Часть первая (1/1)

Хоть школа Хогвартс и была старым замком, стены которого помнили множество событий и тайн, побывав в нем в разгар дня, мало кто решился бы применить к величественному зданию термин «таинственный» или «мистический». Слишком уж бурно кипела в коридорах жизнь, слишком несмолкаемо звенели и гремели под каменными сводами десятки подростковых голосов, слишком – даже во время, предназначенное официально для кропотливых вдумчивых занятий, разгоряченная атмосфера, должно быть, самой молодости, бурлила, словно закипевшее в котле зелье, которое, как ни прижимай крышкой, от этого только упорнее норовит выплеснуться наружу. Однако где-то через час-полтора после отбоя – обычно этого хватало даже самым неугомонным – все стихало, замирало, являя совсем другое лицо волшебной школы. Ночью становилась куда заметнее прохлада и гулкость просторных коридоров и наполнившихся мраком залов. Если в дневное время безлюдные помещения оставались разве что в самых укромных глубинах подземелий (вернее, им предполагалось оставаться, поскольку подростки, словно какое-то газообразное вещество, норовили занять абсолютно все пространство, в которое пропускала бы хоть щелочка, а после ухода мастера Салазара вообще утратили всякий страх), то ночью в опустевших помещениях любой человек начинал чувствовать себя очень-очень маленьким и уязвимым. Даже самые отчаянные сорвиголовы из подопечных Гриффиндора не рисковали шастать ночами поодиночке, предпочитая сбиваться в стайки по четверо-пятеро безобразников, естественно, не способные вести себя достаточно тихо, чтобы через какие-то полчаса их не ловили за уши. Но всегда оставались люди, ничего не имевшие против уединения. Как и те, для кого окружающая реальность имела лишь весьма сомнительное и спорное значение. Сэр Грегори Гонт сидел в одном из кресел опустевшего читального зала огромной библиотеки, рассеянным взглядом непроизвольно следя за переливами бликов холодного огня в магическом светильнике, и столь же непроизвольно перебирал в пальцах звенья цепочки медальона с изящно змеящейся S – своеобразной гербовой печатью факультета Слизерин. Молодой мужчина настолько глубоко погрузился в собственные мысли, что постепенно эта цепочка невообразимой путаницей оплела кисти его рук, впившись в кожу и едва не погнувшись, а то и разорвавшись при очередном неосторожном движении. Только это слегка вернуло Грегори в реальность – пожалуй, как раз вовремя. Шагов он не слышал. Вовсе. А легкий шелест платья вполне мог бы быть и игрой воображения, которое уже столько раз шутило с Грегори свои шуточки – но, кажется, все-таки не сегодня. Меньше минуты прошло, прежде чем, материализовавшись из жемчужного сумрака между стеллажей, женская фигура, неслышно ступающая по каменному полу, проплыла мимо, одной тоненькой рукой в свободном рукаве удерживая еще один магический светильник, поменьше, а другой – прижимая к груди несколько увесистых томиков – не замечая, или сделав вид, будто не замечает барона. Хелена Равенкло никогда не была особенно общительным человеком, а уж в последние годы, после того, как была выдана замуж и навсегда покинула Хогвартс Саласия Слизерин, вообще мало кто мог похвастаться не то, что честью хоть иногда разговаривать с добровольной затворницей одной из башенок замка, но и вообще видеть ее. Возможно, не для одного только Грегори это стало невосполнимой потерей. Девушка закрепила светильник на специальном украшающем стену канделябре, сложила стопки книг на один из библиотечных столов и неторопливо принялась перебирать их. Смесь лунного и магического мерцания, рассеченная зыбкими тенями от наброшенной на светлые волосы вуали, делало лицо с безупречными чертами похожим на лик какой-нибудь мраморной статуи. Когда-то уже довольно давно Грегори решил для себя, что обе Равенкло – старшая и младшая – похожи на Афину Палладу, великую ведьму далеких-далеких времен, одну из тех, кого магглы запомнили и, как это ни забавно, причислили к божественному пантеону. Он, наверное, счел бы леди Равенкло ее потомками, если бы не общеизвестный факт – мужчин провозглашенная богиня сторонилась. Ослепительно красивые старые девы – это, пожалуй, в любую из эпох само по себе – редкость из редкостей. Трудно было судить о жившей давным-давно Афине по картинкам и статуям, в которых неизвестно еще, сколько было правды, но Хелена, пожалуй, была не просто красива или прекрасна. Она была божественна. И Грегори не удивился бы, узнав, что еще спустя несколько эпох магглы будут чествовать, как богиню, уже ее. Хотя и не те времена теперь наступили, чтобы маги могли на всеобщее обозрение творить свои чудеса. К тому же, нет шансов кому-то вообще узнать о сколь угодно восхитительной женщине, если она заживо хоронит себя в башне, общаясь теперь только с матерью и лишь изредка по ночам, как