Часть 1 (1/1)
Историческая справка: Античные авторы передают литературно оформленную легенду о Кориолане. В 493 г. до н. э. Гней Марций (Кай Марций у Шекспира), знатный юноша, прославился во время защиты Рима, когда римляне призвали его как своего защитника против армии вольсков во главе с их вождем Туллом Авфидием, а также взятием города Кориолы, который находился во власти вольсков, за что ему было присвоено имя ?Кориолан?. В следующем году в Риме начался голод. Когда из Сицилии прибыло зерно, Марций предложил продавать его по низким ценам, если плебеи откажутся от трибунской защиты. Трибуны вызвали его в суд. По Ливию (II, 35, 6), Марций на суд не явился, а отправился добровольно в изгнание к вольскам и начал искать повод к войне с Римом. По Дионисию (VII, 63, 1—4), Марций присутствовал на суде, успешно выступил в свою защиту, но был все-таки осужден, так как вскрылся факт присвоения им военной добычи. Поводом к войне послужило выдворение вольсков из Рима во время проведения Великих игр. Покинув Рим, они собрались у Ферентинского источника. Марций возглавил их и вместе с Авфидием довел победоносное войско до Рима. Только посольство женщин во главе с женой и матерью Кориолана тронуло его сердце, и он отвел вольсков от Рима, за что был убит ими как предатель. – материал из Википедии и прочих статей о Кае Марции. Ливий, ссылаясь на Фабия Пиктора, передаёт, что Кориолан дожил до глубокой старости.Сто подлецов и двести трусов мой тревожат покой,Но быть врагом, однако, надо уметь!Мне рассмеяться или плакать – я еще не решил;Без сожаленья не проходит ни дня.Я извиваюсь, словно змей, в оковах собственных сил:Ведь не родился тот, кто сломит меня!Устав скучать у края ямы и держаться в седле,Я озверел от неумелых атак;Я по следам бегу упрямо, припадая к земле –Ищу тебя, о мой единственный враг!Канцлер Ги - Единственный враг Авфидий Да, Марций, ты изменник. Кориолан Марций? Я? Авфидий А кто же ты, Кай Марций? Ты плакса и мальчишка! Горожане Разорвать его на части! - Чего там ждать! - Он убил моего сына! - Мою дочь! - Моего брата Марка! - Моего отца! Кориолан О, как я хотел бы, Чтоб семь таких Авфидиев, как он, И весь их род пришли отведать этой Безгрешной стали! Авфидий Негодяй! Наглец! Заговорщики Убить его, убить! Убить!Туллу казалось, что он видит толпу вокруг себя сквозь какую-то дымку, ослепляющую его, мешающую дышать. Дымка войны, ему, прославленному полководцу вольсков, она знакома, как старая, верная подруга, которая сейчас так сильно предавала его.Месть. Месть! То, чего жаждали они оба. Один тогда, другой сейчас. Секунды, остаются считанные секунды до конца. Он может отомстить. Прямо сейчас. За себя. За них обоих. За то преданное и оскверненное, что все равно не могло существовать...- Мой господин? - еле слышный вопрос за его спиной повис в воздухе, не находя ответа. Авфидий почувствовал легкое, незаметное постороннему глазу касание. Он силился ответить, но из горла вырывался лишь хрип, язык отказался повиноваться хозяину.Чужая незнакомая женщина подходит ближе... Еще ближе... Слезы на ее щеках, мягко изогнутые губы приоткрываются, шепча беззвучные мольбы... В потемневших глазах отблески миллионов тончайших эмоций, там тоже идет война. Война повсюду. Вокруг них, внутри тоже война. Алые искусанные губы касаются сухих и обветренных... Зрачки расширяются, затопляя собой радужку... Жена. Мать. Сын. Жена...- Вождь? - в тихом шепоте позади слышалось явственное напряжение.Тулл не смел поднять глаз от пыльной сенатской площади. Мужчина чувствовал дрожь, охватывающую его, голос сердца заглушал глас разума, вокруг его обволакивало жужжение разошедшейся толпы, доносились голоса сенаторов. Внезапное воспоминание мелькнуло в сознании яркой вспышкой.Кориолан Мать, сын, жена - я больше их не знаю. Мои дела другим отныне служат. А теперь, Менений. Уйди, не тратя слов. - Авфидий, в Риме Он мною был любим, однако видишь...Авфидий Да, неизменен ты во всем.- Действуйте, - Авфидий отдал короткое распоряжение, ощутив, что снова владеет собой. "Проклятый лжец", - подумал он про себя, наблюдая, как стоящие позади него заговорщики бросились вперед, вытаскивая кинжалы. Последний взгляд пронзительных глаз Кая Марция Кориолана ожег его невидимой плетью, сотканной из ненависти, неверия и... покорности. Через секунды все было кончено. Толпа расступилась. В мертвой тишине он смотрел на распростертое в окровавленной пыли тело. Что ж, роль следует доиграть до конца. В два шага преодолев расстояние, разделявшее их, он с чувством мрачного, черного удовлетворения наступил ногой на безвольную застывшую грудь…Третий сенатор Не попирай его ногой! - Молчать! Вложить мечи в ножны!Первый сенатор Унесите тело. Оплачем Марция. Еще ни разу Глашатаи не провожали к урне Столь благородный труп. Второй сенатор Он был строптив, А этим и с Авфидия отчасти Снимается вина. Быть может, лучше, Что все сложилось так. Авфидий Мой гнев прошел. Я скорбью потрясен. - Пусть труп его Три лучшие вождя со мной поднимут. - Греми сильней, печальный барабан! Склонитесь до земли, стальные копья! Хоть он и отнял в наших Кориолах Мужей и сыновей у многих женщин, Чьи щеки до сих пор от слез влажны, Почтить мы память славную должны. - Берите труп!Сделав знак своим людям, которые, повинуясь, тотчас подняли бездыханное тело, Тулл, не оглядываясь, зашагал прочь с площади. Люди расступались перед ним, в испуге опуская глаза и отшатываясь. Как прав был все же Марций, утверждая, что плебеи готовы превозносить ненавистного им вчера и бросить камень сегодня во вчера ими еще любимого. Воспоминание о Кориолане побудило мужчину ускорить шаг. Он должен был успеть взять бумаги, подтверждающие заключение мира, чтобы представить их благородным сенаторам. У дверей своего дома он обернулся к слугам, молча следовавшим позади. Мельком бросив взгляд на окровавленное тело Кориолана, он коротко кивнул, глазами указывая старшему на повозку, после чего скрылся внутри. Привалившись к стене ниши, незаметный чужому глазу, он смотрел, как повозка, запряженная его лучшими лошадьми, выезжает со двора, прибавляя ходу. Ноги храброго полководца дрожали, мертвенный холод закрадывался под ребра, перед глазами стояло белое, без единой кровинки знакомое лицо римлянина. Не позволяя более ни секунды слабости, он принудил себя двигаться. Путь в сенат был единственным, который мог позволить ему до заката не сорваться в пучину безумия.