повзрослевшие, прижимаясь друг к другу и продолжая держаться за руки. То и дело целуясь, не в силах сдержать радости и обожания. Они дождутся здесь же серебряного лунного света и больше не расстанутся под утро…Что это? Уже не воспоминание. Мечта? Кажется, он начал засыпать, того не заметив, и это сон. Вот и хорошо, пусть снится, прекрасный сон.Вокруг них охапки цветов и душистых летних трав. Роберт сплетает и возлагает ему на голову пышный венок из разнообразных ярких цветов и нежных зеленых листьев. Роберт говорит, что это корона, подобающая эльфийскому принцу, что это его подарок взамен той шапочки. Аккуратно поправив венок, чтобы лучше сидел, Роберт гладит рассыпавшиеся по плечам волосы Ричарда, любовно пропуская их золотистые пряди между пальцами. В руках же Ричарда оказывается сапфировая лента из васильков, как те, что он видел на пшеничных полях во время той летней поездки по своей английской земле, и нескольких таких же ярко синих колокольчиков. Такой венок лучше всего подойдет светлым до белизны волосам его любимого, и его голубым, точно летнее небо, глазам. Но Ричард говорит, что это он должен дарить королевские уборы, такова уж традиция этой лесной поляны…Откуда это? Разве Роберт когда-нибудь говорил, что умеет плести венки? Он вот не умеет. Ах, да, это же он сам и придумал, воображая, как тот, опознавательным знаком, вплетет ночью веточки и цветения в гриву его коня. У него самого та еще конская грива. И Ричард тихо засмеялся сам над собою в полуяви-полусне. Все сбылось… Совершенно не так и при этом так именно в том, о чем и мечталось… Ему отстраненно вспомнились любовные баллады менестрелей, забредавших на гостеприимный огонек небогатого поместья. Он так же слышал их не мало, он тоже не равнодушен к красивым песням о прекрасной любви. Жаль, что они чаще всего оказываются печальными. Когда любит только один. Нет, это не про них. Он знает и чувствует, что Роберт любит его столь же сильно, как и он любит его. Еще в этих песнях о двоих в целом свете, частенько появляется кто-то третий, злобный и коварный, и все губит… Или в балладах влюбленных разлучают жестокие обстоятельства. Тоже не про них… Уже не про них! И он?— король. В его власти справиться с любыми обстоятельствами.А еще у них там целые пригоршни спелой вишни, что они нарвали в саду старого священника, прежде чем отправиться к лесному озеру на камни… Вишня? А это-то откуда? Были же яблоки. Ах, да, точно! Губы любимого красные словно сладкая вишня.Они угощают вишней друг друга. И от ее спелого сока губы алеют еще ярче. Как тут можно удержаться! Новые поцелуи. Долгие, глубокие. Они уже очень отличаются от тех поцелуев, что были здесь прежде. А сейчас даже они лишь начало чего-то еще большего, нетерпеливое ожидание, словно вступление и запев, и вот-вот польется сама песня… Ее отголосок до сир пор во всем разнеженном теле, эхом пережитого в укрытии ото всех под мостом… Хорошо, что с моста их не было видно, разве что издалека могло, а много ли так разглядишь… Нет, прочь такие мысли, им здесь нет места. Это место?— только их с Робертом. Их ладони ложатся на лица друг друга, пальцы ласкают раскрасневшуюся кожу щек, нежно скользят вниз по шее, груди… Еще немного и он узнает, увидит ответ на свой главный вопрос…Раздался стук в дверь. Неохотно и с трудом высвобождаясь из дурманяще-теплых объятий сновидения, Ричард машинально повернул на него голову. Тот, кто стучал, не стал дожидаться позволения войти, и юный король понял, кто это, еще до того, как его увидел. Единственным таким человеком, подле которого он и засыпал не раз, был его опекун, лорд Артур Дартфорд.