сегодня, изображая невесомую тень, спускается в библиотеку, наверное, так же хорошо уже выученную наизусть, как сам Грегори в детстве наизусть знал весьма скудный запас книг в родительском замке – хоть сопоставлять подобные объемы было почти абсурдом. - Доброй ночи, леди, – намеренно приглушенный голос все равно прозвучал под сводами библиотеки чем-то резким и совершенно неуместным, даже сам мужчина почувствовал это. Девушка слегка вздрогнула, судорожно сжав пальцы на богато украшенной обложке одного из фолиантов. - Что-то вы поздно, господин барон, – сумев совладать с волнением, преувеличенно ровно заметила Хелена, почти не поворачивая головы. - У учителя всегда больше домашних заданий, чем у учеников… На едва заметный шутливый тон девушка никак не отреагировала. Может быть, и не вспомнила непроизвольно те времена, когда, сама еще будучи ученицей, норовила не то из вредности, не то просто в своей обычной манере, понаписать в своих работах таких вещей и затронуть такие аспекты, что молодому преподавателю приходилось действительно просиживать потом в библиотеке, освежая в памяти, а то и впервые открывая их для себя. По правде говоря, Хелена была почти невыносимой ученицей! Не только из-за повадок всезнайки и бестактной способности указывать учителям на их собственные ошибки, но и в силу полной неприспособленности к какой-либо практике. Весь класс списывал у Равенкло-младшей домашние задания, формулы, расчеты и рецепты, девочка без запинки могла в любой момент процитировать абзац или выдержку из любого трактата… вот только при первой же попытке просто нарезать какие-то компоненты для зелья лучшая ученица едва не отхряпнула себе палец! Знавшая по книгам сотни названий и характеристик разнообразных трав, визуально порой ухитрялась перепутать сушеную мандрагору с корнем хрена обыкновенного. Словно бы ее возвышенная, почти неземная натура противилась абсолютно всему практически полезному! А учитывая привычку быть лучшей, девочка еще и не желала довольствоваться «более-менее проходным результатом», стремясь во всем достичь совершенства и порядком добавляя преподавателям хлопот, преимущественно, разумеется, зелейнику. Хельге Хаффлпафф тоже приходилось не так легко, но эта женщина, во-первых, обладала поистине безграничным терпением, во-вторых, все же пользовалась у Хелены тем уважением, которого Грегори удостоен не был. Девочка отлично знала историю и культуру, математику и астрономию, несколько языков, право и даже некоторые аспекты государственного управления, зато самыми смутными представлениями ограничивалась о рукоделии, целительстве, ведении домашнего хозяйства и пренебрегала мелкой бытовой магией. Лорд Салазар еще тогда ехидно поддразнивал Грегори, заявляя, что худшей что в достоинствах, что в недостатках жены себе, пожалуй, нельзя и представить! Так, словно нашелся бы среди мужчин варвар, потребовавший бы от этого неземного ангелоподобного создания таких будничных вещей! Хотя, именно таким варваром был собственный отец девушки, не сумевший ни оценить, ни удержать Равенкло-старшую – сокровище, по явному недоразумению оказавшееся в руках такого, как он! Неудивительно, что у тогда совсем еще маленькой дочери сформировалось столь нелестное мнение о мужчинах вообще. И все попытки объяснить, что может быть, что бывает иначе – разбивались об стену непонимания.Несмотря на странности девушки, с лихвой искупаемые ее красотой и необычностью, свататься к Хелене начали довольно рано, стоило тринадцатилетней девушке влиться в студенческий поток. Для отца ее – к искренней радости девушки – словно бы и вовсе не существовало, а леди Ровена, совершенно уверенная в разумности дочери, предоставила той редкий в семьях их круга шанс самой сделать выбор. Который Хелена, безусловно, и сделала – решительно отказывая всем, без разбора. Сам Грегори сватался к ней трижды. Казалось очевидным, что он с самого начала был наилучшей из кандидатур – причем именно в том, что было важно для них. Можно не сомневаться, что когда-нибудь Хелена унаследует за матерью главенство над факультетом Равенкло, так же, как он перенял теперь руководство у мастера Салазара. Разве замужество с кем-нибудь со стороны приемлемо для девушки, чья судьба неразрывно связана с Хогвартсом? Кроме того, Грегори был достаточно близок им по духу, по словам Распределительной Шляпы, он вполне мог бы преуспеть и обучаясь на их факультете, обладая всеми подходящими талантами, которые так ценила леди Ровена в студентах. Он, пожалуй, был один из немногих, способных с пониманием относиться к их незаурядности. Не бросил бы, как герой сказки, в огонь лебединое платье! Кажется, леди Ровена вполне с этим соглашалась, но отказываться от своего слова не хотела, оставив решение за дочерью. И до обидного легко догадаться, что это было за решение! Когда-то, кажется, уже