take my jaket, it is cold outside. (Мор. Ноткин, Хан) (1/1)
Небо над Степью низкое, тяжёлое, обремененное дождем. Над железкой тучи висят совсем близко к земле. Ветер гонит хмарь в сторону города, обтекая Скорлупу со всех сторон.
Ноткин слушает дребезжание стекол и думает, что нужно было возвращаться на склады еще полчаса назад, когда начало выкручивать коленный сустав. Чувствовал же, что гроза идет.Уходить-то может и надо было, чтоб до дождя успеть, только вот Ноткину не хотелось.Он оборачивается, глядя на Каспара. Тот сидит прямо на полу и возится с лампой-каруселью, которая в очередной раз сломалась и перестала проецировать картинки, которые так завораживают мелюзгу.
По мысли Ноткина – плюнуть бы на это все. Раз сломали, то пускай сами и разбираются, или сделку какую предлагают, а то Каспар, считай, за бесплатно битый час ломает голову и свои непозволительно тонкие аристократические пальцы (коснуться их, похожих на мрамор, хочется чертовски сильно).
Но это его мысли, Хан же думает иначе. В свои пятнадцать – уже как взрослый человек, на чьи плечи ляжет ответственность за город и людей, живущих в нем. Потому и возится с игрушкой, учится слышать просьбы и помогать по уму.
Сказать по правде, Ноткину от этого не по себе. Он чувствует пропасть, растущую между ними, и больше всего на свете желает хотя бы соединить противоположные края друг с другом. Но из них двоих Хан – творец и архитектор, только он сможет построить связующий мост. Да вот захочет ли? Все же у них с Ноткиным разные дороги и правда у каждого своя.Каспар выпрямляется и быстрым движением руки приглаживает волосы, растрепавшиеся во время работы. Он щелкает выключателем, запуская хороводы по стенам. Знаки, рисунки и кусочки слов плывут по облупившейся краске и дереву, затмеваемые только гротескной угольно-черной тенью Хана, протянувшейся от пола до самого потолка.– Готово, – бормочет Каспар и выключает механизм. Он поднимается на ноги и убирает лампу на ящик, поближе к стене, чтоб не свалилась ненароком.– Долго же ты, – тянет Ноткин и спрыгивает с подоконника, на котором сидел. – Но, думаю, теперь точно не сломается.Хан коротко улыбается, молча благодаря за похвалу в словах двоедушника.– Так зачем было ждать, раз долго? Шел бы, если дела есть.– Да какие уже тут дела, – Ноткин указывает на окно у себя за спиной. – Ливанёт сейчас. В такую погоду только под крышей сидеть.Каспар подходит ближе к окну и смотрит сквозь стекло на тучи, успевшие подобраться совсем близко к городу. Из щелей в раме сквозит, и он зябко поводит плечом, что Ноткин замечает сразу же.– Тогда надо идти. Отец ждет. Я и так уже задержался, не хотелось бы еще и дождь пережидать.Их желания снова диаметрально противоположны, потому что Ноткин был бы совсем не прочь переждать грозу в компании Хана. Но уговаривать того бесполезно, особенно когда речь идет о каких-то семейных делах. Поэтому двоедушник только вздыхает, молча снимает с себя куртку и нахлобучивает ее на острые каспаровы плечи.– Куртку мою возьми. На улице холодно. Заболеешь еще.– А сам-то как? – спрашивает Хан, запахивая полы куртки плотнее.– Я здесь пережду. Торопиться мне некуда.
Ноткин взбирается обратно на подоконник и прислоняется лбом к стеклу. Он слышит удаляющиеся шаги Каспара, скрип дверных петель, после чего Скорлупа погружается в тишину. Без каких бы то ни было звуков это место кажется невероятно тоскливым. Ноткин шумно выдыхает и сползает ниже по подоконнику, решая скоротать время самым действенным способом – при помощи сна –, но звук открываемой двери ненадолго отвлекает его. Он без особого интереса оборачивается в сторону выхода и с удивлением глядит на возвращающегося Каспара.– Думаю, до дождя я уже не успею, – поясняет тот, пожимая плечами.Он взбирается на подоконник, занимая противоположный конец, и укрывает им обоим ноги курткой. Ноткин делает вид, что чешет кончик носа, и прячет за пальцами свою счастливую улыбку.На которую Хан конечно же отвечает.