очень давно Грегори с ужасом и невольным гневом представлял себе, что будет, если кто-нибудь из многочисленных поклонников все же сумеет добиться благосклонности Хелены. Как вообще можно было рисковать, доверяя сколь угодно умненькой, но такой юной и знающей мир только через его отражение в книгах девочке столь ответственное право, как можно было так легкомысленно относиться к ее будущему? Но достаточно быстро понял, что как раз об этом беспокоиться стоило бы в последнюю очередь. Ничто не заставило бы Хелену вверить свою судьбу кому попало. Ничто ее не заставило бы вверить свою судьбу вообще кому-то. - В общем-то, как раз об этом я и хотел с Вами поговорить, леди Хелена. - О домашних заданиях? – с вежливым непониманием переспросила девушка. - И о них тоже, – отчасти непроизвольным жестом барон снова принялся теребить, накручивая на палец, цепочку медальона. Хелена наконец-то повернулась и посмотрела на него по-настоящему, с обманчивой кротостью ожидая продолжения. Этот взгляд был вполне знаком по годам ее ученичества. – кажется, с титулом главы факультета на меня свалилось больше административных обязанностей, чем я мог ожидать. Конечно, мастер Салазар заранее вводил меня в курс дела, но… похоже, что на наш факультет приходится наибольшая часть организационных вопросов. - Я всегда думала, что ученикам Слизерина нравится… управлять всем и всеми. - Не стану отрицать. Но учеников с каждым годом все больше, пока что я сам не подыскал заместителя и вынужден совмещать обязанности, боюсь, от этого страдает качество моего преподавания. По казавшемуся в начале разговора скульптурным лицу девушки пробежала гримаска. О качестве преподавания Грегори Хелена была изначально не лучшего мнения. В выпускном классе она не побоялась даже допекать Салазара, требуя, чтобы ее наставником в алхимии стал сам Слизерин, вообще-то считавший, что женской сестрии в искусстве зельеварения (по крайней мере, выходящего за рамки афродизиаков) делать по определению нечего. - Мне показалось, Вы ничем последнее время не заняты… - Говорите лучше прямо, господин барон. Последнее время смысла от моего присутствия в Хогвартсе, как от лишнего колеса в карете! - Может быть, Вы согласились бы помогать мне иногда с учениками. - Помогать? – хрустальная маска окончательно треснула, на лице девушки мелькнула растерянность. – Матушка не одобрила мое предложение присоединиться к учительскому составу, лорд Грегори. Она считает, что я слишком молода, чтобы ученики могли воспринимать меня всерьез, кроме того… Вы преподаете зелья, а я так и не сумела добиться сколь бы то ни было значимых результатов. Какая от меня вообще может быть польза? - Не стоит скромничать, леди. Вы не меньше меня знаете о зельях и ингредиентах… И… ну, Вам не нужно будет самой их готовить. Я скорее попросил бы помочь в теоретической части, составлении учебных планов, наилучших пособий… совершенно не остается времени работать с литературой. Кроме того, еще эти новые студенты леди Хельги… хотя нет, об этом не стоит! – отведя взгляд, резко оборвал сам себя барон. – Ничего… - Какие могут быть трудности со студентами тети Хельги? – искренне поразилась Равенкло-младшая. Как правило, на этот факультет шли наименее проблемные и наиболее покладистые студенты. - Я не хотел бы оскорбить Вас, возможно, то, что я назвал проблемой… В этом году больше половины новеньких у Хаффлпафф – девушки. А я, как бы это сказать, понятия не имею, как рассчитывать воздействие лунарных циклов у женщин на природную магию, и чертовски боюсь создать из-за этого глупую ситуацию. Понимаю, что против всяких приличий обращаться к Вам с подобными просьбами – благородной девушке вообще не пристало иметь какие-то дела с человеком, даже не являющимся родственником… Брови Хелены едва заметно дрогнули – от подавленного в последний момент желания упрямо нахмуриться. Ну конечно, заявлять в ее присутствии, что девице чего-то не пристало, не дано или не положено – без пяти минут брошенный вызов. - Но к кому, кроме Вас, я могу обратиться, когда дело требует подобной эрудированности? То есть, конечно, Вас и Вашей матушки, но у нее, как мы оба понимаем, и на своем факультете довольно забот. Огромной честью было бы работать с Вами, но… ох, право же, сам не знаю, как мне все это в голову взбрело! Простите, леди, думаю, нам стоит забыть этот разговор. Постарайтесь простить мою дерзость. Доброй ночи, леди. Отвесив самую чуточку неловкий поклон, Грегори резко обернулся и успел сделать пару шагов, направляясь к выходу из библиотеки… - Господин барон, пожалуйста, постойте. По губам молодого мужчины змейкой пробежала улыбка. Только на мгновение, потому что, обернувшись, он демонстрировал исключительно почтительное внимание. Хелена слегка поежилась, теребя край наброшенной на волосы тонкой вуали. - Я… я подумаю, лорд Грегори.